Хлёсткие отповеди народному судье расправили мою грудь, но ненадолго. Всё скатилось обратно в колею страстотерпца, сокрушённо буксующего: за что?! я же ж так любил! я так старался… И, в результате, лишь глубже увязавшего в прилипчиво томящих мечтаниях, что в один прекрасный день Ира вдруг придёт, и всё снова станет хорошо, ну, как-то…
Факт, что, подавая на развод, Ира, с неоспоримо прямолинейной логичностью, расчищала путь в свою дальнейшую жизнь без меня, не избавлял от несбыточных надежд и бесплодных упований, что всё равно и как-то-нибудь, но будет хорошо...
~ ~ ~
Однако страдать без передыху заколёбывает своей монотонностью, и мало-помалу у меня сложилось твёрдое мнение, что этот развод как-то надо отметить. Но как? Каких-то спец обрядов по поводу развода, я не знал, и оставалось лишь импровизировать. Несомненно одно: мне нужен день — не такой как остальные прочие. И именно за таким днём я и поехал в Киев.
Бабье лето в тот год настолько распоясалось, что в дорогу я пустился в пиджаке, хотя шла уже первая неделя ноября. С оглядкой на показания календаря, что это довольно уж таки глубокая осень, под пиджаком ехал, частично виднеясь, жилет тёмно-серого сукна. Он не являлся составной частью какого-либо костюма «тройки» и был пошит ещё в мои школьные годы, всё той же остроносой портнихой в ателье у автовокзала…
Таким вот фраером (плюс рубаха и штаны, не говоря уже про туфли), я вынырнул из инфернальных глубин киевского метрополитена на станции "Хрещатик", и не спеша двинулся вдоль привольного тротуара одноимённой улицы, под тенистыми сводами могучих Каштанов.
Дошагав до улицы Красноармейская, покрытой серой, до блеска отшлифованной движением брусчаткой, я продолжил свой путь под уклон, к магазину "Зарубежная Книга", чтобы сделать себе подарок, по случаю текущего празднества, который облюбовал уже давно, во времена командировки на реконструкцию молочного завода.
Но дождался ли избранный? Наплывы досадной встревоженности я разгонял праздным наблюдением отрывочных событий в несвязной жизни тротуара. Так, на всякий, будучи почти уверен; и потому не слишком удивился, когда ярко-красная суперобложка "Chamber's 20th Century Dictionary" замаячила всё с той же самой полки в просторном зале магазина.
Продавец, с оглядкой на мой праздничный наряд — из-под жилета виднелся также распахнутый на шее ворот моей линяло-красной рубахи — с вежливой осмотрительностью переспросил, вполне ли я уверен, что хочу именно эту книгу.
(...меня не удивило его сомнение — в тот год, тогда ещё текущего 20-го столетия, в отсутствие олигархов и интуристов-миллионеров, не всякий мог себе позволить покупку книги за 31 руб. 60 коп. Кроме, конечно, каменщиков, празднующих свой развод...)
Я покинул магазин с толстым томом в тугой обёртке их фирменной упаковочной бумаги нежно-лавандового цвета. Подарок следовало доставить в ячейку камеры хранения на вокзале, вопрос лишь: каким путём? Опять на метро? Нет, не такой это был день. И я приблизился к бордюру дороги, вдоль которого пришепётывали, по брусчатке, шины шелеставших мимо стаек такси…
~ ~ ~
С вокзала я ещё зашёл в магазин «Охотник», по адресу, что дал мне Гриня. Он хотел какую-то сверхскладную удочку оттуда. Да, вполне привольно разместилась в одной ячейке с книгой...
После безоглядного шопинга с последующим складированием добычи, стартовала культурная часть программы. В тот вечер Дом Органной Музыки полнился трепетом солнечных бликов на всплесках волн морского простора, в "Эскизах" Дебюсси и прочих творениях того же Клода…
Когда я был маленьким, отец мне говорил, что слушая такую музыку, надо представлять какие-то подходящие ей картины. Все культурные люди так делают. У меня никогда не получалось исполнить его совет, звуки слишком подчиняют себе, не оставляя места для культурных намерений...
В после-концертных сумерках, объявших меня на выходе из Дома Органной Музыки, холод глубокой осени давал о себе знать, да и просто жрать захотелось. Очередное такси доставило меня в ресторан гостиницы «Золотой Колос».
Для начала, я сделал попытку снять номер на ночь, но регистратор, отметив мой прикид не по сезону, а также отсутствие багажа, осадил меня их обычным вопросом ниже пояса — о наличии брони на номер. Они давно уж навострились давать от ворот поворот праздношатающимся ронинам без лат, без доспехов.
В ресторане, чтобы сориентироваться, я заказал бутылку вина, и за мой стол тут же присоседился мужик в летах и в берете.
(...если есть берет, но нет портфеля — значит, судьба свела тебя с электриком...)
Мы не успели распить и по стакану, когда белобрысый молодчик бросил якорь с третьей стороны стола. По непонятному какому-то поводу, новоприбывший принялся складывать пальцы в композицию «моргала выколю!», сопровождая эту калистенику агрессивным мычанием.
