автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

самое-пресамое
финальное произведение

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   




Что-то упорно мне подсказывает, что твои познания о своих же генеалогических корнях по отцовской линии оставляют желать лучшего. Однако утешаюсь убеждённостью в том, что твоё фамильное дерево с материнской стороны регулярно поливается и получает надлежащую подкормку и уход, а твоя бабушка, Гаина Михайловна, в деталях представила тебе кто есть кто на 2-3 предыдущих поколения. Если не глубже.

Обоснованная уверенность в жёстком табу на моей родословной (когда ты неподалёку) зародилась благодаря нежданному письму от твоей матери с извещением о моей кончине. Ну не то, чтобы – бух! по мозгам, нет, деликатная подача смягчала новость: раз тебе сказано, что твой папа умер, то нельзя подвергать хрупкость детской психики видениям бродячего покойника, которому всё не сидится на том свете... Правильная презентация, она хоть что самортизирует.

С тех пор, как призрак хороших манер, я избегал надолго покидать свою могилу. А и к тому же, когда сосед в пивной начинал гнать пургу печальной повести, что хоть теперь он и никто, но в своё время ходил Старпомом на атомной подлодке, то без зазрения и угрызений, а на вполне законном основании, я поливал в ответ про свою бытность заслуженным лётчиком-испытателем, покуда не разбился, трагически, на сверхсекретной модели нового поколения… и за это не имеющее аналогов достижение, кстати, удостоен Золотой Звезды Героя Советского Союза. Посмертно, есессна, и жаль, что награда не нашла героя, потому что эти суки ленивые даже и не искали толком, как всегда...

Вся эта потетень, сказать по чести, не показатель дара фантазировать не отходя от кассы, но плод коллективного творчества масс, потому что в ту романтическую эпоху, когда ребёнок матери-одиночки начинал задавать вопросы касательно неполного состава семьи, недоукомплектованная мамаша озвучивала традиционную отмазку: «Твой папа был лётчик и – погиб». Жёсткие факты жизни приберегались для подруг из непосредственного окружения. «Он младшим счетоводом был, девоньки, и разложил в конторе на столе. По гроб жизни не забуду как у меня под сракой те счёты ёбаные ёлзали. Туда! Сюда! Круть! Круть!»

Впрочем, дотошной презентации корней от меня не жди, моя осведомлённость о собственном происхождении поверхностна до обидного, науку евгенику в те поры держали в том же чёрном теле что и нынче…

Мать матери твоего отца звалась Катериной Пойонк и её вывез из Польши твой прадед, Иосиф Вакимов, Комиссар Первой Кавалерийской Армии Будённого, в виде трофея либо же как сувенир о том периоде Гражданской войны, когда конники Будённого чуть было не разграбили Варшаву. Распутица, увы, помешала.

Факт их взаимоотношений был узаконен ЗАГСом тех времён и спустя восемь лет родилась моя мать, Галина, за которой последовал её брат, Вадим, и их сестра, Людмила (каждый из последующих с интервалом в два года). В воспоминаниях всех троих, Иосиф был очень умный. Он знал Еврейский и Немецкий языки и исполнял должность Торгового Ревизора в одной из южных областей Украины. В тот период у Катерины имелась отдельная пара туфлей для каждого из её платьев.

Ещё через семь лет, в конце тридцатых, Иосифа арестовали, Однако к стенке не поставили и не вычистили безвозвратно, в отличие от миллионов прочих «врагов Советского народа», можно предположить, что он нашёл способ по-умному выкупить свою жизнь. Его ждала ссылка в очень северную, но всё же Европейскую часть России. Семья переехала туда же, а в начале сороковых все они вернулись на Украину – осесть в городе Конотоп, который вскоре был захвачен Германским Вермахтом.

После двух лет Нацистской оккупации, когда Немецкие войска откатывались под ударами Красной Армии на запад, мой дед исчез из дому буквально за день до освобождения, вместе с ним пропал его велосипед – большая ценность по тем временам. Наутро массированный артобстрел вынудил Катерину бежать с тремя детьми в пригородное село Подлипное, где осколок артиллерийского снаряда срезал ветвь Яблони над головой моей матери стоявшей под нею (важная деталь, без тех десяти сантиметров, мне не пришлось бы сейчас писать это письмо тебе)... К полудню, наступающие части Красной Армии освободили город и село. Катерина вернулась в Конотоп, где и взрастила, как мать-одиночка, своих детей – Галину, Вадима и Людмилу...

Миновало ещё десять лет и Галина, старшая дочь в семье, познакомилась по переписке с Николаем Огольцовым, Старшиной второй статьи Черноморского Ордена Красного Знамени Военного Флота. «Знакомство по переписке», это когда почтальон приносит письмо начинающееся словами «Здравствуйте, незнакомая Галина...», а заканчивается оно «пришлите, пожалуйста, свою фотокарточку!»

