Без исключений не обходится. Обучаясь на БиоФаке, Света жила на пятом, МузПедном, этаже Общаги.
В ходе какого-то её визита из верхов на наш, третий, гостью покорила моя благородная сдержанность. Ни дать ни взять — рыцарь без страха и упрёка, которого отвратная несдержанность погоды загнала в придорожный бордель.
Как раз вернувшись после провожания Иры, в подъезд её дома, я был оповещён, что в Комнате 77, на столе, стоит куриный суп. Самое яркое преимущество студенческой столовой в том, что после неё в человеческом организме в любое время суток найдётся место для куриного супа. И, зайдя в тёмную комнату, я включил свет.
На койке у окна лежала девушка, обвёрнутая простынёй, которая не строила секрета, что кроме обёртки на ней ничего нет. Но самое главное, на столе присутствовала кастрюля и две ложки. Под поднятой крышкой обнаружился суп, где-то порции две.
Обтерев одну из ложек, я сел на свободную койку и начал есть. Суп был холодный, но явно куриный. Девушка под простынёй стала выражать недовольство светом, который ей мешает спать. С присущей мне галантностью, я щёлкнул выключателем, распахивая при этом дверь в коридор, потому что есть суп в полной темноте неудобно.
Кастрюля была опорожнена уже в подсветке от лампы дальше по коридору. Очень вкусный суп, мне понравился, хотя и холодный. И я ушёл.
"Чем меньше женщину мы любим,
Тем больше нравимся мы ей..."
В дальнейшем, я начал зализывать раны, нанесённые мучительной любовью, чисто терапевтическими визитами на пятый этаж Общаги.
Света была буквально создана для этого. Невысокого роста, в мальчишеской стрижке, она располагала стройным телом и грудями от Playboy. Хороша была по всякому, но фирменным её достоинством служил минет. Кроме того, Природа-Мать наделила это медицинское сокровище бесценным даром — малейшее прикосновение к её соскам давало старт обезумелой ебле, скулящим стонам, пока не дойдёт, ну и ты, за ней следом, куда ж денешься...
~ ~ ~
Помимо квази-физиологических препон, наследия Советской системы образования, у меня с Ирой порою возникали непримиримые идеологические разногласия. Как в том случае, когда ректорат объявил добровольный субботник по уборке Графского парка. Девушки моего курса сгребали опавшие листья, а мы с Игорем Рекуном поджигали высокие нагрёбанные кучи.
После перевода "Челюстей" я знал, что жечь листья на открытом воздухе — это экологическое преступление против окружающей атмосферы. У Питера там есть небольшой абзац на эту тему. Но разве ты хоть что-нибудь кому-нибудь докажешь?
— Сергей, не ломайся. Все так делают. Мы тут не в Америке!
С волками жить — вой как это делают остальные Римляне... Графский парк утонул в густых клубах дыма, и мы разошлись…
Проходя мимо Старого Здания, я приметил девушку в спортивке, и она мне чем-то сразу понравилась, издалека. Даже не знаю чем именно. Ну, широкая косынка в крупный чёрный горошек, это понятно, но не только же этим. И не кедами. Подхожу ближе — ё... то есть, ахху… моё! Так это же Ира! И до того меня растрогал приятный сюрприз, что тут же выложил ей, как — ну вот прям только что! — я заново в неё влюбился.
— Ты не знал, что это я и — влюбился?
— Да! Представляешь?
— Как ты мог!
— Так я ж в тебя!
— Ты не знал, что это я!
— Ну, ты сама подумай! Раз это оказалась ты, значит на других у меня шансов нет. Я только в тебя могу влюбляться.
— Ты только что влюбился не в меня! И ещё сможешь!
— Как это не в тебя? А в кого ж ещё? Разве не ясно, что других, как ты — нет!
— Ты ничего не понимаешь.
— Ладно. Значит, мне нельзя в тебя влюбляться?
— Нет!
— Никогда?
— Никогда!
Замкнутый круг — люби меня, но никогда в меня не влюбляйся. Но она красиво смотрелась в той спортивке, и двигается так классно...
~ ~ ~
(...при всех потугах выпендрить себя как помесь записного Ловеласа с познавшим всё аристократом духа, по своей сути я — прирождённый лох. Почему? Чересчур губошлёп и падок на новые цацки...)
Стоило Илюше Липесу обмолвится незнакомым словом «волы», и я за ним увязался как цуцик Тузик. «Давай к волам сходим»,— сказал Илюша.
Случайно обронённый термин дал старт полёту фантазии, рисующей сборище бесплатных гетер без ненужных комплексов. Но вместо "волов" там оказались "тёлки", каких и в Общаге вáлом. А у одной из волиц шёл день рождения.
И теперь в этой полутёмной комнате частного дома древней застройки, мы типа вроде отрываемся, как бы. Мы всей шарой быстрый танец наяриваем. Оно мне надо?
