БЕЛЛО: (Раскатисто хохочет.) Христос всемогущий, попробуй тут не лопнуть со смеху! Ты стал милашкой Мириам, когда состриг волосы у себя на чёрном ходе и раскинулся, балдея, в той тряпке поперек кровати, словно сама м-с Дендред, которую вот-вот натянет лейтенант Смити-Смити, м-р Филипп Августус Блоквел, член парламента, сеньор Лачи Даремо, дебелый тенор, синеглазый Берт, юноша-лифтер, Генри Флорей или Гордон Беннет-левша, Шеридан, квартерон Крез, университетский гребец из восьмерки старой Троицы, Понто, её красавец дог-ньюфаундленд, или Бобс, вдовствующая герцогиня Маноргамильтон. (Он вновь хохочет.) Исусе, тут и сиамский кот усохнет со смеху!
ЦВЕЙТ: (Его руки и лицо подёргиваются.) Это Джеральд обратил меня в страстного любителя корсетов, дав мне женскую роль в школьном спектакле НАОБОРОТ. Все из-за милого Джеральда. У него был пунктик балдеть от корсета своей сестры. Нынче миленький Джеральд пользуется розовым гримом и золотит веки глаз. Культ прекрасного.
БЕЛЛО: (С порочной ухмылкой.) Прекрасное! Ну, уморил! Это когда с женской осмотрительностью усаживаешься, подъемля свои раздавшиеся складки, на заяложенный, до зеркальности, трон.
ЦВЕЙТ: В интересах науки. Для сравнения различных радостей доступных всякому из нас. (Чистосердечно.) И впрямь, это куда более удобная поза, потому что я частенько обмачиваю...
БЕЛЛО: (Напористо.) Не вздумай нарушить субординацию. Опилки для тебя там, в углу. Ты получил строжайшие инструкции, не так ли? Делать это стоя, сэр! Я научу тебя держаться жуликменом! Если замечу хоть пятнышко на твоих пелёнках. Клянусь задницей Доранса, будешь знать, что я мастер муштровки. Грехи твоего прошлого восстают против тебя. Множество. Сотни.
ГРЕХИ ПРОШЛОГО: (Нестройным хором.) Он прошёл ритуал неоглашённого брака не менее, чем с одной женщиной под сенью Чёрной Церкви. Непроизносимые вещи говорил он в уме по телефону мисс Дунн, проживающей на д'Оливер-Стрит, выставляя себя бесстыже аппарату в телефонной будке. Словом и делом подбивал он полунощную проститутку выкласть фекальные и прочие субстанции в загаженной уборной возле заброшенного здания. В пяти общественных туалетах им произведены карандашные надписи, предлагающие его партнёршу по браку всем крепкочленным мужчинам. И возле испускающей резкий запах фабрики щелочей не он ли прохаживался, вечер за вечером, мимо занимающихся любовью пар, чтобы убедиться возможно ли, а если да, то насколько и что – увидеть? И разве не валялся он в кровати, жирный боров, возбуждаясь тошнотворной вонью попользованной туалетной бумаги, предоставленной ему мерзкой потаскухой, стимулированной имбирным хлебом и почтовым переводом?
БЕЛЛО: (Присвистнув.) Скажи на милость! А что было наипаскуднейшей мерзостью за всю твою преступную карьеру? Вали-ка напрямую. Выблёвывай. Отбрось предрассудки. (Немые нелюдские обличья прут вперёд, поджмуриваясь, исчезая, бормоча, Цыйвыйийт, Польди Кок, Шнурооок за пенни, карга возле Хэсиди, слепой паренёк, Ларри Носорог, та девушка, женщина, шлюха, другая, та...)
ЦВЕЙТ: Не выспрашивайте у меня. Приятность-Стрит. Я не додумывал дальше, чем вполовину... Клянусь всем, что для меня свято...
БЕЛЛО: (Безапелляционно.) Отвечай. Тварь поганая! Мне надо знать. Позабавь-ка чем, да позабористей, выдай срамную или стрёмную историю с привидениями, или стихострочку, ну, не тяни, быстро, тебе говорят! Где? Как? В какое время? Со сколькими? У тебя всего три секунды. Раз. Два. Тр..!
ЦВЕЙТ: (Покоряясь, белькочет.) Я гнгнгнусничал в гнгнгнгнусном...
БЕЛЛО: (Повелительно.) О, стоп, вонючка! Заткнись! Говори лишь когда к тебе обратятся.
ЦВЕЙТ: (Кланяется.) Хозяин! Хозяйка! Мужеукротитель!
БЕЛЛО: (Сатирически.) Днём ты будешь замачивать и вытряхивать наше смрадное бельё, и чем мы пользуемся, когда нам, дамам, нездоровится, да швабрить наши сортиры в подоткнутом платье и с посудной тряпкой подвешенной тебе на хвост. Вид лучше некуда, а? (Он вдевает кольцо с рубином на цвейтов палец.) Опаньки! Этим кольцом я обращаю тебя в свою собственность. Говори: спасибо, хозяйка.
ЦВЕЙТ: Спасибо, хозяйка.
БЕЛЛО: Будешь заправлять кровати, готовить мне ванну, опорожнять горшки с мочой из разных комнат, в том числе и от старой м-с Кьог, поварихи, с песочком. Да чтоб драил их хорошенько, все семь, запомни, или нахлебаешься из них же, вместо шампанского. Пей с пылу, с жару, прямо из-под краника. Гоп! По струнке у меня ходить будешь, не то закачу тебе лекцию о твоих проступках, мисс Рубинчик, и что есть мочи проскоблю твой голый волдырь, барышня, грёбаным гребнем. Прочувствуешь все промахи своего поведения. По вечерам сорокатрёхпуговичные перчатки будут облегать твои накремленные и обраслеченные руки, свежеприпудренные тальком и тонконадушенные по кончиками пальцев. За подобную честь рыцари в старину жизнь отдавали. (Он хихикает.) Мои мальчики будут бесконечно очарованы, найдя тебя таким женоподобным, полковник, вот что главное-то. Когда заявятся сюда, в ночь накануне свадьбы, потешить мою новую прелестницу на золочёных каблуках. Сперва, я пройдусь по тебе самолично. Мой знакомец с ипподрома, Чарльз Альберт Марш—я только что из постели с ним и ещё одним джентльменом из конторы Кубка и Корзинки—присматривает девицу для всяких дел, и не артачливую. Выпять грудь. Улыбайся. Опусти плечи. Ну, что ещё надо? (Он объявляет.) следующий лот – дрессирован владельцем брать и носить корзину в пасти. (Он оголяет свою руку и всовывает по локоть Цвейту во влагалище.) И глубина что надо. Как оно, ребята? Пронимает? (Тычет руку в лицо покупателю.) Глянь, смачиваешь пол и – полируй!
ПОКУПАТЕЛЬ: Даю один флорин.
вверх-скок