Прежде чего бы то либо прочего, м-р Цвейт отряхнул Стефена от большей части стружек и вручил ему ясенёк и шляпу, подбадривая в своей привычной манере истинного самаритянства, в чём тот весьма и даже очень нуждался. Нельзя сказать, что его (Стефена) сознание блуждало, однако, оставалось ещё таки довольно шатким и, на высказанное им пожелание чего-нибудь попить, м-р Цвейт, с оглядкой на текущий час, а при том же из-за отсутствия в доступных им пределах фонтанов Вартровской воды для омовения, не говоря уже о питьевой, незамедлительно угодил в самое яблочко, предлагая сообразной возникшим надобностям извозчичью забегаловку (так уж её прозвали) отстоявшую едва ли далее, чем на швырок камнем от моста Батт, где без проблем найдётся если не одно, так иное питьё типа молока, содовой, или минералки. Загвоздка в том только, как туда добраться. На этот счёт он чуть замялся, но раз уж на него — в буквальном смысле — свалилась ответственность за принятие надлежащих мер по изысканию выхода, пришлось пораскинуть мозгами, касаемо возможных средств и вариантов, по ходу чего Стефен неоднократно зевал. В лице, по его наблюдениям, он оставался всё ещё изрядно бледен, что делало весьма желательным исспользование какого-либо средства передвижения, сообразно их теперешнему состоянию. Оба чувсвтвовали себя крайне изнурёнными, особенно Стефен, неоднократно высказывавший предположение о возможности изыскать подобное средство. В итоге, после пары предварительных согласований на эту тему и по завершении процесса стряхивания, хоть он забыл-таки забрать свой измазанный мыльной пеной носовой платок, верноподданно послуживший при бритье, они совместно двинулись вдоль по Бивер-Стрит, или вернее -Лейн, до двора коновала и ощутимо едкой атмосферы ливрейных конюшен, на углу Монтгомери-Стрит, где курс их взят был влево и далее пролегал по Амьен-Стрит, в обход углового заведение Дэна Бергинса. Однако как он втайне предвидел, нигде даже намёка не было на какого-нибудь йеху в ожидании клиентуры, за исключением четырёхколесного, наверняка нанятого какими-то гуляками для развоза с пирушки, перед отелем Северная Звезда, и тот не шелохнулся и на йоту, когда м-р Цвейт, являвшийся кем угодно, но только уж не профи свистальщиком, попробоваля призвать его, аркообразно вскинув руки над головой и испустив отдалённое подобие свиста, дважды.
Такая вырисовывалась заковыка, и здравомысленный подход к ней не оставлял иного выбора, кроме как сделать хорошую мину при дохленьком раскладе и двинуть пешим ходом, что они, соответственно, и сделали. Таким манером, срезав наискосок от заведения Маллета к Сигнал-Хаусу, который вскоре и достигли, они потопали, каждый на своих двоих, — тут уж не оставалось выбора — в направлении конечной железнодорожной станции на Амьен-Стрит, причём м-ру Цвейту служило помехой то обстоятельство, что одну из задних пуговиц на его его брюках постигла, перефразируя освящённую временем поговорку, судьба всех пуговиц, хотя, вполне проникшись духом происходящего, он героически махнул рукой на упомянутое неудобство. И вот, поскольку ни одного из них время ничуть не поджимало, а потихоньку шло себе да шло, да и окружающая температура вполне освежала, причём достаточно уже прояснилось после недавней визитации Юпитера Плувиуса, так что они верстали путь мимо того места, где в ожидании застыла пустая карета, — ни кучера, ни пассажиров. А тут ещё так сложилось, что возвращался пескопосыпочный вагон Дублинской Объединенной Трамвайной Компании, и пешеход в возрасте пересказал попутчику, a proposфр.: "кстати", про несчастный случай, который он избежал буквально чудом совсем немного времени тому. Они миновали главный вход станции Большой Северной Железной Дороги, всякое движение на стартововой точке отправлений на Белфаст было, разумеется, прекращено по случаю столь позднего часа, а затем чёрный ход морга (не слишком привлекательное место, но скорее даже мрачноватое в какой-то мере, заметно возрастающей по ночам), чтобы, в конце концов, оказаться рядом с Портовой Таверной, откуда неизбежно завернуть в Складскую-Cтрит, знаменитую своим полицейским участком отделения С. Между данной точкой и высокими, неосвещёнными в такое время, складами на Бересфорд-Плейс сознание Стефена сбивалось на мысли об Ибсене, почему-то вызывавшем у него ассоциации с мастерской Берда, камнетёса, первый поворот направо от Телбот-Плейс, в то время как спутник, бывший при нём как бы его fidus Achates латынь: "верный друг (по имени Акатес)", вдыхал, с чувством внутреннего удовлетворения, запах городской пекарни Джеймса Рурка, расположенной совсем неподалеку от их пути следования, и действительно – очень даже приятственный дух у насущного хлебушка нашего, что есть наипервейшей и самой необходимой потребностью общества. Хлеб – стержень жизни; добывай хлеб свой; откуда, О, скажи мне, берётся хлеб фантазий? Как уже сказано, от пекаря Рурка.
вверх-скок