самое-пресамое
финальное произведение

Мой отец поделился своим стратегическим планом по использованию навыков и умений приобретённых мною в армии. Предполагалось строительство дополнительной комнаты и веранды примыкающих к недавно приобретённой полухате, а также облицовкой её внешней стороны кирпичом и—раз уж, то уж заодно—возведение кирпичного сарая во дворе, из двух секций – одна для дров и угля на зиму, вторая жилая типа летней комнаты.

Как-то не хотелось объяснять, что по ходу армейской службы я стал квалифицированным землекопом, хорошо освоил лом с лопатой, но и не далее того. Факт не вызывал во мне стыда, но и ломать явный восторг, что есть на кого взвалить стратегию, мне тоже не хотелось. Я воздержался от омрачающих признаний, что «специальность – каменщик» в моём военном билете, это стандартная туфта. Поэтому я сказал, да, конечно, без проблем...

Грузовик кирпича был закуплен на кирпичном заводе, на карьере самосвал песка, полтонны цемента со склада и – стартовала стройка века! Вода, к сожалению, оказалась удалённее, чем на Нежинской, потому что водопровод не достигал окраин Посёлка и приходилось крутить, крутить и крутить ближайший колодезный ворот (за углом, на улице Котовского), чтоб из глубин земной коры к свету дня всплыло жестяное ведро на мокрой громыхающей цепи, роняя пригоршни воды поверх краёв…

Лето выдалось жарким как погодой, так и трудовым накалом работ воплотивших планы отца в быль. Что касается качества… Ну швы кладки потолще идеальных, однако отвесность углов и оконных проёмов не заставят меня краснеть и поныне...

По прибытии к месту жительства, дембель обязан явиться для регистрации в военкомате обряженным в парадку. Исполнив эту обязанность, я отправил посылку в в/ч 41769 владельцу парадного обмундирования с добавлением трёхрублёвой ассигнации во внутренний карман кителя. Дошли ли деньги? Мать мне сказала, что вкладывала «троячку» в каждое из своих писем. Блин! Ну хоть бы раз упомянула, а? Я попросил бы хранить деньги в сберегательной кассе, потому что мне доходили лишь письма в чистом виде. Хоть и они солдату в радость, о чём речь...

Вскоре я получил письмо из Ставрополя, анонимное, от солдата-писаря при штабе ВСО-11. Не написав ни строчки, он вложил в конверт, как и договаривались, чистый лист бумаги с оттиском печати в/ч 41769. Оставалось лишь добавить характеристику для поступления в вуз и заверить её подписью Комбата.

Текст характеристики пришлось составить самому, в котором я обрисовал себя с довольно положительной стороны, как отличника боевой и политической подготовки, активного участника художественной самодеятельности воинского подразделения, надёжного товарища, опытного воина вооружённых сил Советского Союза в целом и военно-строительных войск в частности... Не только замполиты характеристики лепят, то есть обжигают… или наоборот?. ну в общем...

Потом я попросил отца переписать сочинение на лист, повыше печати, поскольку его почерк больше смахивал на каракули матёрого кадрового офицера. Он скопировал перечень моих достоинств, но засомневался малость как подошёл момент подписывать всё это: –«А если поймают?» Пришлось убедить его, что наш Комбат не сможет отказаться от своего автографа, для каждой представленной ему на подпись бумаги он вынужден изобретать новый росчерк с вензелями благодаря хронически текущей памяти. В благодарность за мой доблестный труд в то лето, а возможно сказалась фальшивомонетная наследственность по материнской линии, но мой отец нацарапал подпись (любой полковник гордился бы такою) рядом с печатью в/ч 41769...

Поступать я отправился не в Киев, а по совету матери сдал бумаги в Нежинский Государственный Педагогический Институт. До Нежина всего два часа езды электричкой и вуз располагал Отделением Английского Языка. Педагогический уклон заведения меня не сильно колебал, я никаким боком не собирался работать ни в какой школе зато смогу читать на Английском…

На время вступительных экзаменов мне, как абитуриенту, выделили койку в общежитии на главной площади города Нежина, лицом к лицу с памятником Ленина и массивным зданием Горкома Партии и Райкома Партии (2 в 1) позади его белой спины. До института от площади всего одна остановка на автобусе, но пешком намного быстрее.

Английский факультет размещался на третьем этаже Старого Здания, который построил Граф Разумовский во времена Декабристов и с тех же пор использовался как очаг образования всевозможной студенческой шантрапы наряду с Гоголем, великим Российским писателем. Опираясь на этот факт, очаг прикрепил к своему наименованию «Н. В. Гоголя» и обставил себя тремя его памятниками различной величины и возраста.

Мне понравилась чёрно-белая аллея мощных Берёз, начавшись у подножия ступеней высокого крыльца она, при всей своей краткости, успевала укрыть своей сенью дореволюционно чёрного Гоголя (вероятно, первого из трёх). Понравились необъятные белые столпы колоннады подпиравшей фронтон над входом и головокружительные Ели до того высокие, что их макушки не могли уже заглядывать в окно коридора Английского факультета, где по паркетной мостовой гуляло лоснящееся эхо, и недосягаемые потолки аудиторий тоже не смогли не понравиться.

