великие творения
                   былого

Корабль подходит к причалу, команда опускает трап. Улыбающиеся пассажиры уже на полпути вниз, простирают обтянутые перчатками, или унизанные кольцами руки к Маргрете.

– Ну ты идёшь?

– А… а надо?

Она пожимает плечами и, повернувшись к нему спиной, осторожно оставляет причал, на борт, юбка натянулась и на миг взблескивает жёлтым светом от кафе. Слотроп, поколебавшись, идёт следом — в последний момент какой-то хохмач отдёргивает трап и корабль отваливает, Слотроп, вскрикнув, теряет равновесие и падает в реку. Головой вниз: шлем Ракетмэна тянет его прямо ко дну. Он сдёргивает его и выныривает, в носу жжёт и зрение размыто, белое судно скользит прочь, хотя бурлящие винты приближаются к нему, начиная втягивать его накидку, так что он избавляется от неё тоже. Он отплывает на спине, а затем осторожно вокруг кормы с чёрными буквами: ANUBISŚ winoj ś ie, стараясь держаться подальше от тех винтов. По другому борту он замечает конец свисающей верёвки, доплывает и хватается за неё. Оркестр на палубе наигрывает польки. Три пьяных дамы в тиарах и жемчужных ожерельях маются бездельем у спасательного леера, наблюдают, как Слотроп карабкается по верёвке: «Давайте её обрежем»,– кричит одна из них, – «и посмотрим, как он снова бултыхнётся!» – «Да, давайте!» – соглашаются её компаньонки. Иисусе. Одна из них раздобыла здоровенный тесак для мяса и размахивает им вовсю, под весьма оживлённый смех, примерно в этот же момент кто-то ухватывает Слотропа за лодыжку. Он смотрит вниз, замечает протянутые из иллюминатора пару тонких запястий в серебре и сапфирах, подсвеченные изнутри словно лёд, и маслянистую реку, бурлящую ниже.

– Сюда, – девичий голос. Он соскальзывает ниже, пока она дёргает его ступню, и садится верхом в иллюминатор. Сверху доносится тяжёлый удар, верёвка прошелестала вниз, женщины заходятся истеричным смехом. Слотроп протискивается внутрь, истекая выжимающейся из него водой на верхнюю койку рядом с девушкой около 18 в длинном платье с блёстками, волосы светлые до белизны, и с первыми скулами на памяти Слотропа, от вида которых у него встаёт. У него мозги уже определённо сдвинулись, все сколько было...

– Э…

– Ммм. – Они смотрят друг на друга, пока он продолжает изливаться водой. Зовут её, оказывается, Стефания Прокловска. Её муж Энтони – владелец этого Анубиса.

Ну муж, ладно: «Ух,ты!», – грит Слотроп: «Так я насквозь мокрый».

– Я заметила. Чей-нибудь вечерний костюм должен прийтись впору. Обсушивайся, я выйду, посмотрю что там подвернётся. Можешь пользоваться туалетом, если хочешь, там всё есть.

Он стаскивает остатки Ракетмэнова прикида, принимает душ, пользуясь лимонным мылом с вербеной, на котором обнаруживает пару белых волосков с лобка Стефании, и занят бритьём, когда она возвращается с сухой одеждой для него.

– Значит, ты с Маргретой.

– Не совсем уверен насчёт этого «с». Она нашла своего ребёнка?

– О, да, и они уже прицепились к Карелу. Он весь месяц выставлял себя кинопродюсером. Ну, сам знаешь, это же Карел. А ей, конечно же, больше всего охота пристроить Бианку в кино.

– А…

Стефания часто пожимает плечами, и каждая блёстка её платья пляшет: «Маргрета хочет добиться для неё карьеры попристойней. Чувство вины. У самой-то просто череда грязных фильмов. Ты наверняка наслышан как она забеременела Бианкой».

– Макс Шлепциг или что-то там такое.

– Вот именно, и ещё какое что-то. Никогда не смотрел Alpdrücken? В той сцене, как её поимел Великий Инквизитор, и там заходит человек-шакал, чтобы насиловать и раздирать пойманную баронессу. Фон Гёль не выключал камеры. Из фильма кадры вырезали, конечно, но они таки попали в частную коллекцию Геббельса. Я видела — просто волосы дыбом. На каждом мужчине в той сцене чёрный капюшон или маска… у нас в Бидгошче это стало увлекательной игрой для вечеринок, гадать кто из них отец ребёнка. Чем-то же надо развлечься. Они крутили плёнку и спрашивали у Бианки, а она должна была ответить да или нет.

– Ага. – Слотроп приступил протирать лицо лавровишнёвой водой.

– О, Маргрета испортила её задолго до их приезда погостить у нас. Я не удивлюсь, если сегодня ночью Бианочка спит с Карелом. Проложить дорогу в бизнес, не так ли? Конечно, всё должно оставаться на уровне бизнеса — на меньшее мамаша не пойдёт. Проблема Маргреты в том, что ей такое всегда слишком нравилось, привязываться в камере пыток. Другими способами её не вставляет. Вот увидишь. Она и Танац. И весь набор, припрятанный в чемодане Танаца.

– Танац?

– Ах, она тебе не говорила. – Смеётся, – Миклош Танац, её муж. Они то сходятся, то расходятся. В конце войны разъезжали с гастролями для парней на фронте — пара лесбианок, волкодав, сундук кожаных костюмов и приспособлений, маленькая труппа. Развлекали войска SS. По концлагерям… короткое замыкание на колючей проволоке, знаешь. А уже позже, в Голландии, на ракетных площадках. Это они первый раз после капитуляции собрались вместе, так что особо так не рассчитывай на частые свидания...

– Даже так? Ну я не знал. – Ракетные площадки? Рука Провидения подползает среди звёзд, протягивает Слотропу палец.

– На время отъезда, они оставляли Бианку с нами в Бидгошч. На неё иногда находит, но в общем чудный ребёнок. С ней я никогда не строила из себя папашу. Сомневаюсь, что у неё есть отец. Это случай непорочного зачатия, она чистая тебе Маргрета, если «чистая» хоть как-то той подходит.

Вечерний костюм сидит превосходно. Стефания ведёт Слотропа вверх по сходне на палубу. Анубис движется сейчас при свете звёзд через деревенскую местность, порой горизонт прерывается силуэтом ветряной мельницы, копен сена, свинарни, каким-нибудь рядом деревьев на пологом холме от ветра... Есть корабли, о которых мечтается на жутких порогах, поперёк течений… там желанны нам ветер и двигатель...

– Энтони, – она подвела Слотропа к громадному детине в полевой форме Польской кавалерии с множеством маниакальных зубов.

– Американец? – качает руку Слотропа. – Браво. Ты почти завершаешь коллекцию. Теперь мы корабль всех наций. У нас даже Японец есть на борту. Экс-представитель из Берлина, которому затруднительно проехать через Россию. Бар найдёшь на следующей палубе. Всё что тут бродит вокруг, – привлекая к себе Стефанию, – кроме этой вот, дозволенная дичь.

Слотроп козыряет и, предположив, что этой паре предпочтительнее остаться наедине, находит лестницу к бару. Тот увешан праздничными гирляндами и электролампочками, заполнен дюжинами элегантно наряженных гостей, которые тут же, вместе с оркестром, грянули этот напев в быстром темпе: