Но потом я решил окончательно порвать с Ирой. Ну, а сколько можно мучится? Тем более, что ко мне она не питает ни малейшего доверия, и это стопудово.
Вахтёрша в вестибюле Общаги передаёт мне письмо:
"Сергей,
Я давно увлечена тобой, но сказать не решалась.
Сегодня буду ждать тебя в семь часов у Старого Здания.
Люба"
В тот вечер, как обычно, провожаю Иру домой и там, в подъезде, в ней вдруг такая страсть разбушевалась: «Не уходи! Побудь со мною! Ещё немного! Совсем чуть-чуть!»
Блин! До того пылко — мне аж понравилось. Смотрю на часы — без десяти семь: «Да, этта, ребята там, в Общаге ждут. Договорились «пулю» расписать».
— Подождут. Не уходи!
Насилу вырвался…
К Старому Зданию я успел с пунктуальной вежливостью — чётко в семь, потому что по пути сверил часы под фонарным столбом. А на площади перед Старым Зданием — ни души. Но я не стал останавливаться, курить, по сторонам высматривать, ничуть нет. Как вышел на площадь, так и пересёк. По диагонали.
Ну, может, просто шаг малость замедлил: почему бы на ходу не полюбоваться природой зимнего вечера? Вон та Сосна, на углу, похожа на Кедр, может и вправду он? Там в тесной гуще ветвей сова живёт, где у неё всегда сумрак, даже при свете дня. Глянь-ка, на сугробе под кедровой Сосной остатки её трапез мелкими грызунами, потому что сова — санитар природы. Она — полезная...
И, между прочим, я не врал ни капли — захожу в 72-ю, а тут же и Славик с Двойкой, следом: «Ну, чё? Распишем «пулю»? Или всё-таки распишем?»
Не сразу, но я узнал, что то письмо писала подружка Иры, которая совсем не Люба, а так ей Ира продиктовала.
На новизну, кто угодно клюнет, хотя бы просто из любопытства, но только лохи ещё и попадаются при этом…
~ ~ ~
Ну и кроме того появилась Мария — брюнетка в возрасте, который так упорно популяризировал Французский писатель Бальзак.
Когда она мне улыбнулась на тротуаре, я сразу не врубился. Оказывается, она на минутку заскакивала на день рожденья той волицы, только я не заметил когда. Ну в общем, объяснила в какой пятиэтажке живёт, и номер квартиры — 42.
Хотя следующий день у меня был довольно напряжённый, я нашёл время для визита к новой знакомой. Деньги на бутылку водки тоже нашлись, а нёс я её методом Алимоши, в рукаве. Такой твёрдый бицепс получается.
Короче, прихожу по адресу, четвёртый этаж, дверь налево. Она открыла. Мы чуть перекусили и — на диван… Терпеть ненавижу кончать едва начавши, хотя иногда случается. Горячая струйка протачивает вдруг: шлюзы вразнос: стандартная квота наслаждений — псу под хвост. Блядь!
— Извини,— грю, — Спешу ужасно. В пять часов концерт.
Какой концерт? Где? В общем, на концерте в актовом зале Старого Здания, она во втором ряду сидела, когда со сцены, уже с бас-гитарой, уже как ведущий вокалист, я орал:
"Ты помнишь, плыли две звезды-ы?!
И вдруг пропали в вышине-е?!.."
Третьекурсник Витя Кононевич играл на ритм-гитаре и подпевал, в терцию, а на барабанах, как бишь его? Лёша, кажется. С курса Кононевича, из местных жевжиков.
После концерта, мы с Марией пошли гулять. Она отвела меня к своей подруге. Та вынесла кружку спирта на лестничную площадку и кусок какой-то рыбы, закусить. Спирт оказался медицинский, 96 %, потому что язык прилип к нёбу. Зато после той заправки, все наши акты с Марией, по длительности, не уступали актам из пьес Шекспира...
У неё был сын, шестиклассник, с которым я ни разу не пересёкся в её однокомнатной квартире. Помимо дивана, там ещё стояла двуспальная кровать, и радиоприёмник на ночном столике. Всю ночь наигрывает сам себе чего-то, на средних волнах, и шкала мерцает — жёлтым…
Кончала она красиво. «Ещё! А! Ещё хочу-у-у!» Может, напрактикованная кода, но всё равно класс. И не выносила запах семени, сразу же просила пойти в ванную. Я шёл беспрекословно — оно того стоило. За послушание, делала мне массаж. Такая у неё профессия. Не догоняю, чего за ним такой ажиотаж. Боже! Ах! Массаж! Но я и тут не прекословил...
