Вместо одного экземпляра книги рассказов В. С. Моэма из не слишком большого (150 000 экз.) тиража, на полках прочно улеглась увесистая бандероль, надгробный камешек в почтовой упаковке. В той части, что зависела от меня, широкий план действий был исполнен по всем пунктам и это лишило жизнь дальнейшей цели. Она катилась по наезженной до блеска колее, но уже бесцельно и беспланово.
Впрочем, если не задаваться бесполезным «зачем?», то и парнóй по четвергам с последующими парой бутылок пива достаточно для мотивации прожить ещё одну неделю. Тибетские монахи, например, там, наверху, и без такого умудряются.
Моему не вполне Тибетскому, но хорошо укатанному образу жизни явно не хватало плотских утех. Я поймал себя на этой мысли в один из вечеров, когда вернувшись с работы на Декабристов 13 привычным взором окинул беспорядочное стадо шлёпанцев и тапочек, и проч., вокруг обувной полки на веранде. Пристрастный самодопрос по горячим следам произвольного взгляда выясняет, что это он выискивал Австрийские сапоги на танкетке, которых там и близко нет. Конечно, взгляд не виноват, что обувь Made in Австрия слишком долговечна и ни в какую не желает изнашиваться из памяти.. Однако откуда среди лета вдруг взяться сапогам? И чего ради ей приезжать в Конотоп, но говоря уж о Декабристах 13? Подобные риторические вопросы помогали выставлять себя на посмешище перед самим собою, но не могли предотвратить ночные поллюции...
Глубокой ночью мой сон прервался тем, что вскинув голову, я резко уронил её на деревянный подлокотник раздвижного дивана, повыше подушки. Однако боль и кровь из рассечённой брови не заслонила факта промоченных трусов. Я сдёрнул их, обтёрся и забросил за дальний подлокотник возле оклеенной обоями стены – утром уберу. Затем я встал и сделал несколько шагов сквозь темень включить лампу на столе.
Минуя на обратном пути зеркало в двери шкафа, я отвернул лицо – незачем засорять ему память ещё и этим угрюмым нудистом, вдобавок ко всему, что хранит оно в своей базе данных – недавно начавший ходить карапуз в изумлении хлопает в ладонь молчащего малыша с той стороны стекла... подросток до боли выгибает шею, хоть искоса взглянуть из запрокинутого лица на свои волосы, что всё ещё не достают до лопаток... безудержно радостная скачка молодой пары на залитом солнцем диване в компании своих ебливых отражений, беззвучных, но прытких. Убравшись с глаз зеркала подальше, я наклонился и откинул одеяло. Блин! Влажное тёмное пятно марало изморщенный ландшафт малиновой скатерти, которая давным-давно лишилась своей бахромы и перешла в разряд диванных покрывал.
– Это правильно,– сказал я сам себе,– именно для этого ты её и украл.
Потом я сделал в покрывале складку поверх пятна, чтоб не касаться мокрого, и лёг досыпать ночь.
"Для меня дыры чёрные – белые пятна,
В дрёму сунутся
с бормотаньем невнятным…
...и сплетаются в жгут без ответов вопросы…
...окропя чёрным семенем белую простынь..."
А и ещё трудно стало ездить трамваем в часы пик. Если стиснут со всех сторон, как вогнутую бубну, это куда ни шло, но когда при этом ещё и уткнут в пышное бедро молодой женщины – хоть «караул!» кричи, кричи «насилуют!». Чёрт! У тебя тут, естественно, прёт ломовая эрекция, которую не в силах утаить даже оба ваших плаща. А отступать некуда – пассажиров напхалось как две бочки селёдки в одну, вот и остаётся только покачиваться вместе с прытко бегущим вагоном и уныло пялиться в окно типа я тут как бы не при чём. Но если не твой то чей же?
"Благословенны будьте повороты
и прочие извивы у путей трамвайных,
Пособники сладчайших прикасательств,
вполне пристойных и почти случайных..."
