ПИАНОЛА:
ЗОЯ: Йоркширская, как ни крути. Давайте все!
(Она хватает Флори и вальсирует с ней.)
СТЕФЕН: Pas seulна французском: "не один"!
(Он вкруживает Китти в объятия Линча, сдёргивает свой ясенёк со стола и выступает на середину. Всё кружится, вертится, вальсирует, крутится. Цвейтбелла, Киттилинч, Флоризоя, леденцовые женщины. Стефен со шляпой ясеньком выплясывает посредине, взбрыкивая – выше крыши, рот стиснут, рука в бок, с хряском брязгают бумкающе узыкающие, роготрубные сине-зелёно-жёлтые вспышки. Неуклюже кружат всадники карусельных лошадок Тофта с висюльками из позолоченых змей, утробы ритмично ёкают, роняя ошмётки грязи, вздымаясь и спадая вновь.)
ПИАНОЛА:
И бальных платьев нет на ней.
(Плотно слившийся гон в разгонистом взглядосмазанномиганьи всё шибче мчит проносиломитсяшотландбам мимо. Бараобум!.)
ТУТТИ: Бис! Ещё! Браво! Бис!
САЙМОН: Подумай о родичах твоей матери.
СТЕФЕН: Танец смерти.
(Динь-вновь ди-линьчит колокольчик служителя, конь, кляча, скакун, свинюшки, Конми на осле Христа, хромой костыль и деревяшка, моряк в лодочке, скрестив руки, дёрг верёвку, причальный кнехт, кларнет, как хошь крути, Бараобум! На клячах, свиньях, тройках с бубенцами, Гадаринских вепрях, Корни в гробу. Стальная акула, каменый одноручковый Нельсон, две озорницы Frauenzimmerна немецком: "бабы", осливоженные падающим, с тачки вопят. Жвак, он чемпион. Фитильносизый вызыривает, из бочки креп, рая песнь Люб, на дрожках Ухарр, незрячий, шпротоскрючившиеся велогонщики, Дилли со снежнонежными небальными платьями. Потом в последнем чём-то-чьём-то неуклюжится вприплюхпрыжку ступного вида вице-король и чистая услада для завала блямширавстает. Бараабум!.)
(Пары распадаются. Стефен пятится головокружно. Комната вертится в обратную сторону. Раскалённые рельсы летят в пространство. Звёзды все вкруг солнц кружат по кругу. Яркие мошки пляшут на стене. Он замирает, как вкопанный.)
СТЕФЕН: Хо!
(Мать Стефена, ссохшаяся, вздымается прямо сквозь пол в прокажённо сером, с венком увядших флердоранжей над порванной свадебной вуалью, её ввалившееся безносое лицо зелено от могильной плесени. Волосы редки и тусклы. Она уставляется синеокружными пустыми глазницами на Стефена и открывает беззубый рот, произнося неслышимое слово.)
(С верха башни Мак Малиган в пополамцветном наряде шута, пурпур с жёлтым, и в колпаке клоуна с висячим бубенчиком, стоит, разиня на неё рот, с разломанным и исходящим паром намасленным коржом в руке.)
МАК МАЛИГАН: Она сдохла. Какая жалость! Малигану навстречь разобиженная мамаша. (Он воздевает глаза горе.) Живой, как ртуть, Малачи.
МАТЬ: (С улыбочкой тихого помешательства смерти.) Когда-то я была прекрасной Мэй Гулдинг. Я умерла.
СТЕФЕН: (Поражённый ужасом.) Лемур, кто ты? Что за дьявольская шутка?
МАК МАЛИГАН: (Прячет свой наколпачный бубенец.) Какое глумленье! Кинч укокошил её паучью сучью плоть. Сыграла в ящик. (Слёзы топлёного масла скатываются из его глаз на корж.) Наша великая нежная мать. Epi oinopa pontonна греческом: "тёмно-винное море".
вверх-скок