Памятуя обещание Марии вылечить меня в случае венерического заболевания, я ей позвонил и она назначила явиться в тот же вечер. Когда я объяснил, что у меня гонорея и нужно добыть семя для анализа, она раскрыла постель и начала раздеваться. Пришлось ещё раз объяснять, что у меня гонорея, но она сказала, что это ничего.
Тогда я тоже начал раздеваться, но предупредил, что соберу семя в пробирку. Она согласилась. Возможно, та противозачаточная пружина предохраняет не только от беременности, но и от триппера заодно. Поэтому я положил пробирку на тумбочку с приёмником, чтобы по рукой, и мы приступили...
Таис Афинская скормила Александру Македонскому какое-то зелье, чтобы они сексовались всю ночь. Не буду утверждать, что всю ту ночь у меня стоял непрестанно. Вслед за её очередным «Ещё! А! Хочу-у!», мы малость отлёживались перед тем, как снова приняться, потому что я не мог кончить до тех пор, пока серый рассвет за оконными шторами не утонул в широко разлившемся свете утра. (Может, задержку вызвало присутствие раскупоренной пробирки в выжидающей позе на тумбочке? Не знаю, я не специалист.)
И вот, наконец, я вокально поддерживаю её страстные «Ещё! Хочу! А!» своим атональным хроканьем и выдёргиваюсь.
– Нет! Нет!– вскричала она.– В меня!
Но было поздно. С таким упорством добытый миг последних содроганий залупа разделила с твёрдым краем узкого отверстия пробирки. С чувством исполненного долга, я излился и заткнул её. Марии явно не понравился такой финал, но уговор есть уговор...
Крайне довольный своим достижением, я поспешил к Доктору Грише и гордо показал извлечённую самоотверженным трудом влагу, в теснине из стеклянных стенок.
Он снял свой белый докторский халат, ухватил свой большой мягкий портфель и мы покинули его рабочий кабинет… В тот день портфель его можно было наблюдать в различных, достаточно удалённых друг от друга точках Нежина в сопровождении животрепещущих Гришиных ягодиц с одной стороны и моей походки встревоженно-удручённого лося с другой. Не отставала и затаившаяся в заднем кармане моих джинсов пробирка со всё ещё не проанализированным семенем. Мне кажется, Гриша искренне хотел помочь, просто выдался такой день, что венерический диспансер не работал, в какой-то лаборатории кто-то куда-то уехал, в другой что-то там кончилось и так далее.
Около двух часов пополудни, наша неразлучная четвёрка (Гриша, портфель, я и пробирка) зачем-то оказались даже на вокзале, где приняли решение, что хватит уже, симптомы и без анализа сходятся. Я выбросил пробирку в урну из обрезка серой азбесто-цементной трубы рядом с бюстом Ленина, напротив телефона-автомата в будке под щедрыми потёками масляной краски, жёлтой и красной, на полпути между вокзалом и высокой платформой поездов пригородного сообщения в Киевском направлении.
Выбрасывать как-то и жалко было вроде ж не чужие и как бы через столько всего прошли уже вместе с момента нашей первой встречи, но и достаточно веской причины держать дальше не находилось...
Я поехал в Общагу, а потом вернулся на вокзал, неделя кончалась и мне нужно показаться в Конотопе, чтобы родители не переживали. До электрички на Конотоп оставалось минут десять и вдруг—меня просто как что-то толкнуло посетить бюст Ленина. Увиденное там меня буквально ошарашило. Из жерла серой урны упруго и неудержимо пёр плотный пук зелёной поросли... В изумлённый ум не сразу как-то уложилось, что за время моего отсутствия тут подравняли кустики, вокруг постамента с Лениным.
Подкатил пригородный поезд и, пересекая перрон к вагону, я бросил на урну прощальный и гордый взгляд – кустики или не кустики, но ё… то есть… э-это ж до чего ядрёная сила в том ё… эксклюзивном семени, эби-о-бля! Ну когда абстрагируемся от излишне малозначительных деталей…
Помимо придания моей моче жизнеутверждающе яркого цвета, Рифадин от Гриши не вызвал ни прямых, ни побочных эффектов. Благодаря капсулам, я ссал бравурно-бордовым и, превозмогая зуд и жжение, клял свою тупую невоздержанность с Люси Манчини.
