На полевом стане делегацию пригласили подняться в зелёный вагончик с длинным столом, пообедать. Обед из разряда тех, что невозможно назвать хавкой, это уже — харч взвеселяющий сердце.
Повар в своей белой, с камуфляжными пятнами жира, курточке, плеснул полчерпака сметаны в громадную эмалевую миску и залил борщом, но не до краёв, а чтобы осталось место мослу с мясом, венчающе-торчащему из обжигающей глади красного моря. Съев всё, за исключением кости, я переполнился до краёв.
На второе, он подал золотисто обжаренные шарики молодой картошки, под тонкой вуалью укропа, и покрыл их густым соусом с кусочками мяса. Вкусно до беспредела, но некуда, и мне пришлось осилить второе уже просто из принципа.
Для компота категорически не оставалось места, но, постепенно, я вцедил и его.
С благодарностью за хлеб-соль, я осторожно встал и, с крайней осмотрительностью, спустился по ступеням приставного крыльца. Достигнув поверхности планеты, я расстегнул пряжку ремня и, походкой полураздвинутого циркуля, направился в сад на краю поля. Там, сдержанно и чинно, я опустил себя на охапку сухого сена под Яблоней, в надежде, что вдруг не лопну, а отлежусь. Может быть.
А таки, попустило! К моменту, когда в сад пришла блондинка, ко мне уже вернулась способность перемещать себя в пространстве, если не спеша.
Она села под ту же Яблоню, опёрлась спиною о ствол и улыбнулась мне своей милой, ожидающей улыбкой. Меня поразило настолько точное стечение обстоятельств — она и я под Яблоней, вокруг сад и только Змий чуть-чуть запаздывал.
И тогда, с тёплой нежностью и умилением, я начал думать об Ире и гордиться до чего я ей верный. Сдержался вот, не впал в наезженную колею, не клюнул на благоприятность момента — сено, райский сад, блондинка...
На следующее утро, главный инженер, я и рулетка делали разметку под стены в паре смотровых ям строящихся боксов. Чомбе придумал, чем нас занять…
~ ~ ~
За два дня до окончания ССО срока, Саша Чалов заявился под вечер, без особой причины, так просто — позагорать под солнцем из бокала. Чуть призвякнув обширным портфелем, он выдал свою традиционную речёвку:
" Одна звенеть не будет,
А две звенят не так,
Когда такие люди
В стране Советской есть!"
С оглядкой на правила стихосложения, стишок не влезал ни в какие ворота, но чувствовалось в нём жизнеутверждающе-оптимистическое воодушевление.
Кочегары-«химики» оказали содействие в экспертной оценке портфолио, вышло по бутылке на рыло. Когда повестка дня симпозиума исчерпалась, Саша ушёл, так как уже стемнело, а ему ещё в Прилуки добираться.
Помидор с Юрой тоже порулили было в кочегарку, но по дороге постучали в дверь комнаты девушек. Та оказалась запертой. Они постучали настойчивее, а затем, по волне воспоминаний подросткового прошлого и про самих себя, юных хулиганов, они расшалились вокруг высокомерно запертой преграды. Зажигали бумажки, совали их в щель под дверью.
Девушки стойко оборонялись водой из чайника. Звуковой фон безобразию обеспечивал валявшийся на своей койке я. Во мне зачем-то вспенилась злость на весь женский род, как вроде из-за них это — всё мне так нудно и наперекосяк, и не понять чё мне ващще нада. Вот потому я там валялся, и подстрекательски орал в потолок:
— Ату их!
Если бы дверь была открыта с самого начала, «химики» зашли бы, потрандели и вышли, но теперь в них играл охотничий азарт. Оно и ежу понятно, что под висячим над ними Дамокловым мечом обратной отправки на Зону, они никак не собирались усугублять ситуацию, им просто развлекуха подвернулась.
Однако девушки, в осаждённой комнате, не поднимались до всех этих логических выкладок, их не забавляли зэки с горящими бумажками, и вопли гугнявого придурка в зале спальни: «Суки поганые! Пидараски!»
Лишь когда один из ФизМатовцев подошёл ко мне и сказал, что так нельзя, я покричал кочегарам, что хватит уже, и Помидор с Юрой тут же умотали. У «химиков» с логикой полный порядок.
На следующее утро, я постучал в дверь комнаты девушек. Она была открыта. Я зашёл и попросил прощения за минувший вечер. «Боишься вылететь из института?»— спросила та, которая шатенка.
Вряд ли бы она поверила, что мне просто стыдно. Ещё меньше сумел бы я ей объяснить, что и сам уже толком не врубаюсь — боюсь или хочу, чтоб меня выгнали.
(...подводить итоги негигиенично, слишком часто тянет плюнуть себе в морду. Но правда остаётся правдой, лишь когда её не педикюрят, и вся эта мерзость — тоже я...)