Потом я, с какой-нибудь из этих, лягу на кровать в соседней комнате. И будет она меня, в манере волиц-лисиц, открытым верхом, закрытым низом потчевать да приговаривать: «Не мучай ни себя, ни меня!»
Как будто я её насильно завалил или шантажировал, чтобы разделась. Зачем пошла, раз уж такая убеждённая лесба или в пожизненно непросыхающих месяцах? Чтоб изнасиловали забесплатно?!
И от этой тоски воловьей, вышел я в коридор к телефону позвонить и сообщить Ире, что я её люблю, подпись: «эмо лох».
А она моментально врубилась: «Что там за музыка? Ты где?»
Обычно я ей из тамбура запертой двери звоню, на первом этаже Общаги. Вокруг стекло, почти полная звукоизоляция. Разговор совершенно ни о чём, я просто люблю её голос слушать. Она там скажет слово, а я тут млею, пока её родителям телефон не понадобится, или из вестибюля в стекло отсека затарабанят: сколько можно?…
— Да так в одном месте, потом расскажу. Не телефонный разговор.
(...тогда каждому было известно, что телефоны прослушиваются органами, так что фраза «не телефонный разговор» исключала дальнейшие расспросы...)
Ну а потом пришлось гнать парашу про знакомого наркодилера, что заехал в Нежин с визитом, попросил отвести его на блатхату, где врубили музыку проявить уважение, но я не остался, а ушёл сразу, как ей позвонил…
Полная ху… галиматья, то есть... такая, что даже и слону в оба уха не вместится. Чтобы в такое поверить, надо чтоб очень уж поверить хотелось. Хотя могла и поверить после тех икон… Ах, да, иконы...
~ ~ ~
Мне сказали, что Вирич хочет меня видеть, я и пошёл к нему. Он на зимних каникулах в Карпатах катался, сломал одну ногу и обе лыжины. Постельный режим, гипс, костыли.
Вместе с женой-студенткой они квартиру в городе снимали. Когда она на кухню вышла, он и погнал свой монолог про длинную грязную лапу Сионизма, что тянется к нашим духовным ценностям.
Всё подводил к тому, что у Илюши Липеса, в портфеле, три-четыре православные иконы, под койкой в Общаге. Где-то сельскую церковь бомбанули и теперь Липес стремится толкнуть награбленное, как антиквариат.
Как можно стерпеть такую наглость? Если бы не гипс, Вирич ни за что бы не позволил топтать наши святыни и наследие… Короче, не мог бы я бомбануть те иконы обратно и восстановить историческую справедливость?
(...для меня все эти межконфессиональные трения херня хернёй, так что в этом вопросе Вирич стал ещё одним из голосов, что вопиют в пустыне. В Зевса или там, Посейдона, я бы ещё мог поверить, но все эти новомодные боги, особой у меня симпатии не вызывают. А и в то же время (что характерно) в атеизм я тоже не верю… А вот насчёт бомбануть, это он по адресу. Без проблем! Я ж сперва делаю, а думать после начинаю...)
Утром я дождался пока студенты уйдут на свои занятия, и стихнет коридорный шум. Один пинок посреди дремотной тишины и — замок от неожиданности выпрыгнул…
Всё точь-в-точь, как описывалось — портфель под койкой, иконы в портфеле. Вот у них, у Сербов, нюх на такие вещи. Даже и в третьем поколении. Иконы похожи на ту, что Баба Катя у себя в хате держала, только доски покрупнее.
Я оставил портфель, где тот и был, а иконы вынес в умывальник, где мой чёрный «дипломат» дожидался уже, в отсеке с одной раковиной. Добыча вписалась чётко по размерам. И тут я на себе прочувствовал справедливость поговорки про кражу пернатых. «Чё эт у тя руки трясутся? Курей воровал, што ли?»
Пальцы буквально ходуном ходили в неудержимом треморе. Но не так, как было, когда перевернулся с УАЗ-66. Та дрожь такая мелкая была, а в умывальнике — так крупно бьёт, зараза, аж пальцы друг об дружку стукают. Вот до чего святотатство-то доводит…
За отпечатки я не переживал. Илюша ж не пойдёт в угрозыск: «Пожалуйста, снимите отпечатки с портфеля, где я держал иконы из ограбленного храма». Но и сразу нести добычу к Виричу было неправильно. Так что я попросил Иру подержать «дипломат» пару дней у себя дома, она как раз болела.
Потом, как примерный студент, я ещё и на занятия сходил, а уже после столовой — поднимаюсь на третий этаж Общаги, где гам стоит по всему коридору — у Липеса дверь вышибли!
Я подхожу к его комнате, смотрю, да, действительно — дверь нуждается в срочном ремонте. От же, суки! А что пропало-то?
Молчит Илюша, только цыкает от расстройства...
вверх-скок