самое-пресамое
финальное произведение

Домохозяйка любила цитировать покойного мужа и через день устраивала попойки со своими подругами-ветеранками, правда не на кухне, из-за квартиранта, а за закрытыми шторами дверного проёма в её комнату…

А я сидел в своей, чуть слышно шелестел страницами и ни во что не вмешивался — красиво жить не запретишь.

С Декабристами 13 я полностью не порывал — пришлось попросить отца, чтобы сделал мне в РемБазе стойку и трубочку с креплениями, по моему чертежу, а моя мать пошила из дешёвого материала стенки, и получился ситцевый гардероб, как когда-то в прихожей на Объекте. Но с той поры передовые технологии шагнули далеко вперёд, и сверху я накрыл его от пыли лёгким куском толстого пенопласта, которым утепляют вагоны на заводе КПВРЗ.

. .. .

Явочной моя квартира не стала, как видно, конспираторов спугнул слишком убогий интерьер. Они так и не появились. Пришлось трезвей смотреть на вещи, и своё жильё я начал считать кельей монаха-затворника. Мне тут нравилось, особенно черно-белый ствол могучей Берёзы, что целиком заполнял вид из окна. Иногда, отложив перевод, я просто сидел, опираясь взглядом на чёрные метины коры.

Моя мать, в сопровождении отца, приходила посмотреть, как я обустроился. Посреди проходной кухни, мои домохозяйки (бывшая и нынешняя) обменялись непримиримыми взглядами и кивками, не нарушая своё официальное молчание.

Затем мои родители постояли, с тихими вздохами, под голой лампочкой, свисавшей с потолка на зачернённых пылью проводах. На их вопросы я отвечал вежливо и односложно, и вскоре они ушли, потому что единственный стул комнаты не мотивировал задержаться дольше.

. .. .

Посреди сентября и рабочей недели, Ира приехала из Нежина. Она нашла нашу стройку На-Семи-Ветрах, я переоделся в вагончике, и мы ушли в город. Мне всегда нравился этот её романтически широкий плащ до ниже колен.

Мы сходили в гости к Ляльке. Его жена Валентина с облегчением обрадовалась, что у нас всё хорошо. Пару раз между мной и Ирой случались размолвки, после которых она приезжала из Нежина, попросить Валентину, чтобы та съездила за мной на Посёлок, а это не ближний свет.

И в результате мы с Ирой мирились на диване с жёстким ковром, в гостиной Валентины и Ляльки…

~ ~ ~

Фактически их даже нельзя назвать размолвками. Просто иногда Ира была не в настроении, и хотела выкричаться. Например, почему я такой некрасивый? Она разглядела это, когда мы сходили на комедию свежевоскрешённого Шестого объединения киностудии Мосфильм, с голубоватым юморком. Или же: да никому они не нужны, эти твои переводы!

Однако настоящих ссор между нами просто не получалось. Несмотря на косноязычие, мне как-то удавалось её убедить, что это не наша роль, зачем нам чужие слова повторять? Глупо так выходит, сам я себя понимаю вроде, а высказать не могу.

Всего один только раз я повёл себя совершенно неправильно. Когда привёз получку из СМП-615, и положил на стол, возле древнего трюмо. Ира спросила, сколько там, а потом начала кричать, разве это деньги? Ей таких денег не надо!

Тогда я схватил ту тощую стопку бумажек, но не стал мелочить, порвал ровно надвое и выбросил через форточку…

Пока Ира выскакивала во двор, я просто места себе не находил, проклинал свою глупую несдержанность.

. .. .

В следующий мой приезд, Ира, с какой-то стыдливостью, поделилась, что в банке принимают даже склеенные купюры.

Меня в тот раз конкретно удивило качество бумаги для печатанья денег. Допустим, нарезать из газеты такое же количество прямоугольников — и то труднее было бы порвать, чем ту получку. Буквально сама собой — раз! И — надвое…

. .. .

Потом мы зашли ещё в новый Дом Культуры завода КПВРЗ, рядом с базаром. Говорят, расходы на строительство влетели в копеечку из шести миллионов руб. Директор Лунатика ДК, Бомштейн, перешёл в ново-КПВРЗовский на ту же должность. Так что на втором этаже теперь есть бар и танцзал со столиками...

