Чинно взошёл на площадку дородный Хват Малиган, держа чашу всклоченной пены с возложенными поверх, крест-накрест, зеркальцем и бритвой. Утренний бриз ненавязчиво и услужливо придерживал сзади распахнутый жёлтый халат на нём.
Он вознёс чашу к небу, взывая:
Застыл на краткий миг, и тут же, зыркнув сверху в тёмный колодец лестницы, хрипло проревел:
– Ползи наверх, Кинч. Вылазь, иезуит затруханый.
Прошествовав далее, Малиган воссел в округлой амбразуре. Оборачивая лицо по сторонам, он троекратно благословил всё окрест – поля, и башню, и холмы в утренней полудрёме. Завидев Стефена Дедалуса, он скрючился навстречь и зачастил омахивать его крёстными знаменьями, встряхивая головой и клокоча горлом.
Стефен Дедалуc, сонливо угрюмый, расставив локти по перилам площадки, холодно наблюдал встряхи и кудахтанье, по-лошадиному длинного лица благословлявшего из-под редеющих (без выбритой тонзуры) волос цвета блеклого дуба.
Хват Малиган заглянул под зеркальце и тут же вновь покрыл им чашу.
– Назад, в казармы, – строго отчеканил он, затем елейным тоном священнослужителя добавил:
– Ибо же, о, чада мои возлюбленные, сие есть дух, тело, и кровь Христа, и обрезок залупы, без подделки. Музыку там потише. Почтеннейшая публика, зажмурьтесь все. Минуточку, у нас тут эти белые тельца маненько не туда попёрли. А ну, заткнуться всем!
Он вскинул взгляд кверху наискосок, испустил призывный посвист и замер, весь обратившись в слух, на ровных рядах белых зубов там и сям взблески золотистых искорок. Златоуст. Пара крепких пронзительных посвистов откликнулись из тишины.
– Спасибо, старина, – проорал Малиган. – Достаточно. Можно вырубить ток.
Соскочив из амбразуры на ноги, он сумрачно взглянул на часы, сбирая спадавшие вдоль его ног полы халата.
Этим сытым озабоченным лицом с тупым овалом второго подбородка, он смахивал на кардинала или же аббата, средневекового покровителя искусств. Приятственная ухмылочка раздвинула губы.
– Курям насмех, – протянул он игриво, – это твоё несуразное имечко, древний грек.
Шутовски оттопыря палец, он просеменил к парапету, посмеиваясь сам себе. Стефен Дедалус вяло взошёл наверх, сделал несколько шагов и присел на край амбразуры, глядя, как Малиган пристроил зеркало на парапет и, обмакнув помазок в чашу, принялся мылить щёки и горло.
Весёлый голос Мака Малигана журчал не умолкая:
– У меня тоже имя так себе: Малачи Малиган – два дактиля подряд. Зато отдаёт античностью, верно? Живой и жаркий, как свежий грош. Нет, нам с тобой точно нужно в Афины. Ну, как? Поедешь, если раскошелю тётушку на двадцать фунтов?
Он отставил помазок и, залившись хохотом, вскричал:
– Да чтоб он поехал?! Этот зюзя-иезуит.
Отсмеявшись, он сфокусировался на бритье.
вверх-скок