В фойе Нового Корпуса шёл институтский Новогодний вечер. Мы с Ирой танцевали там, и какая-то преподавалка с БиоФака вдруг принялась с восторгом убеждать нас, до чего отлично мы подходим друг другу. Приятно конечно, когда подобный комплимент исходит от специалиста по особям, размножению и такому прочему. Однако вскоре у меня лопнул замок на джинсах, а длины свитера не хватало, чтоб прикрыть прореху настолько ниже пояса.
Я попробовал пристегнуть свитерную полу к раззявленной ширинке булавкой, которую мне Славик одолжил. Он друг не только верный, но ещё и запасливый. Но это не сняло проблему. Туго оттянутым к булавке, свитер смотрелся уже как девочко́вое трико, для балетной студии. А сверх того добавилась тревога, что в любой момент булавка может расстегнуться и уколоть не в одно так в другое что-нибудь.
Иного выбора не оставалось, как только пойти в Общагу и переодеть штаны. Обычно, я запасной одежды в комнате не держал — в чём из Конотопа приеду, в том и уеду, дома переоденусь. Но это был особый случай, и я привёз парадные джинсы для танцев, но у них что-то там пошло не так. Вот и пришлось менять обратно на повседневку, в ходе вечера.
. .. .
Вернувшись в танцевальное фойе, я нашёл Иру занятой. Она оживлённо беседовала с каким-то чуваком. Мне он сразу не понравился. И даже после её пояснени насчёт давнего знакомства, неприязнь, уже успевшая во мне возникнуть, не улегалась.
По-видимому, я не смог скрыть свой отрицательный негативизм, и тот перерос во взаимность. Противостояние не вылилось в активное рукоприкладство, однако голоса обоих транспозицировались на угрожающий тембр в своих диапазонах.
В какой-то момент, я отвлёкся от навязчивого мудозвона, перевёл взгляд на Иру и поразился до полного изумления. Она цвела счастьем! Никогда прежде не видел я столько радости в её глазах…
. .. .
По пути домой после вечера, Ира негодовала на мою дикую реакцию по поводу её общения с давним знакомым. Вяло обороняясь, я слушал обличения вполуха, занятый укладкой в голове своего нового открытия.
~ ~ ~
Новый год Ира встречала в Общаге… До её прихода я накрыл романтический стол на двоих. Бутылка красного вина рядом с незажжённой, пока что, свечой и уже вскрытой баночкой «шпроты в масле». Да, дороговато, однако «кильки в томатном соусе» не потянут придать застолью настолько праздничную ауру.
Времени оставалось ещё достаточно, и меня вдруг посетила мысль устроить ей сюрприз, а вернее — Новогодний подарок…
. .. .
С момента возникновения во мне интереса к теме взаимоотношения полов, основные авторитеты по затронутой тематике, упорно склоняли меня ко мнению, что чем дольше, тем лучше. В смысле — продолжительность акта есть показатель его качества. Стремясь к повышению качества, род людской изобрёл немало способов. Самый простой — хряпнуть стакан-другой, я имею в виду стандартный гранёный стакан в 250 мл. Но на этом пути требуется правильная закусь. Проспер Меримэ, например, рекомендует суп из петушиных гребней. Однако в комнате-пенале у меня даже сала не водилось.
Стеснённость обстоятельств подталкивала идти другим путём, изыскивать не столь прямолинейные подходы. Мой персональный опыт в голых фактах жизни подсказывал, что из двух ходок вторая всегда дольше. Это верняковый лайфхак. Всё подводило к варианту: предварить акт актом.
Вполне кстати по коридору бегала Пляма, туда-сюда, такая вся в хлопотах встретить Новый год. Угадала время выгулки.
Подоплёку моего внезапного к ней интереса, я обсуждать не стал, ни даже уточнять, что от неё всего лишь требуется техническое содействие. Не то чтобы её задела такая откровенность. Эта профура навидалась больше, чем в самых распро-ХХХ снах увидишь. Прежде чем перевелась в Нежинский Государственный Педагогический Институт из Киевского универа, где ей грозило отчисление за разнузданное блядство в студенческой среде, плюс активное совращение неустойчивой части преподавателей.