Ко мне мы пришли в момент расходняка оргии вдовых вековух. Посреди кухни, я представил взаимно Иру и Прасковью.

Домовладелица внимательно её осмотрела и, как мне показалось, широкий плащ её тоже цапанул. Она вдруг даже поцеловала Иру, а следом и меня заодно, с разгону. Потом ушла спать за свои шторы.

Ира состроила гримаску непонимания, но противится не отважилась. Ну а мне оно вообще как-то одинаково. Однажды мы с Ирой ехали электричкой, и какой-то голубой, сидевший напротив, начал клинья ко мне подбивать. Ира так разъярилась! Даже начала с ним пререкаться, но это же смешно, потому что я к ним равнодушный. Безразличен на постоянке. Ну да, папа Саши Чалова меня в щёку целовал однажды, теперь вот Прасковья на поддаче. Какая разница?

. .. .

Однако за всю свою сознательную жизнь мне не случалось ощутить более ласкающего, вожделеюще-нежного и вместе с тем столь жадно льнущего, упорно облегающего влагалища, чем в ту ночь. Даже с Ирой такое у меня случилось в первый и последний раз.

Но что стало источником такой неописанно несказанной плотской утехи — суровый интерьер затворнической кельи или двоякий поцелуй-благословение поддатой Прасковьи Хвост?

~ ~ ~

Посреди осени меня отрядили на жел. дор. станцию Ворожба, на строительство трёхэтажного Дома Связи. Стены и крышу воздвигли до меня. Мне оставалось только класть перегородки, но не гипсовые, а из кирпича. В ходе командировки я получил ещё одно доказательство, что организм человека намного умнее его самого…

. .. .

Сообщение между этажами предусматривалось по маршам в двух лестничных клетках, в торцах здания. Однако до моего приезда, из двух успели завершить только одну.

Недавно прибыв на объект и незнакомый с текущей ситуацией, я поднимался по лестничной клетке в правом крыле, когда заметил отсутствие наборных ступеней между вторым и третьим этажами. Пространство до следующей лестничной площадки перекрывалось лишь парой наклонных швеллеров для предстоящего ступене-монтажа.

Мне чёт лень было топать вдоль всей длины здания (до полностью готовых маршей в левом крыле), я предпочёл завершить подъём по швеллеру, наклонно устремлённому вверх вдоль глухой стены клетки. Он дотягивался до промежуточной площадки, на полэтажа выше. Ширина полки в 10 см мне показалась достаточной для исполнения ленивого намерения.

Заняв исходное положение лицом к стене, я произвёл пару осторожных шагов вверх, правым плечом вперёд, свисая пятками ботинок за пределы стальной опоры.

И тут, с полной очевидностью, явилось осознание ошибочности совершённого действия. Непринятая предварительно в расчёт близость стены к швеллеру опасно отклонила мой центр тяжести от невидимой, но реально существующей вертикали между ним (центром тяжести моим) и опорой под ногами. Стена, своей материальной косностью, выпихивала его (центр) слишком далеко в пустоту за моей спиной. Малейший крен в том же направлении перейдёт в неуправляемое падение сквозь 10 метров заполненного лишь воздухом пространства. А дальше — жёсткое приземление на битый кирпич и небрежно торчащие куски арматуры, в неосвещённой глубине подвала.

Задуманное восхождение утратило всякую привлекательность.

Однако продвинувшись по швеллеру, я уже не мог повторить те же два шага, но уже вспять. Глаз на затылке у меня нет, лицо же повёрнуто по направлению начатого движения. Малейшая попытка развернуть его в обратную сторону сопряжена с прогибом от стены и утратой равновесия, вследствие чрезмерного смещения уже неоднократно помянутого центра тяжести.

Я притиснулся к тверди красно-кирпичной стены, словно к самому дорогому для меня созданию, и стал свидетелем незабываемого зрелища! Кисти рук моих обернулись крохотными осьминожками. Двигались они асинхронно. Каждый палец жил своей особной жизнью, выгибаясь в самых немыслимых направлениях, выискивая щели между кирпичинами в кладке стены.