Электрик затаился под своим беретом… Программа праздника не предусматривала гладиаторских увеселений, я встал: «Ланна, юноша. Оставляю это застолье вам. Наслаждайтесь».
Отойдя к официантам, я заплатил за вино и покинул ресторан. Белобрысый рванул за мной в вестибюль, но, из трёх стеклянных тамбуров, наружу открывались не все двери. Он заскочил в не тот. Прощально взмахнув рукой, я спустился с крыльца продолжить праздник в другом месте…
Ночевать на вокзале не празднично. Следующий таксист отвёз меня в гостиницу «Старая Прага», в районе Оперного театра. Тамошняя молодая регистраторша тоже завела, было, волынку по теме предварительного бронирования, но вдруг сменила гнев на милость и нашла для меня номер. Она, правда, предупредила, что это будет подороже. Причина выяснилась в номере, имевшем, помимо комнаты, ещё и прихожую с сервантом.
Чуть-чуть обжившись в обстановке, я решил не испытывать больше судьбу своим нарядом, и ужин заказал по телефону в номер — рыбу с картошкой и вино, непременно белое, пожалуйста…
~ ~ ~
Проснувшись поздним утром, я ушёл на прогулку по городу…
Когда я проходил мимо Золотых Ворот (недавно возведённый памятник древнего оборонного зодчества, доступен для осмотра с близлежащего тротуара все 24 часа в сутки), меня обогнал светловолосый молодой человек, тяжко дыша на бегу. Явно из монады вчерашнего долбонутого быдла, что застрял в стеклянной коробке тамбурного лабиринта гостиницы «Золотой Колос». Похоже, всей монаде придётся попыхтеть, чтоб выпутаться из полосы плохой кармы, по случаю дарёного застолья. Но тот придурок сам нарвался...
На спуске к Бессарабскому Рынку, ко мне пришло ощущение, что пора бы пообедать, и я направился в подвернувшийся слева ресторан «Ленинград». Опережая меня, группа Негров втянулись в то же самое заведение, но расистом я никогда не был, и пошёл следом. Хотя мне совсем не понравился чересчур жирный загривок замыкающего в их строю. Зажравшаяся Африка. В безмолвной дневной сумеречности ресторана, я не углядел куда они успели рассосаться, однако в обеденном зале кроме меня никого не оказалось, и весь он достался мне одному.
Я заказал какое-то блюдо в горшочке — в меню так прямо и стояло что-то-там-такое «в горшочке». И действительно, принесли керамический горшочек, как и обещалось, а в нём картошка с мясом. Да, ещё и соус был. Коричневый.
Есть из горшочка оказалось совершенно неудобно, и слишком горячо. Пришлось догадаться и выложить часть исходящего паром блюда в присутствовавшую на столе тарелку, а потом добавлять, в неё же из него же, по мере убывания.
Расплатившись, я посетил безлюдный тихий туалет ресторана и вышел оттуда совершенно иным человеком. Не таким, как входил в ресторан «Ленинград». В голове медленно проворачивались строки Ивана Франко:
"Обриваються звiльна всi пута,
Що в'язали нас з давнiм життєм..."
~ ~ ~
Не вдаваясь в прочее творчество известного поэта и прозаика, основным различием между мною входящим и мною покидающим один и тот же ресторан, являлось отсутствие пиджака, который я умышленно оставил висеть в туалете. Тот самый свадебный пиджак, что присутствовал на регистрации моего брака с Ирой в Нежинском ЗАГСе. И он же, которому удалось пережить мою преждевременную попытку забыть его в туалете ресторана «Братислава» в Одессе. Тот момент был явно недостаточно созревшим для разлуки со мной.
Стоял ли этот пункт в программе праздника? Нет, просто нахлынуло вдохновение, экспромтом. Но мне понравилось.
Налегке, я зашагал вверх по Хрещатику. Там готовились к ноябрьской демонстрации — громко играл духовой оркестр, и маршировали войска киевского гарнизона.
Вдоль тротуара уже проложили бесконечные ступени для зрителей. Всех три, но очень широкие, чтобы граждане стояли на них счастливой толпой и массово махали руками, в знак одобрения и общей радости.
Тут ведь не угадаешь, соседка по площадке говорила, что как-то раз увидела себя в вечерней программе новостей, с воздушным шариком. Вапщета, она тогда туда с флажком пощла. Маленький такой. «Миру—мир». Но куртка, точно её. Розовая. Раньше красная была. Но потом в химчистке сказали, что так ей даже лучше. С румянцем гармонирует…
До предстоящего события оставалось два дня, и ступени всё ещё простаивали пустыми. Я шагал по средней из них, гулко пристукивая каблуками о деревянную твердь толстых досок — мужик в расцвете сил, в красной рубахе под серым жилетом — и солнце приветственно вибрировало сквозь ветви могучих Каштанов над моей головой.
Я держал путь в метро и на вокзал, и снова был готов к траншеям, стенам и перегородкам. Людям и впрямь нужны праздники и духовые оркестры, чтобы жить дальше...
вверх-скок