И, наконец, куратор без очков, куратор не женского рода, куратор четвёртой группы, Рома Гуревич. Тоже еврей, как и все Гуревичи, которых я встречал или тот же Близнюк, только постарше и полысее. И такой он всегда занятый, весь в дебатах и разговорах, не с кем-то так с тем-то, весь увлечённо жестикулирует и булькает от энтузиазма...
Один раз я зачёт пересдавал по его предмету. В Старом, разумеется, Здании. Убедившись, что Рома покинул Новый Корпус и двинулся в правильном направлении, я прошёл к Старому Зданию и стал дожидаться его подхода. Через десть минут я забеспокоился и прочесал 120 метров асфальта между между Старым и Новым. Он ещё только поравнялся с углом Нового Корпуса, останавливая и оживлённо дебатируя с каждым встречным-поперечным преподавателем. Я вернулся на исходную позицию у Старого Здания, но теперь уже сел на скамью под Берёзами. Через двадцать минут он завиднелся у большого унылого бюста Гоголя. Ай, да Рома! Половина дистанции пройдена! А куда денешься, если у тебя несданный зачёт?
62 минуты потребовалось этому энтузиасту на преодоление тех грёбаных 120 метров, но думаю, это не предел его возможностей. За что и обозначил его прозвищем «кипучий бездельник», хотя его официальным погонялом было «Рома-Фонетист», потому что среди преподавателей АнглоФака его отличало самое чистое произношением звука «th». Это он начитывал все те тексы про семью Паркеров на магнитофонную плёнку, чтобы студенты их попугаили в кабинках Лингафонной лаборатории. Не зря же его звали «Фонетист»...
Кроме Фонетики имелся ещё целый кибуц других предметов, нужных и важных. Взять, например, ту Сравнительную Лексикосемантосурдографосемасиологию—язык вывихнешь, пока экзамен сдашь. Эту Сравнительную Лекси—ну вощщем!—логию нам преподносила потомственная преподавательница. На ней эта династия обрывалась, потому что она вышла на пенсию девственницей и целомудренно застёгивала свой длинный преповский плащ громадной булавкой под самую складку сухой кожи под её подбородком.
Заменить пенсионерку никто не мог – именно она написала учебник по этой нужной важности. Тощая такая брошюрка со смазанным типографским шрифтом, автор… как там… память ни к чёрту… фамилия такая, с шипящими… или свистящие? В общем, фамилия намного короче названия предмета… А таки вспомнил!. Шахрай! (и я не при чём, что некоторые Украинские фамилии звучат как готовое погоняло).
Если во время лекции она начинала позволять себе чего-то лишнего, пойдёт по проходам между длинных столов-парт— типа там а как тут мои сравнительно-шрифто-смазанные перлы конспектируются?—то поставить её на место, это что два пальца об асфальт. Расстёгиваешь рубашку на груди, на две-три пуговицы и так задумчиво пощипываешь волосы на солнечном сплетении – всё! Шипящая свистопляска прекращена – до звонка сидит как паинька за своим столом и пялится в план лекции, которую наизусть знает. Обожаю девственниц.
Жомнир однажды говорил, что даже после минутного разговора с ней его тянет душ принять. Ну о вкусах не спорят. Не помню, ходил ли я в душ после экзамена по Сравнительной Лекс-этой-самой, на котором тоже пришлось грудь чесать...
Но это всё предметы по специальности, не говоря об общих, но обязательных лекциях преподавателей с других отделений. И каждый мнит себя Доном Корлеоне, а ну покажь как ты его уважаешь как бы оне сделали мне предложение, от которого не смогу отказаться и, как только дойду до Общаги, весь без остатка погружусь в изучение ихого предмета… Ага, как только – так сразу...
