Хотя и студентка БиоФака, Света жила на пятом, МузПедном, этаже Общаги. В ходе одного из её визитов из верхов на наш, третий, этаж её покорила моя благородная сдержанность как бы такой весь рыцарь без страха и упрёка, которого несдержанность мерзопакостной погоды загнала в придорожный бордель.
Я как раз вернулся с провожания Иры в подъезд её дома, когда мне сказали, что на столе Комнаты 77 стоит куриный суп. Одно из преимуществ студенческой столовой в том, что после неё в твоём организме в любое время суток найдётся место для куриного супа. Я зашёл в комнату и включил свет.
На койке у окна лежала девушка обвёрнутая простынёй, которая не делала секрета, что кроме обёртки на ней ничего нет. Но самое главное, на столе была кастрюля и две ложки. Под поднятой крышкой обнаружился суп, где-то порции две. Я обтёр ложку, сел на свободную койку и начал есть. Суп был холодный, но явно куриный. Девушка под простынёй стала выражать недовольство светом, который ей мешает спать. С присущей мне галантностью, я щёлкнул выключателем и распахнул дверь в коридор, потому что есть суп в полной темноте неудобно. Прикончил его уже при свете отдалённой лампы в коридоре. Очень вкусный суп, мне понравился, хотя и холодный. И я ушёл.
"Чем меньше женщину мы любим,
Тем больше нравимся мы ей..."
Так, я начал зализывать раны нанесённые мучительной любовью посредством чисто терапевтических визитов на пятый этаж Общаги. Света была буквально создана для этого. Невысокого роста, в мальчишеской стрижке, она располагала стройным телом и грудями от Playboy. Хороша была по всякому, но фирменным её достоинством служил минет. Кроме того, Природа-Мать наделила это медицинское сокровище бесценным даром – малейшее прикосновение к её соскам давало старт обезумелой ебле, скулящим стонам, пока не дойдёт, ну и ты, за ней следом, впридачу...
Помимо квази-физиологических препон, наследия Советской системы образования, у меня с Ирой порою возникали непримиримые идеологические разногласия. Как в том случае, когда ректорат объявил добровольный субботник по уборке Графского парка. Девушки моего курса сгребали опавшие листья, а мы с Игорем Рекуном поджигали высокие нагрёбанные кучи.
После перевода Челюстей я знал, что жечь листья на открытом воздухе – это экологическое преступление против окружающей атмосферы, там есть небольшой абзац на эту тему. Но разве ты хоть что-нибудь кому-нибудь докажешь? «Сергей, не ломайся. Все так делают. Мы тут не в Америке».
С волками жить – вой как Римляне делают. Графский парк утонул в густых клубах дыма и мы разошлись… Проходя мимо Старого Здания, я приметил девушку в спортивке и она мне чем-то сразу понравилась, издалека. Даже не знаю чем именно. Ну широкая косынка в крупный чёрный горошек, это понятно, но не только же этим. И не кедами. Подхожу ближе – ё... то есть, ахху… моё! Так это же Ира! И до того растрогался приятным сюрпризом, что тут же доложил ей, как только что я заново в неё влюбился.
– Ты не знал, что это я и – влюбился?
– Да! Представляешь?
– Как ты мог!
– Так я ж в тебя!
– Ты не знал, что это я!
– Ну ты сама подумай! Раз это оказалась ты, значит на других у меня шансов нет. Я только в тебя могу влюбляться.
– Ты только что влюбился не в меня! И ещё сможешь!
– Как это не в тебя? А в кого ж ещё? Разве не ясно, что других как ты нет?
– Ты ничего не понимаешь.
– Ладно. Значит мне нельзя в тебя влюбляться?
– Нет!
– Никогда?
– Никогда!
Замкнутый круг – люби меня, но никогда в меня не влюбляйся. Но она красиво смотрелась в той спортивке, и двигается так классно...
(...при всех потугах выпятить себя как помесь записного Казановы с утончённым аристократом духа, по своей сути я – прирождённый лох. Почему? Чересчур губошлёп и падок на новые цацки...)
Стоило Илюше Липесу обмолвится незнакомым словом «волы» и я за ним увязался как цуцик Тузик. «Давай к волам сходим». Случайно обронённый термин дал старт полёту фантазии рисующей сборище бесплатных гетер без лишних комплексов. Но на деле там оказались тёлки, каких и в Общаге вáлом, а у одной из волиц день рождения.
