автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

самое-пресамое
финальное произведение

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   




Вскоре после нашего возвращения Мама взяла Сашу с Наташей и поехала на Украину проводить свой отпуск в Конотопе. Опять мы с Папой остались только два мужика. Он готовил вкусные макароны по-Флотски и рассказывал мне подробности жизни моряков. Например, на корабле многие команды подаются трубой и она не просто дудукает как пионерский горн, что вместе с барабаном идут вслед за Знаменем пионерской дружины на торжественной линейке. Корабельная труба играет по разному для каждого случая. В обед труба выпевает: –«Бери ложку, бери бак и беги на полубак». «Бак» это котелок, куда матросу выдают обед, а «полубак» то место на корабле, где корабельный повар-кок раздаёт черпаком что он там сготовил.

И Папа объяснял мне разные морские слова. «Клотик» это самый кончик самой высокой мачты на корабле, а когда хотят подшутить над молодым матросом, ему дают чайник и посылают принести чай с клотика. Новичок, конечно, не знает где это и ходит по судну с чайником, расспрашивает как пройти, а старые морские волки посылают его в разные места или в машинное отделение, так, для смеха...

А ещё Папа сказал, что некоторые зэки, которые прожили на Зоне слишком долго, уже не могут жить на свободе. И поэтому один рецидивист, когда закончился срок, просил начальника лагеря не выпускать его, а держать дальше. Но начальник Зоны сказал: –«Закон есть закон! Уходи!»”

А вечером рецидивиста опять привезли на Зону, потому что он убил человека в соседней деревне, и убийца кричал: –«Говорил я тебе, начальничек! Из-за тебя душу невинную пришлось загубить!» На этих словах у Папы глаза смотрели вбок и вверх, и даже голос его менялся как-то…

Некоторые книги я перечитывал не один раз, не сразу, конечно, но спустя какое-то время. В тот день я перечитывал книгу рассказов про революционера Бабушкина, которую мне вручили в конце года за хорошую учёбу и активное участие в общественной жизни школы. Он был простым рабочим и работал на богатеев-фабрикантов перед тем как стать революционером, а во время революции 1905 года пропал без вести.

Когда Папа позвал меня из кухни идти обедать, я пришёл и начал есть вермишелевый суп, а потом спросил: –«А ты знаешь, что до Октябрьской Революции на заводе Путилова рабочих однажды заставили трудиться сорок часов подряд?»

И Папа ответил: –«А ты знаешь, что твоя Мама поехала в Конотоп с другим дядей?»

Я поднял голову над тарелкой. Папа сидел перед нетронутым супом и смотрел на занавеску в кухонном окне. Мне стало страшно, я заплакал и сказал: –«Я убью его!»

Но Папа всё так же смотрел в занавеску, и он сказал: –«Не-ет, Серёжа, убивать никого не надо».– Голос его звучал чуть гнусаво, как у того рецидивиста-душегуба, который хотел и дальше оставаться на Зоне.

Потом Папа попал в Госпиталь Части и два дня соседка, которая въехала в комнаты сокращённых Зиминых, приходила к нам на кухню готовить мне обед. На третий день вернулась Мама с моими братом-сестрой...

Мама пошла проведать Папу в Госпитале и взяла меня с собой. Папа вышел во двор в синей пижаме, там всех переодевают в такие же. Родители сели на скамейке и сказали мне пойти поиграть. Я отошёл, но не очень далеко и слышал как Мама что-то быстро-быстро говорит Папе тихим голосом. Он смотрел прямо перед собой и повторял одни и те же слова: –«Дети вырастут – поймут».

(…когда я вырос, то понял, что из Конотопа опять пришло письмо с доносом, только на этот раз прямо Папе, а не в Особый отдел. Зачем?!. Ведь это не сулило доносчику улучшения жилищных условий, или каких-то других улучшений быта. Или, может, просто по привычке? Или, может, это вовсе не сосед был?. Просто некоторые люди, когда им плохо, думают что полегчáет, если сделать плохо кому-то ещё. Не думаю, что это срабатывает, но знаю, что есть такие мыслители…

И я ни разу не спросил моих сестру-брата ездил ли с ними в отпуск какой-то дядя, но я знаю, что так и было.

Мама построила свою защиту на контратаке против непутёвого поведения Папы в Крымском санатории, куда он ездил по путёвке профсоюза один, годом ранее. Там он стал таким легкомысленным, что не догадался даже скрыть следы своей легкомысленности и Маме пришлось отстирывать улики с его трусов в стиральной машинке «Ока»…)

Потом Папа выписался из Госпиталя и мы стали жить дальше…

~ ~ ~

В школе наш шестой класс перевели обратно на второй этаж в главном здании. Из-за беспрерывного чтения книг вперемешку с телевизором, времени на домашние задания у меня, практически, не оставалось, учителя меня стыдили, но продолжали ставить хорошие оценки, просто по привычке...

В общественной жизни школы я сыграл роль коня в инсценировке силами пионерской дружины школы. Эта роль досталась мне потому, что Папа сделал большую лошадиную голову из картона и на сцене я представлял конскую голову и передние ноги. Мои руки и плечи скрывала большая шаль, которая прятала ещё одного мальчика, который в согнутом виде держался за мой пояс и исполнял роль задней части четвероногого. На сцене лошадь не говорила никаких слов, потому что просто приснилась лентяю в виде кошмара, чтобы он с перепугу начал хорошо учиться. Постановку мы представили в школьном спортзале, и в Клубе Части, и даже ездили на гастроли за Зону – в клуб деревни Пистово. И повсюду выход коня на сцену вызывал оживление в зале.

