~ ~ ~ бурлак-одиночка
Хлёсткие отповеди народному судье расправили мою грудь, но не надолго.
Всё снова вернулось к страдальческому «за что?!» — ведь я так любил, ведь я так старался...
Вместо ответа оставалось лишь неизбывно томящее мечтание, что в один прекрасный день появится Ира и всё опять станет хорошо...
Тот факт, что этим разводом Ира с логической неизбежностью расчищала себе путь для дальнейшей жизни без меня, ничуть не уменьшал томление по несбыточному и беспочвенную надежду, что всё равно всё будет хорошо...
Однако, страдать бесперестанку занятие довольно утомительное и у меня постепенно сложилось мнение, что развод надо как-то отметить.
Но как?
Обрядов на эту тему я не знал, оставалось лишь импровизировать.
Несомненно одно — мне нужен день не такой, как другие.
Именно за таким днём я и поехал в Киев.
Бабье лето в тот год настолько распоясалось, что, несмотря на первую неделю ноября, я поехал туда в пиджаке.
С оглядкой на глубину осеннего сезона, под пиджак был подъодет жилет тёмного сукна.
Он не принадлежал ни к какому костюму «тройке», а был пошит ещё в школе, всё той же остроносой портнихой из ателье рядом с автовокзалом.
Таким вот фраером я вышел из метро на Хрещатике и не спеша двинулся вдоль его привольного тротуара с колоннами мощных каштанов.
Спустившись до мощёной гладкой брусчаткой улицы Красноармейской, я двинулся дальше под уклон до магазина «Зарубежная книга», чтобы сделать себе подарок облюбованный ещё во время командировок.
Немного тревожило: дождался ли он? Но я был почти уверен и не слишком удивился, когда ярко-красная суперобложка англо-английского словаря Chambers 20th Century Dictionary замаячила всё с той же полки.
Продавец, оглядев мой праздничный наряд — под жилетом виднелся ворот светло-красной рубахи — вежливо переспросил: точно ли я хочу именно эту книгу?
(...меня не удивили его сомнения — в ту эпоху не каждый мог позволить себе книгу за 31 руб. 60 коп.
Если, конечно, не считать каменщиков празднующих свой развод...)
Из магазина я вышел с толстым томом туго обтянутым нежно-лавандовой бумагой упаковки, который нужно было оставить в ячейке камеры хранения на вокзале.
Но как туда? Опять на метро?
Нет, это не такой день, и я подошёл к бордюру мостовой, мимо которого проносились, пришепётывая шинами, стайки такси по брусчатке...
С вокзала я съездил ещё в магазин «Охотник», по адресу данному мне Гриней, для покупки ему какой-то складной удочки.
После шопинга началась культурная программа.
В Доме Органной музыки в тот вечер звучала музыка Дебюсси.
Рябь морских волн искрилась солнцем...
В детстве мой отец говорил мне, что под музыку надо представлять какие-нибудь картины.
У меня никогда так не получалось. Звуки слишком подчиняют себе, не оставляя места ничему другому.
В послеконцертных сумерках на тротуаре оказалось слишком прохладно и хотелось есть. Таксист повёз меня в ресторан гостиницы «Золотой колос».
Сперва я попытался снять номер на ночь, но регистратура, взглянув на мой наряд не по сезону и отсутствие багажа, отделалась от меня обычным вопросом ниже пояса: у вас есть бронь?
А у меня, как всегда, ни брони, ни кольчуги.
В ресторане, чтоб сориентироваться, я взял для начала бутылку вина и ко мне враз присоседился мужик в берете.
(...если есть берет, но нет портфеля — значит имеешь дело с электриком...)
Мы не успели распить и по бокалу, когда за столом возник молодой светловолосый парень. Он зачем-то начал складывать пальцы в позу «моргала выколю!».
Электрик притих под беретом.
В программе праздника у меня не было гладиаторских увеселений. Я встал:
- Ладно, юноша, оставляю это застолье вам. Наслаждайтесь.
Отойдя к официантам, я заплатил за вино и покинул ресторан.
Парень рванулся следом в вестибюль, но запутался в стеклянных тамбурах входа, из которых не все открывались наружу...
Ночевать на вокзале не празднично. Очередной таксист отвёз меня в гостиницу «Старая Прага».
Молодая регистраторша и там начала с брони, но вдруг сменила гнев на милость и уделила номер, только подороже, из двух комнат, где в прихожей зачем-то был поставлен большой сервант с посудой.
Поднявшись туда, я решил не испытывать дальше судьбу своим нарядом и заказал по телефону ужин в номер — рыбу с картошкой и вино, непременно белое, пожалуйста.
Проснувшись поздним утром, я вышел прогуляться по городу.
Возле Золотых Ворот по тротуару, тяжко дыша, пробежал светловолосый юноша, явно из монады того, что накануне застрял в стеклянной коробке лабиринтных входов-выходов вестибюля «Золотого колоса».
Да, похоже всей монаде придётся попыхтеть, чтоб выпутаться из подаренного застолья, но он сам нарвался.
На спуске к Бессарабскому рынку я решил, что пора пообедать и свернул в ресторан «Ленинград». Передо мною туда же втянулась группа негров, но я не расист, хотя мне не понравился чересчур упитанный загривок замыкающего.
Зажравшаяся Африка.
В дневном полусумраке ресторана я их не увидел — успели куда-то рассосаться, и целый зал достался мне одному.
Я заказал какое-то блюдо в горшочке — так было написано в меню.
И действительно, принесли керамический горшочек, а в нём картошку с мясом.
Есть из горшочка оказалось очень неудобно и слишком горячо. Пришлось догадаться пересы́пать часть порции в тарелку на столе и дальше постепенно добавлять в неё же из него же.
Расплатившись, я зашёл в тихий пустой туалет и вышел оттуда совсем другим человеком.
Не таким, как входил в ресторан.
В голове повторялись строки Ивана Франко:
Обрываються звiльна всi пута,
Що в'язали нас з давним життєм...
Основная разница между мною выходящим из ресторана и мною заходившим туда же заключалась в отсутствии пиджака, который я намеренно оставил висеть в туалете.
Тот самый свадебный пиджак, в котором нежинский ЗАГС регистрировал мой брак с Ирой, и который я преждевременно пытался забыть в одесском ресторане «Братислава».
Стоял ли этот пункт в программе праздника?
Нет, скорее всего случился экспромт, но он мне понравился.
Налегке, я зашагал вверх по Хрещатику.
Там готовились к ноябрьской демонстрации — играл духовой оркестр и маршировали войска киевского гарнизона.
Вдоль тротуара были проложены нескончаемые дощатые ступени для зрителей — всего три, но очень широкие, чтобы граждане, стоя на них, могли наблюдать демонстрацию и приветственно махать руками.
До демонстрации оставалось ещё два дня и ступени пока что пустовали.
Я шёл вдоль средней, гулко притопывая каблуками по её толстым доскам — мужик в расцвете сил, в красной рубахе под серым жилетом — и солнце трепетало сквозь ветви каштанов.
Я шёл к метро и на вокзал и снова был готов к траншеям, стенам и перегородкам.
Всё-таки, праздники нужны людям...
вверх-скок