И мне даже стал симпатичен декан Английского факультета по фамилии Антонюк. Он нисколько не придирался к моему хромому на обе ноги владению Английским в объёме пятого класса средней школы. Вряд ли бы сошло мне это с рук, знай он, что имя моего деда Иосиф, а тестя моего звали Абрам. Декан Антонюк являл собою образец воинствующего Антисемита. Под покровом вечерней темноты, Антонюк подкрадывался к расписанию для всех четырёх курсов Английского Отделения (оно же факультет) и яростным карандашом вычёркивал оттуда имена преподавателей-Евреев, а также из висящей рядом факультетской стенгазеты. Словно юный подпольщик в непримиримой борьбе с оккупантами, gegen Befehle. Но Александр Близнюк, один из тех самых преподавателей-Евреев, неусыпный как Гестапо Третьего Рейха, выследил Антонюка, поймал с поличным (он был не один в группе захвата) и декана разжаловали в рядового преподавателя на том же факультете. Но всё это случится позже...

На письменном экзамене по Русскому я выдал сочинение на твёрдую четвёрку, хотя оно, по сути, являлось неуличимым плагиатом – воспроизведением достославной отповеди, которую Зоя Ильинична, учительница Русского языка и Литературы конотопской средней школы № 13, накатала красным под моим подрывным лепетом о чём я думаю, когда сижу у окна. А на устном экзамене мне посчастливилось вытащить билет, где просилось вспомнить Князя Андрея, как его представил Лев Толстой в романе Война и Мир. Однако падла экзаменатор попытался посадить меня своим дополнительным вопросом: –«Вы не смогли бы рассказать стихотворение, любое, какого-нибудь Советского поэта? На ваш выбор». Вопрос, что называется ниже пояса, но я вовремя вспомнил, что Есенин заключительную часть своей жизни чуть-чуть пожил и при Советском строе, перед тем как в петлю полезть, и погнал с ресторанным подвывом (пальцы левой руки сами собой сложились в ля-минор):

До перехода на второй куплет, экзаменатор сдался и поставил проходной балл...

В промежутке между экзаменами, я купил пару воздушных шариков для Леночки. В торговой сети Конотопа этот товар встречался редко, а мне не нравилось, что своей паре потрёпанных кукол она предпочитает обшарпанный чемодан. Выволакивала его из спальни на кухню, чтобы объявить: –«Плачь, Баба! Деда, плачь! Леночка на БАМ едет!»

Уже не меньше года программа новостей Центрального Телевидения Время каждый божий вечер представляла репортажи о трудовых победах на строительстве Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, она же БАМ.

Мне не нравилось, что ребёнок растёт чересчур политизированным, и сюда же примешивались тёплые воспоминания как мы играли шариками на лестничной площадке второго этажа, ещё когда на Объекте.

И вот в один из межэкзаменационных вечеров распростёршись на койке общежития, я наблюдал разнообразно волнистые клубы папиросного дыма всплывающие к потолку. Своими змеящимися кверху выкрутасами, дым натолкнул меня на ленивую мысль о проведении эксперимента из области Физики, поскольку делать мне было абсолютно нех… хмм… то есть… нехватка общения в абсолютно пустой комнате довела до такой мысли… Поведение дыма ясно свидетельствовало, что он легче воздуха. Следовательно, если им заполнить шарик, то шарик взлетит! Остаётся только решить чисто техническую проблему – как засунуть в шарик дым?

Жизненный опыт подсказал эффективное решение. Мне не однажды доводилось наблюдать взаимопомощь пары анашистов по обеспечению улёта друг другу, по-братски, высоко и, главное, быстро. Метод носит кодовое название «паровозик». Один чувак суёт раскуренный косяк себе в рот, но задом-наперёд, соблюдая, есессна, необходимую осторожность, чтобы его там ни обо что не погасить, внутри полости, и дует с напором, однако размеренно. Он – донор. В результате, из незадействованного мундштука беломорины валит плотная струя густого дыма незамедлительно всасываемая получателем братской помощи.

Но шарик ведь не анашист, верно? Ему и просто Беломор сгодится. Так что я прикурил, вставил мундштук шарику в пипетку, ну через что он там надувается, и вдул с другого конца что есть мочи. Но следует учесть один нюанс – дым «паровозика» жадно поглощается потребителем, тогда как вдутый в баллон воздух стремится покинуть теснины резиновых стен тем же путём. Короче, тот полувоздух-полудым, который мне удалось подать в шарик, своим давлением, как только я прекратил дуть, двинул сквозь мундштук обратно и вышиб тлеющий табак папиросы мне прямо в глотку.

Табак, конечно, пришлось выкашлять, но его тлеющие волоконца прижгли мне гланды, если не глубже. Вот что случается, когда Филолог забредает в область Физики. Во-1-х, больно, а потом иди ищи дежурную аптеку в поисках Фурацелина для полоскания гортани прожжённого донора.