Мой брат Саша работал в ПМС, мотался в бригаде ремонтников менять шпалы под рельсами различных участков местного отделения железной дороги, вбивать-трамбовать под них гальку-гравий ручным вибратором модели «штопка». Среди рабочих бригады он единственный имел среднетехническое образование с железнодорожным уклоном.
Наша сестра Наташа, в ожидании пока подвернётся работа, водила мою дочь Леночку в садик и обратно…
. .. .
Меня же, по ходатайству отца, отдел кадров РемБазы оформил, временно, в строительный цех. До конца лета. Трое работников со статусом постоянных, временно усиленные мною, ломали какие-то стены и возводили другие, не покидая пределов территории РемБазы.
Самая изнурительная часть в трудовом процессе — периоды затяжного ожидания, покуда подвезут раствор.
Заработок составлял фиг и нифига, но и работа — где посижу где полежу. Во всяком случае, работодателей совершенно удовлетворял мой качественный труд.
От безделья, я снова оброс бородой, и рабочие РемБазы окрестили меня «Фиделем Кастро». Моему отцу это нравилось, скорее всего оттого, что они с Фиделем одногодки.
Когда в процессе ожидания раствора кончалось курево, я ходил к нему стрельнуть папиросу-другую. Он слесарил в цеху с культурным режимом, где вредная привычка дисциплинированно удовлетворялась в специально отведённых местах, летом — в дворовой беседке...
В цеху отца уважали за золотые руки и готовность показать, как что делается…
Если видишь человека, который упорно мучает сам себя, чтобы испортить работу, можно втихаря прихмыкнуть и — пойти дальше по своим делам. Мой отец не таков, он не терпит безграмотности. Постоит в сторонке, болезненно дёргая щекой, подойдёт, возьмёт инструмент из рук дилетанта — покажет.
— Ну, что ж тут такого заумного?
Поэтому его уважали и не обижались на его бурчание: «Всё-то у вас си́кось-нáкось! Чему вас только учат?»
Большая часть рабочих РемБазы пришли в неё из близлежащего села Поповка, они в «бурсах» не обучались. Ну, а сама Поповка настолько плотно интегрировалась с РемБазой, что в селе встретишь изгороди из вертолётных лопастей, списанных конечно. Однако лопасть, примотанная проволокой, смотрится безобразно, другое дело на креплении, как дядя Коля подсказал...
~ ~ ~
В необлицованной кирпичом полхате, на Декабристов 13, проживала тётя Зина, одинокая пенсионерка. Свои полуседые волосы она заплетала в тугие девичьи косички и подвязывала их в виде крендельков, пониже затылка. На крыльце её, под жестью свеса над входом, бо́льшую часть года висела жёлто-высохшая коса — круглый венок из сплетённых луковиц.
В жизнь двора хаты тётя Зина не вмешивалась, и улыбалась всем подряд. Каждую весну, по указке отца, мы с братом вскапывали её часть огорода. Когда-то тётя Зина очень дружила с Ольгой, и затаила на меня обиду за наш развод, но она продолжала улыбаться даже мне…
. .. .
В нашей, облицованной кирпичом, полхате из трёх комнат с кухней и верандой, не считая летней комнаты под одной крышей с сараем, жизненного пространства хватало на всех. Из обитателей перечисленных помещений, одна лишь пятилетняя Леночка воздерживалась от курения. Остальные смолили «Беломор-Канал» за 22 коп., кроме Наташи, предпочитавшей «Столичные» с рыжим фильтром, по 40 коп. за пачку.
Чтобы чем-то заполнить время, пока найдётся работа, она подсчитала, что общий расход семьи на табачные изделия составляет 25-30 руб. в месяц…
. .. .
Лето закончилось и, за день до моего первого выезда на четвёртый курс Английского отделения, мать спросила, что это я никак не привезу мою Иру из Нежина — познакомиться.
Про Иру она знала от Наташи и из последующих расспросов меня. И ей даже случилось видеть Иру — на общем снимке борзнянской свадьбы.
В фотоателье райцентра, гостей и родственников молодых выстроили поверх лавок, образуя три уровня за спиной у счастливых жениха с невестой, которым досталась пара раздельных стульев.
Мать попросила меня указать ей — кто в этой толпе Ира? На что я ответил: «Сама найди».
На фото, я стоял в правом верхнем углу, в окружении трёх девушек, а Ира в диагонально нижнем. Палец матери коснулся лица на снимке: «Она?»
Я чувствовал, что ей почему-то ужасно не хочется, чтобы это оказалась она, но я не мог солгать матери: «Как ты угадала?»
— Не знаю.