Кроме кино в Клубе Части, я иногда ходил в Дом Офицеров, родители давали мне деньги на билет. Там я впервые посмотрел Французскую экранизацию Трёх Мушкетёров.

Перед сеансом в толпе собравшихся в фойе ходили нехорошие слухи, что фильм не привезли и вместо него покажут другое кино, чтобы не возвращать деньги за проданные билеты. Я старался не вслушиваться в жуткую весть и отгораживался от неё сосредоточенным разглядыванием громадного парадного портрета Маршала Малиновского, на полстены фойе, во всех его орденах и регалиях.

(...моё «я» того периода ещё и слыхом не слыхивало про Эдди Мёрфи, и не сомневалось, что мы в одиночку победили Германию во второй Мировой войне, потому что Советские люди в любую минуту готовы умереть за нашу Советскую Родину бросившись под танк или на амбразуру дзота, ну и к тому же у нас имелось непревзойдённое вооружение – «катюши» (то «я» не знало, что все они монтировались на Американских «студебеккерах»)...)

Коллекция разноцветно блестящих кружков, крестов, звёзд—пришпиленных, привинченных, приколотых для экспозиции—не оставляла ни живого, ни свободного места на его парадном кителе и медали меньшего достоинства болтались ниже пояса, на чреслах, как полы общей кольчуги.

И я дал слово окольчюженному Маршалу, что не пойду смотреть ничего другого, даже если не отдадут деньги за билет. Однако тревога оказалась ложной и счастье, щедро сдобренное звоном шпаг, длилось целых две серии, к тому же в цвете!.

Освоение Библиотеки Части продолжалось весьма успешно. Меня давным-давно перестали пугать картинки в пустой просторной прихожей, и кроме того я стал заправским полколазом.

Полки книжного лабиринта настолько тесно толпились друг к другу, что я наловчился восходить до самого потолка упираясь ногами в полки по обе стороны узких проходов. Не скажу, что на недосягаемых прежде высотах нашлись какие-то особые книги, однако приобретённые навыки альпинизма повышали моё самоуважение. Как и тот случай, когда Наташа оторвала меня от диванного чтения известием про сову в подвале углового здания.

Конечно же, я сразу выбежал вслед за сестрой. Коридор подвала освещался одинокой лампочкой чудом уцелевшей в эпоху «шпоночных» войн. В конце коридора, под проёмом в приямок, на полу сидела большая птица, куда крупнее совы. Это был настоящий филин, который сердито вертел своей ушастой головой и щёлкал крючковатым носом, не диво, что детишки не решались подойти.

Я действовал не раздумывая, как будто каждый день общался с приблудными филинами. Сняв клетчатую рубашку, я набросил её на голову птицы. Потом ухватил за когтистые ноги и поднял над полом. Филин не сопротивлялся под покровом моей одежды. Куда? Конечно же, домой, тем более, что я в полураздетом виде.

Мама не согласилась держать дома такого великана, хотя в квартире соседей Савкиных жила здоровенная ворона. Мама возразила, что бабушка Савкиных день-деньской подтирает вороний помёт по всей квартире, а кто у нас будет, если все на работе и в школе?

Скрепя сердце, я пообещал наутро отнести филина в школьный Уголок Живой Природы, потому что там уже жили белка и ёж в отдельных клетках. Только пусть до тех пор посидит пока в ванной. Чтобы филин подкрепился, я отнёс туда краюху хлеба и блюдце молока. Он грустно сидел в углу и даже не взглянул на пищу опущенную на плитки пола. Выйдя, я выключил свет надеясь, что, как ночной хищник, он и в темноте найдёт.

Утром я первым делом включил в ванной свет и увидел, что филин к еде и не притронулся даже. И ничего не съел, пока я завтракал на кухне, хотя я специально оставил свет в ванной гореть, но это не добавило ему аппетита. Потом я схватил его за голые ноги и понёс в школу.

Наверное, филинам неудобно висеть головой вниз, потому что этот постоянно подворачивал свою кверху, насколько пускала шея. Иногда я отдавал свой портфель брату и нёс птицу обеими руками в нормальном положении. Когда со взгорка открылся дальний вид на школу, голова филина уронилась и я понял, что он мёртв. Я даже несколько обрадовался, что ему не придётся жить в неволе плохо пахнущего Живого Уголка. Я свернул с тропы и спрятал его в кустах, потому что однажды видел ястреба повешенного на суку старого дерева на Бугорке. Я не хотел, чтобы из моего филина выдирали перья и всячески увечили, пусть даже и после его смерти...

Потом Мама говорила, что птица умерла, скорее всего, от старости и пряталась в подвале, чтобы сдохнуть.

(…но я думаю, всё так случилось затем, чтоб мы с ним встретились. Он был посланником ко мне, просто я ещё не разгадал послание… Птицы они ведь не только птицы, об этом ещё и авгуры знали…

Мой дом в Степанакерте стоит на склоне глубокого оврага позади Роддома. Самый крайний дом в тупике, воистину тихое место.

Однажды на подходе к дому я увидел птицу, не больше воробья, в сухой траве поздней осени сбоку от тропинки. Неверными путающимися шагами, она брела через ломкую траву, будто тяжко раненная, волоча за собой свои крылья. Я взглянул на ходу и пошёл дальше, слишком отягчённый собственными проблемами… На следующий день мне стало известно, что именно в тот момент глубже в овраге зарезали молодого человека – наркушные разборки.

Та птичка была душой убитого, и никто меня не переубедит…)

~ ~ ~


стрелка вверхвверх-скок