автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

самое-пресамое
финальное произведение

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   





В нашу третью встречу, капитан сказал, что замполит войсковой части, где я прослужил два года срочной службы, слишком невысокого обо мне мнения и сообщает, что я такой, сякой, и даже этакий.

(...похоже, в КГБ всё поставлено с ног на голову – сперва меня вербуют в секретные агенты, а потом наводят справки стоит ли оно того… Хотя если вдуматься, в этом есть доля и моей вины: слишком красивую нарисовал фальшивку в своей характеристике для поступления в вуз. Как говорил великий мудрый Гавкалов, водитель автокрана в СМП-615 (об обоих позже) – «что слишком хорошо – уже нехорошо»...)

Тогда я спросил, сообщает ли Замполит о моём активном участии в ограблении банка, на что капитан хмыкнул, но всё равно хотел бы знать чем вызвано столь отрицательное мнение обо мне со стороны старшего по званию.

Тут я не стал юлить в пустопорожних самооправданиях или запутываться в жалком вранье, нет, ничего подобного, я прямо и без обиняков изложил как всё и было на самом деле и, ни на йоту не отклоняясь от правды фактов, влез в шкуру почтальона части (получай, сука, за выпотрошенные материнские троячки). Я подставил себя на место почтальона, он же киномеханик Клуба части, он же посыльный Замполита для передачи сообщений и подарочков его (Замполитовским) юным пассиям.

По этой, слегка подправленной мною версии, именно я перепихнулся с одной из девушек, а та дура ляпнула Замполиту и тот, в ослеплении ревностью, теперь малюет меня самыми чёрными красками, как наркомана и дебошира, ведь малолеткам он платил…

После этого разговора, позолота моих надежд стать шпионом на территории США заметно облупилась. Мне дошло, что я понадобился для местных нужд и только, ещё один стукач, ещё одно «ухо Гестапо» вживлённое в карман обывателя.

Будущее подтвердило мои унылые опасения… Тема разведшколы больше уж не поднималась (вербовочная наживка, чтобы дурачок заглотил крючок), а вместо этого, дважды в месяц, я приходил в первую дверь направо в коридоре привокзальной милиции возле общественного туалета, сообщить, что никаких разговоров о политике среди студентов НГПИ я не слышал.

С одной стороны, как бы и неловко так вот подводить капитана, а с другой, ну что я мог ему сообщить? Разве КГБ заинтересуется, что Игорь Рекун, мой однокурсник из Конотопа, поступивший в институт прямиком со школьной скамьи, влюбился в четверокурсницу Ольгу Жидову из Чернигова?

Все вечера Игорь безвылазно проводит в её комнате, а её сожительницы эксплуатируют чувства юного влюблённого, посылают его с чайником в умывальник, набрать воды из-под крана. Однажды в коридоре его перехватил их однокурсник, мой сокомнатник, Марик Новоселицкий.

– Што? Сделали из тебя водоноса?.– Спросил Марик со своей всегдашней ухмылочкой.

– Ну, и што?– Вчерашний школьник не сробел, а вскинул свой острый носик с очками чайного цвета и, с независимым видом крутого чувака, продолжал жевать свой буббле гум.

– В Ольгу Жидову влюбился, да?

– Ну, и што?

– Жениться на ней хочешь, да?

– Ну, и што?

– Как можешь ты на ней жениться, если я её ебал?

– Ну, и што?

Игорёк вынес и этот смертельный удар и только предатель-чайник чуть свесил свой нос во вдруг ослабевшей руке, испуская тонкую, как спица, струйку на серый бетон бездушного пола. Бедный мальчик...

Сожитель мой не врал, конечно, и объяснил свой поступок желанием спасти юного Игоря от роковой ошибки. Но всё равно, этот Новоселицкий просто сволочь, хоть и Еврей…

Короче, нечем мне было выслужиться перед КГБ и подштопать свою репутацию, на которую настучал Замполит.

(...и всё-таки, не обрати они внимания на то, что он на меня накатал, и если бы закрыли ещё глаза на крещение дочери в подпольной церкви, и что я обматерил незнакомого работника КГБ у подножия Комсомольской Горки в городе Ставрополь, то—как знать!—я вполне мог бы подняться на пост Президента в нынешней России… Моя мама всегда говорила, что я очень умный...

А так, я отравил свои студенческие годы собственными руками. Встречи с капитаном дважды в месяц изводили меня, как неотступная зубная боль. Я глушил и гнал прочь мысли о предстоящей встрече, старался думать о чём-то другом… ну, хоть о чём-нибудь… они возвращались насесть снова, как мысль о неизбежном конце возвращается к неизлечимо больному.

Средь подогретого веселья в духе разгулов Ломоносова, вдруг всплывала мысль, что через три дня мне опять в ту дверь направо возле общественного туалета, выламывала меня из текущего увеселения и переключала на угрюмые раздумья, что «сексот», хотя всего лишь сокращённое «секретный сотрудник», звучит куда отвратнее, чем даже «чмо».

