Мой брат Саша приехал из Конотопа, и ты впервые посетила Графский парк. Ира и Славик тоже пошли. Возле озера в парке мы со Славиком взорвали косяк, но мой брат таким не баловался.
Возвращались мы через узкую калитку возле здания МузПеда. В ней была приварена поперечина, на высоте 30 см от земли, коляской не проехать. Томным после косяка голосом, я попросил Славика помочь с переправой, но едва лишь он протянул руки ухватиться за борт коляски, мой брат резко вызверился на него: «Пшёл отсюда!»
Славик послушно стушевался, и тебя перенесли мы с Сашей. Я был горд, что у меня такой брат, а у тебя заботливый дядя — не уступил племянницу Славику…
Второй твой выезд туда же состоялся по приезду из Киева твоего другого дяди, брата Иры. Игорь приехал с женой, и она его постоянно шпыняла, а он примирительным тоном пытался сглаживать острые углы. Мне тогда подумалось, что у неё, наверно, ПМС, но в дальнейшем выяснилось, что ПМС этот у неё пожизненно.
Во время прогулки, она раз за разом распахивала свой зонт, и тут же начинало накрапывать. На десятый раз Ира тоже разобралась про причину и следствие, и попросила больше зонт не открывать.
Жена Игоря обрадовалась, что её, наконец, заметили, и оставила зонт в покое, так что, на обратном пути, верх коляски приспустили...
~ ~ ~
«Князь» служило прозвищем, среди домашних, Ивана Алексеевича, и это погоняло его тешило. Естественная реакция, из крестьянского сына — в князи. Ну и вид у него тоже соответствовал титулу, особенно с настежь открытой газетой в руках — весь такой сытно вальяжный, в белой майке и синих штанах от спортивки. В общем, баловали его этим прозвищем, и было за что, ведь он — доставала.
В эпоху дефицитов, дефицит мог приключиться не только на свадебные костюмы, но и на любой другой вид продуктов, а тесть мой их доставал… Однажды привёз даже целый мешок гречки. На кухне, у батареи центрального отопления, под подоконником поставил.
В левом от окна углу — газовая плита, в правом — титан для нагрева воды, так что мешок гречки по центру непревзойдённо доводил композицию до совершенства. К тому же, есть ведь чем гордиться, люди, вон, специально в Москву ездят за таким продуктом, а тут вдруг на кухне, в провинциальном Нежине — целый мешок гречки!
(...это типа объекта гордости, вроде как охотничий трофей — пара бивней, там, или меч от рыбы отпиленный, или эти ещё… ветвистые такие… в общем, их тоже на стену вешают...)
Ладно, доставала, ну погордись неделю, пусть две, вокруг этого грё… то есть… гречки мешка, а то ж уже настолько затянулось, что даже тёща бурчать начинает, чтобы получить заслуженный ответ: «А? Ну да...», и опять в газету зарылся.
Но тут, как по заказу, в куче газет, рядом с ящиком телевизора, меня какой-то заголовок зацепил. Саму статью я не читал, но, полагаю, на тему Археологии. Главное заголовок броский такой, даже туалет Общаги вспомнился.
Я прихватил газету и сложил определённым образом, чтобы один только заголовок виднелся. Отнёс вечером на кухню и нежно так — голубоватым жестом — разместил его поверх мешка с гречкой. Потом вернулся к двери, потушил свет и ушёл спать, оставив в темноте мешок под заголовком:
Гробница Князя
То есть, как зять, я — классический «оте падло», но утром, когда пробудился, мешка на кухне уже не застал...
~ ~ ~
За день до отъезда на строительные площадки города-спутника, я съездил в Конотоп, чтобы повидать Леночку, которая отдыхала на Сейму в пионерском лагере. Когда она подтвердила, что я ей папа, отрядная воспитательница позволила нам покинуть территорию лагеря.
В Сосновом лесу Леночка подобрала серое перо неизвестной птицы, я сунул его ей в волосы, а дальше оно там само держалось.
(...Индейцы не дураки — такие перья делают человека частью свободного дикого мира, возникает контакт, причастность, и негласное взаимопонимание...)
Когда мы возвращались в лагерную цивилизацию, порыв ветра подбежал сзади, тихонько встрепенул перо из её волос и уронил его на слой порыжелой хвои, что устилал тропу с прошлого года. Она даже и не заметила.
вверх-скок