великие творения
                   былого

Тебе достанется самый высокий, самый темноволосый ведущий актёр Голливуда.

Мериан С. Купер сказал Фэй Рэй

* * * * * * *

Улицы этого утра уже цокают, поближе, подальше, под ногами гражданских на деревянных подошвах. Выше по ветру стая чаек. Скользят легко, бок о бок, крылья раскинуты неподвижно, когда-никогда слегка пожмёт плечом, чтоб разместиться выше в этом раскладе-сборе белой замедленной растасовки карт в фараоне под невидимыми пальцами...  Вчерашний первый взгляд, подъезжая днём по эспланаде, наткнулся на суровый приём: море в оттенках серого под серыми тучами, Казино Герман Геринг обесцвечено белым, чёрная зубчатая бахрома пальм слегка отмахивалась... Но в это утро деревья снова зелены под солнцем. Налево, вдалеке, древний акведук заворачивает, обваливаясь, иссохше-жёлтый, вдоль отрогов Козырька, дома и виллы испеклись там до тёпло-ржавого, мягкая коррозия через все цвета Земли, от бледно сырой до глубоко прожаренной.

Солнце, не слишком, пока что, высокое ухватывает ту или иную птицу за оперенье её крыльев, превращает кончики их в сверкающие ноготки срезанного льда. Слотроп выстукивает зубами к птицам столпившимся в вышине, охвачен дрожью тут внизу, на своём мини-балкончике, тепло от электро-камина в глубине комнаты, едва дотрагивается тыла его ног. Ему отвели комнату высоко в белом, обращённом к морю фасаде, на одного. Тантиви Макер-Мафик с его приятелем Теди Блотом в одной на двоих, дальше по коридору. Он втягивает ладони внутрь рубчатых манжет свитера, скрестив руки, наблюдает изумительное заморское утро, внося в него призраки своего дыхания, ощущая первое тепло солнца, позыв к первой сигарете—и, совсем уж ненормально, всё ещё дожидаясь грохота первой ракеты, которая положит начало дню. Зная всё это время, что он в сторонке от великой войны отодвинутой к северу и что взрывом тут может быть лишь хлопок пробки шампанского, мотора шикарного Испано-Свиза, любовного шлепка, будем надеяться... Вдали от Лондона? Никакого Блица? Сможет ли он свыкнуться с этим? Ну конечно, как раз к моменту, когда пора будет возвращаться назад.

– Так он уже проснулся.– Блот, в пижонистом костюме в тончайшую полоску, украдкой проник в комнату, покусывает чубук дымящей трубки, Тантиви следом в униформе.– Торчит у щёлки, прочёсывает пляж насчёт незанятой мамзели или двух, могу поспорить…

– Не мог заснуть,– Слотроп, зевая, возвращается в комнату. Залитые солнцем птицы парят позади него.

– Мы тоже,– откликается Тантиви,– Годы уйдут, пока привыкнешь.

– Боже,– Блот не скупится на показной энтузиазм в это утро, театрально указывая на огромную постель, потом туда же рухнул   и принялся покачиваться вовсю,– За тебя точняк замолвлено словечко, Слотроп. Роскошь! А нам-то дали какую-то заброшенную кладовку, прикинь.

– Эй, чё ты тут гонишь?– Слотроп рыщет вокруг в поисках сигарет.– Я типа Ван Джонсона что ли?

– Только там, что касается,– Тантиви с балкона бросает свою зелёную пачку Кревенс,– девушек, понимаешь—

– Англичане довольно сдержаны,– поясняет Блот, учащая качку для выразительности.

– О, маньяки возбудились,– бормочет Слотроп направляясь в свой личный туалет,– ворвались, в натуре банда сдвинутых... – Стоит довольный, ссыт без рук, закуривает, но малость мозгует насчёт этого Блота. Типа как давний приятель Тантиви. Спичка щелчком послана в унитаз, краткий пшик: но со Слотропом держит он себя как-то, свысока что ли? может из-за нервов…

– Так вы, парни, раскатали губу, что я устрою вам знакомства,– орёт он, покрывая шум спуска воды в туалете,– а мне всегда казалось, стоит из вас кому-то пересечь Пролив и он уже заправский Валентино.