И теперь в этой полутёмной комнате частного дома древней застройки мы вроде отрываемся типа как бы и полной шарой быстрый танец наяриваем. Оно мне надо? Потом я с какой-нибудь из этих лягу на кровать в соседней комнате. И будет она меня, в манере волиц-лисиц, открытым верхом, закрытым низом потчевать да приговаривать: –«Не мучай ни себя, ни меня!» Как будто я её насильно завалил или шантажировал, чтобы разделась. Зачем пошла, раз уж такая убеждённая лесба или в пожизненно непросыхающих месяцах? Чтоб изнасиловали забесплатно?!. И от этой тоски воловьей, вышел я в коридор к телефону позвонить и сообщить Ире, что я её люблю, подпись: «эмо лох».
А она моментально врубилась: –«Что там за музыка? Ты где?»
Обычно я ей из тамбура запертой двери звоню, на первом этаже Общаги. Вокруг стекло, почти полная звукоизоляция. Разговор совершенно ни о чём, я просто люблю её голос слушать. Она там скажет слово, а я тут млею, пока её родителям телефон не понадобится или из вестибюля в стекло отсека затарабанят: сколько можно?…
– Да так в одном месте, потом расскажу. Не телефонный разговор.
(…тогда каждому было известно, что телефоны прослушиваются органами, так что фраза «не телефонный разговор» исключала дальнейшие расспросы...)
Ну а потом пришлось гнать парашу про знакомого наркодилера, что заехал в Нежин с визитом, попросил отвести его на блатхату, где врубили музыку проявить уважение, но я не остался, а ушёл сразу, как ей позвонил… Полная ху… галиматья, то есть.. такая, что и слону даже в оба уха не вместится, чтобы в такое поверить, надо чтоб очень уж поверить хотелось. Хотя могла и поверить после тех икон… Ах, да, иконы...
Мне сказали, что Вирич хочет меня видеть, я и пошёл к нему. Он на зимних каникулах в Карпатах катался, сломал одну ногу и обе лыжины. Постельный режим, гипс, костыли. Вместе с женой-студенткой они квартиру в городе снимали. Когда она на кухню вышла, он и погнал свой монолог про длинную грязную руку Сионизма, что тянется к нашим духовным ценностям. Всё подводил к тому, что у Илюши Липеса в портфеле три-четыре православные иконы, под койкой в Общаге. Где-то сельскую церковь бомбанули и теперь Липес стремится толкнуть награбленное как антиквариат. Как можно стерпеть такую наглость? Если бы не гипс, Вирич ни за что бы не позволил топтать наши святыни и наследие… Короче, не мог бы я бомбануть те иконы обратно и восстановить историческую справедливость?
(...для меня все эти межконфессиональные трения херня хернёй, так что в этом вопросе Вирич стал ещё одним из голосов вопиющих в пустыне. Я бы ещё мог поверить в Зевса или там, Посейдона, но все те боги, что нынче в моде, особой у меня симпатии не вызывают, а и в то же время (что характерно) в атеизм я тоже не верю… А вот насчёт бомбануть, это он по адресу. Без проблем! Я ж сперва делаю, а думать после начинаю...)
Утром я дождался пока студенты уйдут на свои занятия и стихнет коридорный шум. Один пинок из дремотной тиши и – замок от неожиданности выпрыгнул… Всё, как описывалось – портфель под койкой, иконы в портфеле. Вот у них, Сербов, нюх на такие вещи. Даже в третьем поколении. Иконы похожи на ту, что Баба Катя у себя в хате держала, только доски побольше.
Я оставил портфель, где тот и был, и вынес иконы в умывальник, там мой чёрный «дипломат» уже дожидался в отсеке с одной раковиной. Добыча вписалась чётко по размерам. И тут я на себе прочувствовал справедливость поговорки про кражу пернатых. «Чё эт у тя руки трясутся? Курей воровал, што ли?»
Пальцы буквально ходуном ходили в неудержимом треморе. Но не так, как было когда перевернулся с грузовиком УАЗа. Та дрожь такая мелкая была, а в умывальнике так крупно бьёт, зараза, аж пальцы друг об дружку стукают. Вот до чего святотатство-то доводит… За отпечатки я не переживал. Илюша ж не пойдёт в угрозыск: –«Пожалуйста, снимите отпечатки с портфеля, где я держал иконы из ограбленного храма». Но и сразу нести добычу к Виричу было неправильно. Так что я попросил Иру подержать «дипломат» пару дней у себя дома, она как раз болела.
Потом, как примерный студент, я ещё и на занятия сходил, а уже после столовой поднимаюсь на третий этаж Общаги, где гам стоит по всему коридору – у Липеса дверь вышибли!
Я подхожу к его комнате, смотрю, да, действительно дверь нуждается в ремонте. От же, суки! А что пропало-то?
Молчит Илюша, только цыкает от расстройства...
вверх-скок