Возможно, имелись и какие-то ещё причины, она упоминала вскользь, что её муж под джинсы вообще ничего не одевает. Ну не знаю, для меня, неискушённого хлопца с Посёлка, подобные экстраваганцы ващще непостижимы...
Техническое содействие проводилось в нейтральной, разумеется, комнате, и орогенитально. Деловито предупредив не мять ей грудь, из-за отсутствия там эрогенных зон, она расстегнула на мне джинсы, выпустила хуй из тесноты на волю, и — погнала.
Атаке он противопоставил бравую эрекцию, и стойко не сдавал позиций на протяжении всей процедуры. К сожалению…
Время шло, она явно исчерпала запас своих шаблонов и приёмов для данного вида деятельности, а я никак не мог кончить. Ситуация зачреватилась монотонностью. Даже созерцание её буйных кудрей цвета воронова крыла, в сочетании с очками, которые она так и не сняла, не приближало искомый результат. А тут ещё начали всплывать ненужные аналогии и непрошенные воспоминания о неосвещённой парковской аллее в Ставрополе…
Мне пришлось трубить отбой и ретироваться, хотя это достаточно сложный манёвр, с бойцом в упрямой стойке «смирно!» в твоей штанине.
(Когда уд застыл во фрунт, навытяжку аки ефрейтор гвардии. Для вящей вразумительности гренадёрам новобранцам.)
. .. .
А ведь до чего элегантный план! Какая беззаветная готовность к самопожертвованию. Вот что отличает истинного рыцаря, если внимательно вдуматься… Уговорить себя на минет Пляме, на которой уже стёрлись нах… гмм… начисто… все эти ё… (нет, тут опять «э»…) эрогенные зоны.
Пойти на всё, лишь бы сделать подарок возлюбленной! Уж если и это не пример преданной любви и нежной заботы, тогда я и не знаю, что ещё может быть...
Тем не менее я не стал рассказывать Ире, через что мне пришлось пройти, чтоб ей стало хорошо. Потому что у меня нет привычки афишировать свои положительные качества и благородные поступки…
. .. .
Позднее в ту Новогоднюю ночь, когда Ира и я снова сели за стол, завёрнутыми в простыни, как Римляне в их тоги, Пляма проходила мимо двери, распахнутой в коридор. Там, с кипучей радостью, те, кто встречал Новый год в Общаге, орали поздравления друг другу.
Пляма воспитанно постучала в дверной косяк, была приглашена за стол, угощена вином и получила благосклонное дозволение расспрашивать Иру о её обстоятельствах жизни.
При свете мерцающей свечи, Ира погнала ей дуру, что она замужем, но муж — геолог, и редко бывает дома. Пляма, которая совсем недавно перевелась из Киева в Нежин, верила всему, а мы смеялись до изнеможения...
. .. .
Заносчиво наивные Римляне, в широких простынных тогах, мы потешались над легковерием Плямы, не зная, что любая шутка это — правда, которой просто нужно время, чтобы сбыться…
~ ~ ~
Закончилась зимняя сессия, и мы с Ирой поехали в Борзну, на свадьбу её однокурсницы Веры, выходившей за солидного жениха в чине майора. В отличие от свадьбы моей однокурсницы, в той же Борзне двумя годами ранее, событие отмечалось не на хате, а в кафе-столовой, на главной площади райцентра. Гуляли два дня кряду.
Ночь после первого, мы с Ирой провели в небольшой хате, среди заметённых снегами огородов окраины. Хозяйке хаты, дальней родственнице Веры, нас представили как мужа и жену. Та, как уж оприходовала свою норму свадебного пира, ушла ночевать к ещё какой-то родственнице, потому что её хата состояла из одной комнаты с побелённой печью, столом, стулом и кроватью.
. .. .
Кровать стояла под широким подоконником, расчерченным чёрной тенью переплёта, в небе за которым висела полная луна и подглядывала, отблескивая в промытых стенках порожней трёхлитровой банки на том же, исполосованном контрастной тенью подоконнике.