Когда оба морских зверя укоренялись в красном кирпиче, я подтягивал к ним остальное тело, при этом же подтаскивая подошвы ботинок вверх по наклону швеллера, в новую точку опоры на узкой железяке.

Многократно повторив этот трюк, наш передвижной зверинец достиг-таки промежуточной площадки между вторым и третьим этажами…

. .. .

Однако вне всякого сомнения, — если бы швы в кладке глухой стены заполнял какой-нибудь грёбаный правильник, соблюдая требования СНиП, а не бригада из райцентра, в поспешливой манере «гоним-гоним!», то никакие неучтённые резервы человеческого тела не спасли бы мой отважный, но тупой зад.

Приливная волна адреналина, неудержимо вспенившись через весь организм, воочию показала, что именно так тянет скалолазов в горы. Кайф, бесспорно, крут, но лично я бы так не рисковал...

~ ~ ~

Зимой всю улицу Профессийную перекопали. По слухам, в целях монтажа канализации, но выглядело это котлованом длиною в километр и глубиной в четыре-пять метров. Изредка, провал пересекался толстой лианой телефонного кабеля, внезапно утратившего земной покров, чтобы зависнуть многометровой дугой по воздуху, от стены до стены котлована.

На далёком дне, кряхтел бульдозер, двигая груды земли и разравнивая гравий, что подвозили туда КАМАЗы. Только вдоль бетонной стены вокруг завода КПВРЗ, оставался выступ метровой ширины с тропкой поверх неровных куч грунта…

. .. .

С целлофановым пакетом в руках, я шёл той тропой, змеящейся вверх-вниз по грудам, когда заметил впереди школьницу, идущую в том же направлении. Скрещения жёлтых и серых полос в клетках её пальто, дали ясно понять, что дальше мне нельзя, — это не мой путь.

К счастью, рядом провисал телефонный кабель, направляясь к противоположной стене котлована. Я ступил на него и продолжил идти, не снижая темпа. Мне даже не мешало, что в одной руке пакет. Но через пару метров повторилась обычная история — я начал задумываться, разве я канатоходец, чтобы так запросто ходить по телефонным кабелям?

Кабель испуганно затрепетал, дрожь перешла в качку нарастающей амплитуды. Я взмахнул руками и — полетел. Вниз. Однако в падении, мои руки успели вцепиться в проносящийся кверху кабель. Пару секунд я повисел, переводя дыхание, затем разжал пальцы и, как парашютист, спрыгнул на дно котлована.

Там я склонился над распростёртой в снегу проституткой, в широкополой шляпе с бордовым подбоем, лицом к лицу, но взгляд её, минуя меня, устремлялся в низкое серое небо.

. .. .

Откуда в снегу проститутка? Зачем я тут? Ну, с падшей женщиной всё просто — она вывалилась из целлофана. И я тут тоже правильно, мой путь окончен на недопройдённом кабеле, другой начинался из этих глубин...

Поэтому я пошёл вдоль усыпанного снегом и гравием дна котлована, к его далёкому окончанию, чтобы подняться на поверхность по спуску для КАМАЗов, который им не нужен в этот ранний час, чтобы поехать на работу, чтобы сойти, в конце дня, с «Нашей Чаечки» у автовокзала, чтобы купить билет и вбежать, размахивая им, в уже зафырчавший автобус:

— У меня билет! У меня билет!

Потому что Ира рассказала мне про свою поездку в Заячьи Сосны на Московской трассе, где она хранила супружескую верность, несмотря на бутылку шампанского в бардачке. Потому что, что ещё мне оставалось делать? Вот почему я поехал в Ромны...

~ ~ ~

В Ромнах было совершенно темно и холодно, но я нашёл гостиницу. Дежурная не знала, куда определить постояльца с тощим целлофаном в руках, и выделила мне четырёхместный номер, одному. Хотя могла бы присовокупить к той паре командировочных, которые подошли следом за мной, с того же автобуса.

Номер оказался комнатой-пеналом на четверых, пустым и свежеокрашенным поверх двадцати предыдущих ремонтов. На спинках четырёх коек висели толстые махровые полотенца, и радио на стене густым басом пело романс про утро туманное, утро холодное.

Делать мне было нечего. Я выключил радио и свет тоже, лёг и смотрел в темноту, пока не уснул...

* * *