Вот это-то всё и доводит до сексуального голодания, которые научные умники укоротили до термина «либидо». Весьма рекомендуют применение Лебеды этой, людям творческих профессий вроде враз идёт на подъём драйв у твоих произведений. Но мне-то на кой ляд эта либидятина? Я вам не Ван Гог, и не Волт Витмен. Мой план исполнен и забандеролен. Однако как избавиться? Вот в чём вопрос.
Причём эта лярва, да-да, ли-би-до, могла ухватить меня не только в общественном транспорте, но и на рабочем месте. Просто здесь творческий оргазм начинался минуя стадию физиологического торчания.
Например, во время отделочных работ на 100-квартирном, меня привлекла молодая штукатурша. Одного взгляда достаточно, чтобы различить в этой сельской красотке полное отсутствие каких-либо интеллектуальных запросов, однако чистый румянец, манящие абрисы грудей и бёдер (даже под наглухо застёгнутой спецовкой) обезоружили меня и приковали. Вот я и решил накропать Песню Песней личного производства с использованием штукатурши в качестве натурщицы.
Обычно внутреннюю штукатурку на объекте начинают после засыпки плит пола керамзитом. Керамзит – хороший теплоизоляционный материал, но он хрустит под ногами пока его не покроют стяжкой на последующих этапах отделочных работ.
Обернувшись пару раз на хруст моих осторожных шагов—я приближался к дверному проёму уточнить детали предстоящего шедевра— натурщица спросила Трепетилиху, что затирала оконный откос в одной с ней комнате:–«Може оцей мой отой мастерок поцупив?»
– Не може,– ответили Трепетилиха,– оцей потопчется по твоему мастерку, но не украдёт.
С учётом размеров моего либидо на тот момент, новая Песнь Песней, как пить дать, превзошла бы творение Соломона и только лишь циничное подозрение о моей причастности к мелкой краже инструмента спасло всемирную литературу от предстоявшей ей необходимости переоценки ценностей.
"С чёрной кручиной своей
Пришёл я к Чёрному морю –
В пучинах кручину свою утопить.
Бросил с утёса. Ушёл.
Но что-то толкнуло: смотри!
Оглянулся и вижу я –
Тонет Чёрное море в чёрной кручине моей..."
Проклятье! Два развода и три ходки в Ромны не оставляют и одного шанса из тысячи на серьёзные отношения да и вообще хоть какие малейшие. Вот и держишь себя в смирительной рубашке…
И лишь бураны удержу не знают… Хорошо хоть не в лицо сечёт, а сзади, подталкивает к станции через сумрак раннего утра. Плотные потоки снега в шквалистом ветре обращают сумерки вспять – в темень ночи.
По колена в сугробах, я бреду по предполагаемого служебному проходу вдоль железнодорожных путей. Бетонные столбы что держат контактный провод над путями обернулись вехами, чтобы не слишком-то уж петлял в струях пустыни плывущих снегов. Оглядываться нельзя – снега вмиг облепит лицо леденящей маской. Да и смотреть там не на что: было – прошло..
Только зачем я вижу её обнажённое тело, белое как всклоченная пена этой обезумелой пурги? И она не одна – слепляется с кем-то. Не со мной…
Я отворачиваю лицо назад, к оплеухам снега, чтобы очнуться и не видеть. Включаю в мозгу взрыды органа из подвала Дома Органной Музыки, они отрывочны, резки и не точны, но отвлекают...
... я должно быть и впрямь извращенец… ни один нормальный не испытает эрекции при виде соития своей жены с кем-то другим в гуще метели…
...какая жена? у тебя нет жены!.
...пусть не жена – любовь всей жизни...
...заткнись, придурок!.
Я мотаю головой в отчаянии и, со стоном, бреду дальше. Жёсткий удар вскользь в левое плечо сзади призывает к порядку. Электричка из Нежина пробирается сквозь пургу к вокзалу.
...поезда всегда правы, у них нет отклонений...
...смотри, вон мутные пятна фонарей впереди, над четвёртой платформой...
...оттуда в общей толпе под снегопадом на привокзальную площадь, к Нашей Чаечке...
...всё нормально, я такой же как все…
вверх-скок