Так что шесть месяцев спустя, Николай Огольцов в свой отпуск, вместо ежегодного посещения Рязанской области в России, купил билет до станции Конотоп, на Украине. Широкий клёш его парадных Флотских штанов, в сочетании с шириной грудной клетки под тельняшкой в глубоком вырезе форменной рубахи, золотобуквенная надпись «черноморский флот» по чёрной ленте бескозырки над его лбом, которая раздваивалась сзади в пару хвостиков до лопаток, с золотистыми отпечатками якоря на концах, и ещё один сияющий якорь (на этот раз медный) в начищенной бляхе его поясного ремня, впечатлили тихие улочки окраины, где он отыскивал дом, куда шли его письма в конвертах приукрашенных сзади строкой «Лети с приветом, вернись с ответом!» собственноручного дизайна. И три дня спустя мои родители зарегистрировали свой брак в Конотопском ЗАГСе, впопыхах позабыв предупредить мою бабушку Катерину.

(...подставлял ли Областной Торговый Ревизор Вакимов невинных людей после своего ареста?

Безусловно, да. Шоу должно было продолжаться и всё, что тебе подкладывали, ты подписывал по доброй воле, либо подписывал ту же бумагу уже калекой изувеченным битьём и пытками, которые именовались следствием.

Сотрудничал ли он с Нацистскими оккупантами?

Знание языка предоставляло ему такую возможность, но в таком случае приходится предположить, что этим он занимался втайне от соседей и бесплатно, без улучшения жилищных условий и даже без новой пары туфель для своей жены. Велосипед тоже достаточно красноречивая деталь – Немцам предстояло воевать ещё больше года, у них нашлось бы место для здорового коллаборациониста мощностью в одну человечью силу в кузове грузовика движущегося в западном направлении… Вероятнее всего, его до смерти пугала перспектива повторного следствия в НКВД, потому-то и крутил педали своего велосипеда вдоль дорожной обочины, отчаянно пытаясь выжить в ревущем океане Войны, цепляясь за обломок плавучей скорлупы ореха.

Был ли мой пропавший дед Иосиф Евреем?.

Участие в Гражданской войне на должности Комиссара, знание соответствующего языка, да и— чего уж там!—само уже имя, могут сочлениться в цепочку косвенных подтверждений данного предположения. Однако высокий процент детей избранного народа среди революционных активистов той эпохи не снимает вероятность исключений. Языковые навыки могли приобрестись в ходе работы посыльным и/или приказчиком в торговом заведении какого-нибудь Еврея-негоцианта. Относительно имени, не следует забывать, что даже такой несомненный антисемит, как Товарищ Сталин, являлся его тёзкой… Тем не менее, мать моя, представляясь новым знакомым, предпочитала подменять своё отчество (уходящее корнями к миловидному персонажу из Ветхого Завета) его русифицировано омужиченной формой – «Осиповна»...)

Свои лучащиеся тёмной влагою глаза Галина унаследовала от своей матери Катерины Ивановны (Катаржины Яновны?), чья породнённость с коленами от семени Израилевой выглядит достаточно сомнительной. Во-1-х, в красном углу её кухни висела тёмная лакированная доска с каким-то угрюмо-бородым святым (не берусь судить какой конкретно конфессии, мог оказаться и католиком). Кроме того, в сарайной загородке она откармливала свинью Машку на убой. Но и опять-таки икона могла прижиться как маскирующая деталь интерьера в период Фашистской оккупации, а кошерные ограничения диеты легко опрокидываются Украинской поговоркой «біда навчить коржи з салом їсти».

Разумеется, все эти безответные вопросы встанут после возвращения твоих предков с регистрации их брака в Конотопском ЗАГСе, но мы не пойдём туда за ними, мы делаем крутой разворот, чтобы отследить линию происхождения отца твоего деда.

~ ~ ~

А линия эта проста, незатейлива и, фактически, совсем приземлённая линия. Короче, Михаил Огольцов мужичьей был породы...

Во глубине земли Рязанской находится районный центр Сапожок, в девяти или одиннадцати километрах от которого (смотря у кого спросишь) расположена деревня Канино. Мой отец любил похвастать, что в лучшие времена в деревне насчитывалось до четырёхсот домов.

Ложбина с неспешным беззвучным ручьём делила деревню на «ихних» и «нашенских». В старые добрые сходился народ на покатые берега для забавушки, кулачного боя «Стенка на Стенку». В аттракционе коллективного мордобоя, мужики из двух концов деревни упоённо крушили ряхи друг другу, по случаю какого-нито церковного праздника или же просто отметить светлое воскресенье. Да, знал народ толк в стимулирующих развлечениях...

Отшумело. Быльём поросло. Неясным преданием стал Алёха-Шорник, легендарный боец и послушливый сын. Но уж тятька—ух!—держал его в строгости. «Эт, куды?»– шумнёт бывалоча,– «Шибко богатый, сукин сын? Ну-кыть, работай, давай!» И могучий сукин сын тридцати трёх годов от роду, клонит широкие плечи над недоконченным конским хомутом, тычет шилом, дратву тянет, а сам весь там, на ристалище у ручья, откуда бегут запыханные мальцы со сводкой о боевой обстановке. «Ой, Алёша! Ох, и жмут ихние! Ломят нашенских!»

