(Зоя Хиггинс, юная шлюха в сапфировом халатике на трёх бронзовых застёжках, вокруг шеи узкая чёрная бархотка, кивает, сбегая по ступеням, и заговаривает с ним.)
ЗОЯ: Ищешь кого-то? Он уже тут, с дружком напару.
ЦВЕЙТ: Это заведение м-с Мок?
ЗОЯ: Нет, это восемьдесятпервый. М-с Коен. Можешь топать дальше, но прогадаешь больше. Мамаша Бляхаплюха! (Развязно.) Сегодня она и сама в работе с ветеринаром; он её наводчик, подсказывает на какую ставить лошадку и платит за её сынка в Оксфорде. Сверхурочная работа, но сегодня ей пофартило. (С подозрением.) Ты, часом, не его папаша, а?
ЦВЕЙТ: Я – нет!
ЗОЯ: Вы оба в чёрном. Мышке захотелось щекотулек. (Его кожа, настораживаясь, чувствует приближение её пальцев. Рука проскальзывает по его левому бедру.)
ЗОЯ: Как орешки?
ЦВЕЙТ: Мимо. Как ни странно, они в правой. Наверное, увесистей. Один на миллион, как говорит мой портной Масиас.
ЗОЯ: (Цепенеет в испуге.) У тебя твердый шанкр.
ЦВЕЙТ: Вряд ли.
ЗОЯ: Я же чувствую. (Её рука скользит в левый карман его брюк и вынимает оттуда твердую чёрную картофелину. Умолкнув влажными губами, она всматривается в неё и Цвейта.)
ЦВЕЙТ: Талисман. Наследственный.
ЗОЯ: Это ведь Зое? На память? За то, что такая милашка, да?
(Она алчно припрятывает картофелину в свой карман, потом охватывает его плечи, льня к нему с чрезмерным жаром. Он натянуто улыбается. Медленно, нота за нотой, тянется восточная мелодия. Он вглядывается в карие кристаллы её глаз, окаймленные сурьмой. Улыбка его смягчается.)
ЗОЯ: Ты познаешь меня в другой раз.
ЦВЕЙТ: (Отстранённо.) Я ни разу не любил милую газель, но это неотменимо...
(Газели скачут на горных лугах. Рядом раскинулись озёра. Вдоль их берегов тянутся чёрные тени кедровых рощ. Густой аромат всплывает от смолосочащих порослей. Знойный восток; сапфировое небо рассечено бронзовым лётом орлов. Под ним город женщин, нагих, белых, спокойных, холодных, холёных. Плеск фонтана средь узорочья роз. Пышные розы шепчутся о багряных гроздьях винограда. Странно журчит вино позора, вожделенья, кровопролитий.)
ЗОЯ: (Напевает мелодию в тон музыке. Её губы, губы прислужницы гарема, похотливо намазаны смесью свиного жира и розовой воды.) Шораг ани веновах, беноит Иерушалойм.
ЦВЕЙТ: (Обрадованно.) Судя по твоему выговору, ты, похоже, хорошего происхождения.
ЗОЯ: А знаешь что стало с тем, кому кажется? (Она мягко покусывает его ухо зубками с золотыми пломбами, обдавая его тяжким духом прогорклого чеснока. Розы раздвигаются, открывая золотую гробницу властителей и их заплесневелые кости.)
ЦВЕЙТ: (Отшатывается, машинально лаская её правую титьку плоской неловкой ладонью.) Ты дублинская девушка?
ЗОЯ: (Схватывает выбившуюся прядку и ловко вкручивает обратно в свой локон.) Не хрен дрейфить, я англичаночка. Махра найдётся?
ЦВЕЙТ: (Всё так же.) Курю редко, милашка. Когда-никогда сигару. Детская забава. (Похотливо.) Ротику можно найти занятие получше, чем слюнить самокрутку.
ЗОЯ: Валяй, толкни речугу про это.
ЦВЕЙТ: (В коричневом комбинезоне рабочего, в чёрной рубахе, красном галстуке и матерчатой кепке.) Человечество неисправимо. Из нового света сэр Вальтер Рейли привёз, среди прочего, ещё и это растение – наипервейшего убийцу нервов при потреблении, а во-вторых, отравителя уха, глаза, сердца, памяти, воли, соображения – всего. Он, можно сказать, привёз отраву за сто лет до того как другой, не помню как того звали, привёз провизию. Самоубийство. Обман. Все наши обычаи. Да что говорить, вы оглянитесь на жизнь общества! (С отдалённых шпилей бьет полночь.)
БОЙ ЧАСОВ: Провернись, Леопольд! Лорд-мэр Дублина!
вверх-скок