– Мне говорили, будто до войны была такая как бы традиция,– Тантиви с печалью прислоняется к двери,– но Блот и я из Нового Поколения, нам приходится полагаться на образованного Янки…

И тут Блот выскакивает из постели в попытке пояснить это Слотропу песней:

Англичанин застенчив очень ( фокс-трот)

– Ну тогда вы обратились по адресу,– кивает Слотроп, соглашаясь.– Только не ждите, чтоб я ещё и  вставлял за вас.

– Исключительно в целях  предварительного съёма,– заверяет Блот.

– Moi,– орёт тем временем Тантиви вниз с балкона,– Moi Тантиви, понимаете, Тантиви.

– Тантиви,– откликается неразборчивый девичий хор снизу.

– J’ai deux amis, aussi, по странному совпадению. Par un bizarre совпадение, или как оно по-Французски, oui?

Слотроп, приступивший было к  бритью, выступает со всклоченной пеной на помазке  затиснутом в кулак и врезается в Блота, который бросился взглянуть вниз поверх левого эполета своего соотечественника на троицу миленьких девичьих лиц, задранных кверху, в соломенных нимбах громадных панам, улыбки у всех ослепительны, глаза загадочны, как море за их спинами.

– Скажем, примерно в où,– спрашивает Блот,– où, хорошо, dé jeuner?

– Рад, что я пригодился,– бормочет Слотроп, намыливая Тантиви между лопаток.

– Так идёмте с нами,– зовут девушки поверх шума волн, две из них удерживают большущую плетёную корзину, а в ней зелёный лоск стройных   бутылок   вина и батоны с хрусткой корочкой под белой тряпицей, всё ещё источающие лёгкий парок, что всплывает,  словно пёрышки, от каштановой глазури и из более бледных расселин-трещинок,– пошли— sur la plage . . .

– Я просто,– Блот уже наполовину за дверью,– поддержу им компанию пока вы…

– Sur la plage,– Тантиви чуть замечтавшись моргает к солнцу, улыбается, что их желания  доброго утра сбылись,– о, это звучит как живопись. Что-то из Импрессионистов. Фавистов. Искрится светом.

Слотроп похаживает, стирая крем со своих с ладоней. Запах в комнате на миг переносит в Беркширские субботы—флакончики сливового и янтарного тоников, облепленная мухами бумажка поворачивает бока под волну от вентилятора над головой, щипки боли от тупых ножниц... Выдираясь из своего свитера, затягивается зажатой во рту сигаретой, дым валит из вскинутых боковин словно от вулкана: «Эй, можно тебя расколоть на одну из твоих—»

– Ты уже забрал всю пачку,– вскрикивает Тантиви,— Боже милостивый, а это что такое?

– Ты о чём?– На лице Слотропа ничего кроме невинности, пока он впихивает и начинает застёгивать помянутый объект.

– Ты конечно, прикалываешься. Там дожидаются юные дамы, Слотроп, одень что-нибудь цивилизованное, будь умницей—

– Всё путём,– Слотроп, минуя зеркало, взбивает волосы во всегдашний спортивный помпадур Бинга Кросби.

– Ты же не хочешь, чтоб нас увидели с—

– Это мой брат Хоган прислал,– оповещает его Слотроп,– аж с Тихого океана. Видал на спине? под парнями в том каноэ, влево от цветущих Китайских роз, там же грица СУВЕНИР ИЗ ГОНОЛУЛУ? Это реальная вещь, Макер-Мафик, не какая-то там дешёвая подделка.

– Боже правый,– стонет Тантиви, удручённо волоча его из комнаты, жмуря глаза от рубахи, что слегка мерцает в полумраке коридора.– Ну хотя бы заправь её и одень что-то сверху. Вот, я даже одолжу тебе этот фирменный китель... Громадная жертва: это китель из заведения на Севил-Роу, чьи примерочные в натуре украшены портретами досточтимых овечек—какие-то возвышенно позируют на скалах, другие в задумчивости, на мягком ближнем плане—с которых изначальная, осеребрённая туманом, состригалась шерсть.

– Ткань наверняка из колючей проволоки,– делится мнением Слотроп,– какой девушке охота прижиматься к чему-то такому.

– Ну а какая женщина в здравом уме захочет быть в радиусе десяти миль от этой— этой жуткой рубахи, а?

– Погоди!– Слотроп достаёт откуда-то броский жёлто-зелёно-оранжевый красочный платок и под стоны ужаса Тантиви пристраивает его в кармане друга, чтоб тот вытарчивал тремя уголками.– Вот так!– Сияет,– теперь, как говорится, полный блеск.