~ ~ ~
На гроши́ ССО заработка, я решил купить куклу Леночке. Конечно, сам бы и не догадался, но Всесоюзная радиостанция «Маяк», не менее трёх раз в сутки, крутила самый популярный хит сезона:
"Папа, подари,
Папа, подари,
Папа, подари,
Мне куклу!"
И на протяжении дня, если не там, то где-нибудь ещё, она тебя точно догоняла, или же сама собой вдруг начинала в мозгу вертеться, даже без всякого радио рядом, покуда вдруг — цок! — эй, так это ж идея!
Вот я и поехал в Универмаг за куклой, но их там не оказалось…
И нечего винить во всём эпоху дефицитов. Эпоха не при чём, если хорошая мысль, кое-какому тормозу, доходит слишком поздно... Поэтому мне не оставалось другого выбора, кроме как купить собаку. Самого крупного размера, ну и цена соответственная.
Зверюга был не меньше метра ростом, в штанах и рубашке. Та же, практически, кукла — только голова собачья...
~ ~ ~
Леночка росла здоровым ребёнком, она ходила в детсад-комбинат «Солнышко», недалеко от конечной трамвая, в Яблоневом саду между Первомайской и улицей Сосновской. Весь сентябрь я водил её в «Солнышко» и обратно, потому что, кто работал в студенческом строительном отряде получал освобождение от шефской помощи колхозам.
Бороду я сбрил, но волосы оставил. Один раз мы с братом пошли на танцы вместе. К тому времени Саша Баша уже сменил "Шпицов" на танцплощадке Лунатика.
А мой брат уже отбыл срок службы на космодроме Байконур, и за это ему пришлось дать подписку о невыезде из страны в дальнейшие 20 лет. Даже на курорты социалистической Болгарии никак нельзя. Вдруг если там, на Золотых Песках, будет загорать агент из ЦРУ, а брат возьмёт и проболтается, что на Байконуре, помимо космонавтов, еженедельно ведут пуски всякой баллистической херни, неразличимо для спутников-шпионов, которые над нами уже в три слоя витают по орбите...
Плюс к патлам, я в Лунатик подъодел свои тёмные очки, Мона-Лиза. Хоть вечером тёмные очки и ни к чему, Мона-Лиза, своей тонкой золотистой оправой, конала за попсóвый символ модного чувака, как и потёртые джинсы.
Такие джинсы идут по 120-150 р., выше среднемесячной зарплаты рабочего, неслабый навар. Доставка джинсов в Конотоп — забота смуглокожих Алжирцев, которые учатся в Строительном техникуме на Проспекте Мира. Эти Алжирцы до того наивные. «Он моя сказаль пойдём говориль. Я пойдём он моя удариль. Зачему?» Но при всей наивности, цену на джинсы они не спускают.
А моя джиннота всего за 30 руб., на столько же и смотрятся. Какая-то Бразильская хрень, не трётся вовсе, не то, что Лялькины "Levi's". Поэтому, хотя вечером через тёмные стёкла плохо видно, на танцах они себя оправдывают, прикрывая нищету в джинсах...
На танцплощадку мы с братом подошли после перерыва, когда толпа уже в полном наплыве. Саша пошёл высматривать свою девушку, а я тормознул у сцены и там торчал, слушал Марика, он у Баши соло-гитарист, классные брейки выдаёт.
Потом какой-то салабон подваливает и вылупился на меня. Ну ещё бы: патлы хипповские, Мона-Лиза — видуха столичная, в общем. Полюбовался он и — свалил в толкучку.
Я стою себе дальше, а минуты через две — добрый вечер вашей хате! — тот же резак выныривает уже с кентом. Подходят и, синхронно так, назад откачнулись, да и — гугух! — летят в меня два кулака за раз. Плечом отгородился, но общая масса двойного удара меня смела, и я скопытился в типа как вроде параллельное пространство.
Без балды, совсем иное измерение, как на морском дне. Звук танцев моментально отключился, и я качусь, точнее, верчусь по бетонному полу. Со всех сторон немого пространства, ко мне ноги ломятся — приложиться. Причём не цельные, а как бы обрезки, от ступни до колена, не выше. Так и просвистывают, отсюда-оттуда, только беззвучно, но мажут. Промах за промахом.
Я взвился аж на скамейку под круговой оградой, спиной к трубам. Тут и звук вернулся, девушки визжат, Баша микрофону проповедует: «Дорогие друзья, соблюдайте...» А вокруг скамейки несколько хлопцев ко мне лицом обёрнуты, а один, здоровый такой жлоб, кричит: «Ты кто? Ты кто? Очки сними!»
Мону-Лизу скидываю, и кто-то сбоку крикнул: «Из Орфеев!» Хлопцы явно с Посёлка, только никого не знаю.
В общем, сдёрнули меня со скамьи в свой тесный круг и вывели с танцплощадки, а сами назад подались, где уже общая разборка полным ходом. В тот раз новое поколение Деповской хотели застолбить Лунатик, как свою территорию.
На выходе из парка я брата встретил, у него бровь разбита. Пришлось идти на вокзал и кровь замывать, под краном в мужском туалете.