Единственный преподаватель, который пробудил во мне симпатию, это Самородницкий по какой-то из философий, потому что на экзамене он закурил сигарету. Воткрытую так, вальяжно и при всё при том вполне культурно – пепельницу достал с крышечкой и туда стряхивал… Я на тот экзамен явился прямиком из Общаги, с другого этажа, погнал какую-то околёсицу, абсолютно от фонаря, возможно даже из другой философии, но он вдруг заинтересовался, сел повнимательней, отложил сигарету. Короче, четвёрку мне поставил. Говорил, что мне надо сменить факультет и что он мною займётся. Но не успел, в Израиль уехал...
В итоге всего этого, практику я проходил в школе при сахарном заводе на станции Носовка (двадцать минут электричкой от Нежина в Киевском направлении), а руководителем практикантов приставлен был Жомнир. Каждое утро мы отъезжали от высокой платформы Нежинского вокзала – 10 студентов из разных групп и Жомнир в его преповском плаще, лилово-синем берете, в руках портфель с ввалившимися боками.
(...каждый одевается под свою роль. Беретка, плащ, портфель: читай – «преподаватель». Можно представить сантехника в таком прикиде? Сам знайиш...)
Перед практикой, мать пошила мне куртку. Покроем как энцефалитка у геологов, но из плотного тёмно-зелёного брезента. Цвет мне особенно понравился, Робин-Гудовский такой… Самым ярким впечатлением из той практики стал футбольный матч между сборной Носовки и командой локомотивного депо станции Фастов. Игра проходила в рамках чемпионата на Кубок Профсоюза Юго-Западной Железной дороги. Я вышел из школьного здания на перемену и – заторчал.
Был тёплый сентябрьский денёк. На зелёной траве поля двадцать мужиков гонялись за одним мячом, а отдельный мужик бегал следом и издавал пронзительные трели. Толпа болельщиков насчитывала, прежде всего, угрюмого мужика в рабочей спецовке и меня. Счёт начат с мужика, потому что он тут раньше стоял, у края поля, и следил внимательнее (мне пришлось ненадолго отлучиться под деревья за воротами хозяев поля, чтобы забить косяк). По возвращении, я удерживал почтительную дистанцию между первым болельщиком и собой, чтоб не будить несбыточных надежд, ни причудливых воспоминаний. Я просто стоял, наслаждался теплом ласкового солнца и матчем чемпионата.
Резкий укол в шею обломал кайф. Я дёрнулся, шлёпнул осу, оглянулся и увидел Игоря Рекуна, который подкрадывался с коварной усмешкой. Я не стал прятать ни косяка, ни аромата: –«Игорёк, если спросить чего хочешь, говори прямо и спереди».
Он стёр улыбку со своего лица, сказал, что нет, он так просто, и поспешил в школу, где заливался продолжительный звонок на занятия.
Юный велосипедист выехал на поле с грузом допинга в сетке на руле. Хозяева поля сбегались, как куры к кормушке, глотали, передавали бутылки следующему и рвались в атаку. Правый полузащитник гостей отдал пас центральному нападающему, тот прошёл до угла штрафной и лёгким, но точным ударом послал мяч в нижний левый угол ворот.
– Гол!–заорал центровой в унисон с остальными игроками своей команды.
– Нету!– взревели местные жлобы.
Отбегая назад, центральный нападающий наткнулся на стенку из троих игроков местной команды: –«Нету гола!»– прорычали они.
– Как будто я спорю,– ответит тот, оббегая фалангу с довольной улыбочкой, которую нахально не мог утаить.
Что-то доказывать не имело смысла, потому что сетка в воротах отсутствовала, а судья в момент голевой ситуации смотрел в небо вместе с донышком бутылки полученной от местного футболиста.
Я подошёл к первой половине зрителей и спросил напрямик: –«Чё, был гол или как?»
Мужик в спецовке угрюмо кивнул. Меня порадовало, что правда, хоть и немая, всё ещё есть в этом мире, по крайней мере в рядах рабочего класса.
Судья назначил свободный от ворот местных… Матч чемпионата на Кубок Профсоюза Юго-Западной Железной дороги закончился вничью 0:0…
вверх-скок