Мария вероломно умыла руки от меня как бы обиделась, что я предпочёл какую-то стекляшку её природной вазе...
Меня исцелила Ира. Просто отвела к своей знакомой пожилой женщине в баракообразной детской больнице. Женщина в белом завела меня за ширму в коридоре, чтоб скрыть от взоров очереди. Я приспустил штаны, прогнулся, получил укол в ягодицу и… И всё! Ничего больше не потребовалось.
И наступило лето...
~ ~ ~
Как я провёл лето?. Как и подобает скромному, прилежному, трудолюбивому Хомо Сапиенсу… Прежде всего, я стал селекционером (так за бугром называют мичуринцев). Среди грядок вскопанной земли в конце огорода на Декабристов 13, зазеленели дружные всходы конопли благодаря посевному материалу от прошлогоднего грабежа по-соседски. Назвать растения «кустами» язык не поворачивается, они больше смахивали на молодые саженцы деревьев. И деревья эти росли единой дружной устремлённой вверх семьёй и превращались в густую рощицу, которой, разумеется, требуется прореживание и селекционная выбраковка. С улицы посадка не просматривалась, прикрытая фруктовыми деревьями, но взор внимательного соседа преград не знает. Соседка справа спросила мою мать о назначении выращиваемой культуры.
Мать моя ответила, что конопля производит множество семян (такие маленькие, кругленькие, маслянистого вида бусинки, сам знайиш), а на базаре любители канареек просто с руками рвут эту бижутерию на корм своим пернатым свиристельчикам...
Ах, как изобретательна материнская любовь! Я, например, не дотумкал бы выдать столь безупречную дуру. Самое большее, наплёл бы про компрессы, ножные ванны, варикоз и отложение солей. А это опасный промах, потому что канарейко-держателей на Посёлке неизмеримо меньше, чем ветеранов труда с подорванным здоровьем. Так ли уж трудно представить заслуженного ветерана с любящим внуком подросткового возраста, который готов пожертвовать часом-другим своего ночного отдыха, но добыть дедуле панацею с близлежащей плантации?. Ну хватит запугивать себя же понапрасну, отметим лишь, что непродуманная реклама вредна нормальной деловой активности.
И, кстати, вопрос задала жена соседа претерпевшего грабёж, который вдобавок к своей пенсии пристроился спать сторожем на ПМС, по соседству.
(...и нет моей вины в том, что в сокращении Путевая Машинная Станция настолько совпадает с аббревиатурой Предменструального Синдрома...)
Я не особо совестился по поводу экспроприации его конопли, мародёрский рейд оставил предостаточно, чтоб он безбедно дотянул до следующего сезона.
(...это лишь теперь, ретроспективно, на ум приходит возможное наличие и у него своих клиентов с канарейками...)
К тому времени, мать уже несколько лет как перетрудоустроилась из КЭМЗа в РемБазу, на комплектовку, где велся учёт наличия вертолётных запчастей или того вроде. Физически, работа её не утомляла и, вернувшись домой после трудового дня, она частенько делилась новостями о межличностных отношениях в коллективе из одних только женщин, за исключением начальника и мастера.
На работе ей, главным образом, доставалась роль конфликтотушителя в среде сотоварок, а в периоды затишья она забавлялась игрой в комплименты. То есть, сказав кому-нибудь очередную приятность, она засчитывала себе зачётное очко.
(...необходима хорошая школа и неусыпный самоконтроль, чтоб сыпать комплиментами без повторов того, чем уже делалась приятность...)
И не раз начальник их участка крутил головой, приговаривая: –«От же ж жидовка! И тут исхитрилась!»
И моя мать радостно ему в ответ смеялась, а потом ещё и дома при пересказе зачётного комплимента.
вверх-скок