И никуда ведь не денешься – у них моё заявление и доносы, хотя ни на кого конкретно, но подписанные псевдонимом «Павел». Так что, если я даже, скажем, залечу на Зону, там ко мне подойдёт другой замполит-«кум» и прикажет стучать на остальных зэков, а то какая-то часть архивов КГБ дотечёт до пахана Зоны.

Жизнь моя превратилась в смятую жестянку, как у Синдбада в каком-то из его странствий, когда мерзкий старикашка примостился к нему на шею, душил и пинал ногами за малейшее непослушание.

Но почему капитан КГБ остался безымянным? Он называл мне своё имя и отчество, но хоть убей – не вспомню.… Дело не в том, будто боюсь я КГБ, или во что там его сейчас переименовали – нет, просто провал в памяти. Как ни стараюсь вспомнить, ничего не выходит… Хотя не очень-то и хочется...)

~ ~ ~

В ту пору в Нежине насчитывалось два ресторана – «Полiсся», на площади перед базаром, и «Чайка», в одноимённой гостинице направо от здания Горкома-Райкома Партии за спиной Ленина на главной площади. Третий находился на первом этаже железнодорожного вокзала, но я его не считаю, потому что до 17.00 он был столовой.

Эпически провинциальная глушь – до щемоты, до умиления…с памятником земляку, чьё парусное судно на заре XIX века стало первым предупреждением пингвинам о приближении цивилизации к обледенелым берегам Антарктики, но эти глупые пернатые не вычислили какими чучелодельными последствиями чревато появление на тёмных полярных водах странной деревянной льдины с пингвинами, которые базарили совсем не по-пингвиньи… с высоким храмом запертым на ремонт с конца 50-х… с первенцем Советского танкостроения образца 1929 года перед входом в парк Шевченко, без всякого постамента, на асфальте тротуара, заливай солярку и – вперёд!. и даже площадь перед базаром была, в сущности, всего лишь очень широкой улицей, от моста к универмагу...

Рестораны мы посещали крайне редко и то не все, потому что Яков и Фёдор избегали оба заведения данного пошиба. На такие случаи их подменяла Света, официальная невеста Марка. Белые скатерти на столах и зелёная дорожка от входной двери и к ширме в углу, которая камуфлировала ход на кухню, сразу же показывали, что тут тебе не забегаловка, а ресторан. И, как и положено в ресторанах, приходилось очень долго ждать, пока официантка принесёт заказанный гуляш с картошкой.

Чтобы скоротать время, Саша Остролуцкий начинал полировать свои ложку-вилку-нож из разложенного перед ним на скатерти прибора, чей строй замыкала башенка из скрученной стоймя салфетки, хотя никто не знал, что ею надо застилать штаны. Вот он и наяривал у неё под боком типа как бы такой весь чистоплотный и благовоспитанный. Хорошо хоть мизинчик в сторону не отставлял, чистоплюй детдомовский...

Света продолжала шпынять Марка своим «что такое, Марик? Я не поняла!», но уже вполголоса… Наконец, из-за ширмы показывается официантка с подносом в руках… Не, опять понесла мимо, к другому столу. Ждём-с...

Ну наконец-то, вот уже и к нам. Она переставляет тарелки с подноса на скатерть. Саша деловито разливает водочку из круглого, как химическая колба, графинчика. Ну-с, вздрогнем!

И, после второй стопки, ты уже участник остроумной застольной беседы. Твои пальцы так изящно поигрывают ресторанной вилкой. Музыка из-за ширмы уже не режет слух чрезмерной громкостью. Ты ненавязчиво обводишь взглядом зал. Какую тут пригласить для медленных объятий на зелёной дорожке?.

Марик их всех знает, с какого, скажем, факультета та пара девушек, и даже курс какой. А если просто местные, то уже Светик выложит всю их подноготную... Золотая молодёжь. Прожигатели жизни… В конце Марик платит по счёту из своего мягкого коричневого кошелька, в Общаге вернём свои доли…

Если бы не его любовь к поучениям, Марик был бы вполне нормальный чувак. Возвращаясь из душа на первом этаже, он непременно заглянет в вестибюль, поблагодарить вахтёршу, тётю Дину, за горячую водичку. И тут же начнёт тебе толкать, что хоть она к водичке ни при чём, но это неважно, зато теперь готова делать одолжения. Это как пообещать кому-то что-то. Никто ж не знает когда ты выполнишь обещанное и выполнишь ли вообще, но тот, кого ты обнадёжил, начинает надеяться и,в ходе ожидания,человек уже зависит от тебя, он – за тебя.

(...сдаётся мне, Марк просто повторял то, что папаша с малых лет вбивал ему в голову. Еврейская мудрость из поколения в поколение, смекаешь?. Вот от кого чекисты научились прищучивать долбоёбов обещанными разведшколами...)

За обучение меня уму-разуму я расплатился книгойЗамок Отранто в тиснёной коричневой обложке, что лежала поверх моей тумбочки. Библиотечная из Клуба КПВРЗ. Она его так глубоко восхитила, что я ему её подарил. Только сперва мне пришлось вернуть, а украл уже через неделю. Проще простого – впихнул книгу за пояс штанов под полушубком и выходишь из-за полок с какой-нибудь другой для записи в карточку...


стрелка вверхвверх-скок