Мне нравилось тут всё — и земляной пол из крепкой прометённой глины, и кровать, с досками вместо сетки, и набитый охапками сена матрас…
Вряд ли хозяйка поверила, что мы муж и жена, потому что, в ходе застолья, я пару раз уловил её взгляд, поощрительно усмешливый, из-за стола, где та сидела среди прочих пожилых баб в парадных чёрных телогрейках-«плюшках» и многослойных платках в клетку, расхристанных по плечам…
Свою одежду мы сбросили на стул и взошли на супружеское ложе, каким оно было и сто, и двести лет тому, в этих же хатах, затерянных между таких же вот сугробов.
Неохотно, уплыла луна из окошка — выше в небо, откуда ей уже не получалось следить за игрищами пары молодожёнов, прессующих сено в попеременных концах кровати, вросшей в земляной пол древней хаты...
~ ~ ~
В конце второго дня пиршества, Ира меня приревновала к местной красотке, посланцем от которой явился брат Веры, всё тот же Моцарт. Я толком не врубился, что именно, сквозь свадебный галдёж, кричал он мне на ухо.
Покинув зал вслед за Моцартом, я оказался в заднем дворе столовой, где красивая, в общем-то, красотка закатывала театрально-патетическую истерику на утоптанном снегу. Типа как рвалась из рук пары подружек, в таких же лёгких нарядных платьях.
Группа молодых зрителей, что тоже вышли просвежиться, толпились тут же, выкрикивая советы подружкам и увещевания актрисе.
Без малейшего участия в этой любительской постановке, я развернулся уходить, и — напоролся на непрощающий взгляд Иры.
. .. .
За столом мне пришлось долго убеждать её, что не имею никакого отношения к выбрыкам поддатой красотyли. Меня поддерживала Валентина, женщина замечательного телосложения, по ту сторону Иры. За нею сидел мелковатый, на фоне её мощных форм, Армянин.
Его Армянская принадлежность выяснилась, когда в уже сгущавшихся сумерках он повёз нас прокатиться… На улице в сторону Московской трассы, пышнотелая Валентина сказала ему притормозить и вышла из «Жигулей» — накричать на своего, допоздна заигравшегося сына, пятиклассника Толика.
Мальчик отвечал матери на чистейшем Украинском, и это резко выламывало —(не меньше чем снег окружающей зимы)— своим разительным контрастом с Негритянским лицом мальчика.
Впоследствии Ира мне объясняла, что Валентина родила Толика после того, как поработала в кафе-столовой в Киеве или, может, устроилась в столовую, после того, как родила, с ними всегда какая-нибудь путаница, я имею в виду, со столовыми, которые к тому же и кафе.
Текущий спутник жизни Валентины, Армянин, не вмешивался в процесс воспитания. Мы выехали на трассу, и через пару километров остановились на заснеженной обочине. Водитель включил кассетный магнитофон в приборной доске и достал бутылку шампанского с укутанным фольгою горлом.
(....красота Армянской музыки доходит не с бухты-барахты, к ней нужно обвыкнуться. В ту пору для меня она оставалась за семью печатями, но я терпел — кто катает, того и музыка...)
Патрульная машина остановилась на дороге, и два мента в шинелях и, несмотря на зиму, фуражках подступили к «Жигулю». Армянин вышел провести переговоры, а заодно объяснить, что тут у нас всё путём.
Тем временем, Валентина начала возмущаться, что меня с Ирой определили на постой в такую развалюху, и заявила о своём намерении донести это возмущение до родителей невесты, которым она тоже родственница.
В результате на вторую ночь нас приютила большая обустроенная хата в зажиточной части Борзны.
вверх-скок
(....момент истинного счастья в жизни женщины есть тот, в котором пара самцов готовы скрестить свои рога в схватке за неё, за призовую самку.
Так-то вот. Ты тут жилы рвёшь, как грёбаный Пигмалион в трудах по обращению статуи в живую плоть. Наяриваешь, как взопрелый папа Карло, до потери пульса и дыхания, а в итоге — что?
О, долбоёб! Ты пашешь на чужого дядю, он явится потом, на всё готовенькое, пошлый заурядный стрекулист! Это честно?! Где же она, эта ё… тьфу, ты… может — «э»?… да, точно — «э»!... элементарная справедливость где, а?..)