ЦВЕЙТ: Молли!
МАРИОН: Ой, ли? Отныне и впредь – Мадам Марион, голубчик, если ко мне обращаешься. (С издёвкой.) У бедняжки муженька ноженьки застыли, уж так долго дожидался?
ЦВЕЙТ: (Переминаясь с ноги на ногу.) Нет, нет. Ни капельки. (Очарованный, обуреваемый волнением, он учащённо дышит, заглатывая воздух, вопросы, надежды, свиные ножки ей на ужин, всё, что хотел бы ей сказать, извинения, вожделение. У неё во лбу поблескивает монета. На пальцах ног перстни с бриллиантами. Щиколотки связаны тонкой стреножащей цепью. Рядом дожидается верблюд, покрытый башенкой тюрбана. Шелковая лесенка с несметным числом перекладинок ведёт к колышливой кабинке между его горбов. Он пристраивается к ней своим блудливым задом. Она сердито шлёпает его по ляжке, всполошив златокованые браслеты на своих запястьях, осыпает его мавританской бранью.)
МАРИОН: Небракада! Женонюшник!
(Протянув переднюю ногу, верблюд срывает с дерева большой плод манго и, помаргивая, протягивает в своём раздвоенном копыте хозяйке, затем грустнеет и, всхрюкнув, валится на передние колени. Цвейт прогибает свою спину для чехарды.)
ЦВЕЙТ: Позвольте вас заверить... то есть, как ваш управляющий делами... мадам Марион... если вам так...
МАРИОН: Так ты подметил кой-какие перемены? (Она медленно поглаживает ладонями свой разукрашенный нагрудник. В глазах затеплилась ленивая дружеская насмешка.) О Полди, Полди, домосед несчастный, застрял, как палка в грязи. Пошёл бы жизнь повидал, мир широкий.
ЦВЕЙТ: Я как раз шёл забрать тот апельсиноцветочный лосьон на белом воске. По четвергам аптеку рано закрывают. Но с утра первым делом туда. (Он хлопает там-сям по карманам.) Да ещё эта плавающая почка. Ах! (Он указывает на юг, затем на восток. Кусок нового чистого лимонного мыла восходит, испуская сияние и аромат.)
МЫЛО:
Свет несёт он земле; драить небо – забота моя.
(Веснушчатое лицо Свени, аптекаря, появляется в диске мылосолнца.)
СВЕНИ: Три и один пенс, пожалуйста.
ЦВЕЙТ: Да. Для моей супруги, мадам Марион. Особый рецепт.
МАРИОН: (Негромко.) Полди!
ЦВЕЙТ: Да, мэм?
МАРИОН: Ti trema un poco il cuore? (С презрением, она горделиво отходит, пухленькая, как напыжившийся голубь-дутыш, напевая дуэт из ДОНА ДЖИОВАННИ.)
ЦВЕЙТ: Ты уверена насчёт этого voglio? То есть, по-моему произноше... (Он идёт следом, за ним, принюхиваясь, терьер. Старая шлюха хватает его за рукав, взблескивая щетинками из родинки на её подбородке.)
ШЛЮХА: Десять шиллингов за целку. Свежая штучка, ни разу не троганная. В доме никого, только её старик-отец в стельку пьяный. (Она указывает. В проёме её логова стоит уклончивая, дождевсклоченная Невсти Келли.)
НЕВСТИ: Хоч-Стрит. Надумал чего стоящего? (Пискнув, она запахивается своей летучемышьей шалью и бежит. Ражий детина гонится обашмаченными прыжками. Он спотыкается на ступенях, удерживается, ныряет в сумрак. Слышны слабые взвизги смеха, стихают.)
ШЛЮХА: (Волчеглазо блестя взглядом.) Он получает своё удовольствие. В домах с фонарём девственницы не сыщешь. Десять шиллингов. Не торчи всю ночь, пока нас не усекла полиция в гражданке. Шестьдесят седьмой – сука.
(Исподлобясь, вперёдвыхрамывает Герти МакДовел. Она вытаскивает из-за спины и, играя глазками, застенчиво показывает свою просоченную кровью затычку.)
ГЕРТИ: Всё, что самого у меня дорогого, для тебя, а ты. (Она бормочет.) Ты это сделал. Ненавижу.
ЦВЕЙТ: Я? Когда? Ты бредишь. Я тебя первый раз вижу.
ШЛЮХА: Не приставай к джентльмену, обманщица. Совсем обнаглела – шьёт чернуху джентльмену. Уличное приставание с подстреканием. Мать твоя должна тебя, паскуду, держать на привязи к кроватной ножке.
ГЕРТИ: (Цвейту.) Ведь ты увидел все сокровенности моего нижнего ящика с приданным. (Она вцепляется в его рукав, слюноротясь.) Тварь женатая! Я люблю тебя за всё, что ты сделал со мной. (Она горестно промелькивает прочь. На дорожке стоит м-с Брин в мужском грубошерстном пальто с широченными накладными карманами; бесстыже вылупив глаза, она лыбится во все свои травоядно лосиные зубы.)
вверх-скок