Поэтому в сентябре, последовавшем за безмятежным летом 1977-го, состоялось знакомство твоей матери и Конотопской бабки…
~ ~ ~
Конечно же, я привозил Иру в Конотоп и до этого, представил ей светскую жизнь высших кругов местного общества. Мы посетили Лунатик, где в честь её визита проводились показательные гладиаторские бои на паркете. Мне даже пришлось заслонить Иру, на всякий, около сцены.
Потом Лялька повёл нас к своему кенту-казначею, в сокровищнице которого, изготовленной из натурального человечьего черепа, хранилась высококачественная дурь «инвалидка», названная так в честь достохвального производителя, он же поставщик.
Лялькин кент жил на четвёртом этаже вместе со своей кошкой, которую бессистемно хватал, чтобы швырнуть обо что попадя. Не все держатели животных воспитывают своих подопечных необоснованной лаской.
Казначей поведал, что иногда посреди ночи он просыпается от нежного прикосновения её клыков к своему кадыку. Правда, кожу на горле она не портила, а слегка так придерживала, в виде мягкого напоминания, кто правит балом ночью, на их совместной жилплощади.
Когда мы уже выходили, Ира заметила пропажу своих перчаток. Кент клялся, что вообще их не видал. Сгорая от стыда, я начал строить предположения, будто перчатки забыты в Лунатике. Однако Лялька не пустил ситуацию краями, и настоял на продолжении поисков, пока те не нашлись, наконец-то, позади рамы с зеркалом, стоявшей на полу в углу прихожей. Некоторые кошки вороватее сорок…
В подъезде свет, естественно, отсутствовал, и я шагал первым, нащупывая ногами ступеньки в темноте, и даже не держался за перила. Один к одному — бравый оловянный солдатик или одноглазый поводырь шараги слепцов из фильма «Уленшпигель», потому что рука Иры лежала на моём плече, а Лялька держался за её. Так мы и спускались в кромешной тьме…
. .. .
В тот раз мы ночевали у Чепы, который уже стал примаком и жил в довольно-таки крупной хате, а в гараже стояли две «Явы» — одна его, вторая подрастающего брата жены.
Иру и меня сопроводили в отдельную спальню и, выходя, Чепа с женой многозначительно повесили махровое полотенце на спинку кровати…
Когда мы легли, а из Спидолы зазвучало вступление моей любимой Since I'm loving you от Лед Зепа, я понял, что ничего лучше не могло бы быть ни в каком Лас-Вегасе…
. .. .
В другой приезд, мы посетили даже Декабристов 13 — в дневное, конечно, время, когда никого. После шампанского и косяка, мы так расшалились, что тётя Зина, на своей половине хаты, запаниковала, выбежала во двор и принялась тарабанить в дверь веранды.
Вероятно, отголоски наших утех дошли через стену к ней на кухню, навеяв ассоциации с кровавым душегубством в стиле послевоенно-бандитского периода в истории города, поскольку невозможно вообразить, что невинная старушка имела какое-то понятие про хардкор и такое прочее...
Так что Ира уже знакомилась с моими братом и сестрой, на танцах в Лунатике, и знала Леночку, в одностороннем порядке, из снимков на фотосессии вокруг голубятни Рабентуса. Затем я их наклеил на обои над своей койкой в Общаге...
~ ~ ~
Помимо Иры, ехавшей в Конотоп для знакомства с моими родителями, я прихватил ещё Славика.
Он и моя сестра смерили друг друга насторожёнными взглядами, но обнюхиваться воздержались. И это правильно, потому что Славика я привёз в иных целях — чтоб он на стрёме постоял.
. .. .
(...«самая страшная сила — сила привычки», или что-то в этом роде, сказал какой-то из 58-ми томов «Собрания сочинений» В. И. Ленина и, цитируя белогвардейского полковника из кинофильма Чапаев: «В этом Большевицкий вождь прав»...)
Взять, к примеру, меня. Имею солидную плантацию конопли, которой хватит до следующего сезона, даже при наличии этой пары хвостопадов — Славика и Двойки. С другой стороны, во мне укоренилась привычка грабить чужие латифундии.
Кто возьмёт верх — холодный расчёт или давняя привычка? Делайте ставки, господа!
(...порою трудно спорить с тезисами марксизма-ленинизма...)
Но что же ещё, помимо привычки, разносит вдрызг логичные расчёты? Что нас вдаль ведёт? Толкает к новому, неизведанному?
Это, конечно же —
Надежда: а вдруг повезёт?
Вера: но есть же, где-то должно быть!
И, разумеется, — Любовь.
Неугасимая любовь к познанию и переменам...
вверх-скок
(...первым произведением на Украинском языке (в прозе) стала "Конотопская Ведьма" Квитки-Основьяненко, 1833 года издания.
Кого хочешь, спроси: «Почему?», и тебе любой скажет: «Не знаю»...)