Но отец только—зырк!—и Алёха помалкивает, сопит над своей работой. И только когда в избе услышатся «н-на!», «хрясь!», «плюсь!» упорного отступления вдоль улицы, отец уже не выдержит боле. Подхватится на ноги, подскочит к Алёхе и – хлобысть кулаком его в ухо. «Блядь! Нашенских ломят тама, а этот тут расселси, распрое...» Конца фразы Алёха не слышит, он уже за дверью, задворками и огородами оббега́ет битву Стенок, потому что правила запрещают атаку противника с тыла, это потеха честная... «Алёха вышел!» и у наших открылось второе дыхание, а из «ихних» кой-кто уже загодя валится наземь, потому как по правилам лежачих не бьют. А Алёха, глубоко сосредоточенный, вышибает стоячих одного за другим, а и без единого «распрое...» совсем даже… Да, гремела деревня...

Коллективизация сельского хозяйства в СССР положила край этим невинным игрищам, а мудро спланированный Великий Голод, призванный закрепить революционные преобразования в жизни деревни, прикончил Алёху, ну и тятьку его тоже прибрал, куда ж денется...

Мать моего отца, Марфа, застала жизнь при Царе, потому что к моменту Великой Октябрьской Социалистической Революции ей уже исполнилось десять лет. Десять лет спустя она была замужем за Михаилом Огольцовым, чтобы родить ему троих детей – Колю, Сергея и Александру (именно в таком порядке).

Фазу коллективизации Михаил пережил, но Голодомор его добил и осталась Марфа матерью-одиночкой. Она готовила суп из лебеды и менее съедобных трав, тело её и её детей опухало от голода, а где пальцем надавишь так потом ямка и держится, но выжили.

Затем наступила эра каторжных работ в обобществлённом хозяйстве, оно же колхоз, оплачиваемых грошовыми «трудоднями». Жизнь вертелась вокруг этих «трудодней»—они на ¾ выплачивались натурой, продуктами произведёнными рабским трудом деревенских на колхозном поле—и сходок в колхозный клуб, куда дважды в месяц привозили Советские кинофильмы: «Ленин в Октябре», «Свинарка и пастух» и тому подобное… Чтобы смотреть кино бесплатно, деревенские пареньки крутили, в очередь, коленчатый рычаг динамо-машины, которая вырабатывала электричество и привозилась на грузовике вместе с проектором и катушками кинофильмов в ведёрных банках из жести.

Летом 1941, Товарищ Иосиф Сталин ввёл народ в изумление своими словами по радио, «дорогие братья и сёстры», это ж как если Господь Всемогущий тебя за родственника вдруг признал. Дальше он объявил про вероломное нападение Фашистской Германии на Советский Союз и мужиков поголовно угнали на войну.

Немцы так и не дошли до Канино, хотя фронтовая канонада грохотала на горизонте. Потом в деревню пришли подразделения резерва Красной Армии, мужики из Сибири с их удивительным обычаем – сидеть после парной бани во дворе и задумчиво затягиваться самокруткой, в одних штанах и нательной рубахе среди морозной ночи.

Сибиряки ушли в сторону канонады и вскоре та затихла. В деревне, канувшей в глубокую тишь, остались лишь бабы, девки да пареньки слишком молодые для призыва. Ах, да! Ещё председатель колхоза, однорукий инвалид в общевойсковой гимнастёрке.

Так оно и шло, не днями и неделями, а месяцами, из году в год. И, от жизни такой, у баб случился коллективный сексуальный вывих – соберутся в какой-то избе или бане, и ну влагалища друг у дружки рассматривать, комментируют, суждения выносят, чья краше… Взяв след этого Возрождения Сапфоизма, председатель колхоза сделал попытку пресечь досадно массовый лесбийский уклон прежде, чем о нём пронюхает районное руководство, и он созвал общее собрание для одних только баб и девок в колхозном клубе. Деревенские парни тоже приняли участие, без его ведома. Они втихаря проникли в кинопрожекторную комнату клуба и, разиня рты, подглядывали через окошечки для демонстрации кино, как председатель материл собрание во всю ивановскую. Учащённо трахая своим единственным кулаком по трибуне, он клятвенно заверял собравшихся и их мать-перемать, что повыведет это грёбаное пиздоглядство калёным железом. (Я отчасти смягчаю невзыскательное очарование проникавшее буколическую прямоту выражений в речи оратора)….

Мой отец так и не узнал, исполнил ли инвалид своё обещание, потому что его загребли (моего отца) в Красную Армия. Вернее, в его случае это был Флот, но всё равно Красный...

~ ~ ~


стрелка вверхвверх-скок