Иногда, совсем среди ночи, в дверь звонили. Она накидывала свой длинный халат, и выходила на лестничную площадку объяснить несвоевременность визита.
Я претензий не строил, медицинской сестре, даже и массажистке, как-то надо выживать в этом мире.
Тело у неё было красивое, как на чёрно-белых фотках любительской Советской порнографии, где пепельница с окурками и пустые бутылки на кухонном подоконнике, за спиной модели. Да и сама ничего, в таком Закарпатском стиле. Но сорочку в постели почти не снимала, говорила проблемы с грудью, мастит какой-то.
А меня, после всех упоров в верх-нараспах-низ-на-запоре, оно так даже освежало. Тем более что низ она умела применять. «А можно я так?» И такой «так» заделает, что я и не представлял, будто такое возможно, да и вообще не представлял. Ещё как можно!
При посещениях Комнаты 72, она умело пользовалась незамысловатым набором пенальной мебели…
В перерывах между еблей, мы были на вполне дружеской ноге. Она делилась планами купить пару домашников, для меня, и обещала вылечить, когда я заболею венерической болезнью. Она рассказывала...
Впрочем, неважно, а то я никогда не кончу, как после кружки спирта, типа как. Короче, хочу сказать, что Бальзак совсем не дурак, хотя и Француз...
~ ~ ~
В день Первомайской демонстрации, раз ты один из четырёх мальчиков на курсе, хочешь не хочешь, а придётся волочь портрет не того, так другого Члена Политбюро Центрального Комитета КПСС. А как выгуляешь того Члена по главной площади, тащи его обратно, в Старое Здание, сдать завхозу…
Когда я, налегке уже, покидал комнату завхоза, Славик дружески меня предупредил, что перед Старым Зданием он видел Иру, и она его спросила: где я. Славик знал, что с ней у меня всё кончено, скоро почти что месяц как уже, потому и предупредил.
Разлука эта мне давалась нелегко. Пустынно длились вечера без её голоса по телефону. И не хватало той её Немецкой походки, издалека… Случайно увидав её в институтских коридорах, я убеждался вновь и вновь, что нет ей равных, и сердце моё горестно сжималось. Но лучше уж перетерпеть и поставить, в конце концов, точку.
Поэтому, чтоб избежать боль встречи, я решил отсидеться в Старом Здании, пока она уйдёт. Тем более что днём раньше, на загородной вылазке с Марией, мы условились провести Первомай у неё дома...
~ ~ ~
В предпраздничной прогулке, мы поехали на вокзал и, в прощальных лучах заходящего солнца, пошли по тропе вдоль железнодорожной насыпи — к лесу за городской чертой. Навстречу случилась пара мужиков в рабочем. Один начал что-то вякать, но я не обратил внимания — кого угодно проймёт зависть, когда идёшь в лесок с такой красоткой, а вокруг соловьи надрываются трелями, до того плотными, что те аж стеной стоят...
Мы нашли поляну и, в сгустившихся сумерках, я разложил костёр. Было совсем тепло, она даже свой плащ сняла. С вином мы обошлись без стаканов...
«Ещё! А! Ещё!»
Костёр, оказывается, уже догорел, и, в переливчатом мерцании его углей, неясная тень метнулась поперёк поляны. Бездомный пёс. Как он её напугал!
Нет ничего умилительнее женских страхов, когда ты, такой весь как бы витязь камелотский, охранительно её приобнимешь и конь твой снова рвётся в путь…
«Ещё! Хочу-у-у! А!»
Возвращались мы уже среди ночи и долго ждали последний автобус с рабочими оборонного завода Прогресс, после второй смены. Вернее, с работницами — в салоне одни женщины. Они без малейшей приязни смотрели на Марию: мы пашем, как про́клятые, а эта проблядь со своим ёбарем таскается.
Весной даже бабы стервенеют...
~ ~ ~
Всё это к тому, что встреча с Ирой мне не нужна была, и я поволынил ещё минут двадцать, прежде чем покинуть Старое Здание.
— Серёжа!— Она всё ж дождалась, среди колонн высокого крыльца.
Ну что я могу поделать, если она такая красивая? Если дыхание у меня перехватывает, и ёкает сердце?
вверх-скок