ЦВЕЙТ: Смешанные расы и смешанные браки.
ЛЕНИЕН: Как насчёт смешанного купания?
(Цвейт излагает близстоящим свои проекты по общественной регенерации. Все соглашаются с ним. Появляется хранитель музея на Килдар-Стрит, волоча телегу на которой трясутся статуи нескольких нагих богинь, Венеры Каллипиги, Венеры Общенародной, Венеры Метемпсихозис и гипсовые фигуры, тоже голяком, представляющие девять новых муз: Коммерции, Оперативной музыки, Любви, Гласности, Производства, Свободы слова, Общего голосования, Гастрономии, Личной гигиены, Приморских Концертных Развлечений, Безболезненного Акушерства и Астрономии для Народа.)
ОТЕЦ ФАРЛЕЙ: Он епископальник, агностик, архи-арианец, ищущий ниспровергнуть нашу святую веру.
М-С РИОРДАН: (Разрывает своё завещание.) Я разочаровалась в вас! Вы негодяй!
МАМАША ГРОГАН: (Стаскивает свой башмак, чтоб запустить в Цвейта.) Ах, ты тварь! Паскудник!
НОСАЧ ФЛИНН: Спой нам Цвейт. Какую-нибудь из старых сладких песен.
ЦВЕЙТ: (С искромётным юмором.)
Но сам же оказался в дураках
С моим та-рам, та-рам, ту-ра-рам-пам.
ПОПРЫГУН ХОЛОЕН: Старый добрый Цвейт! Всё-таки, другого такого не найти.
ПЕДДИ ЛЕОНАРД: Опереточный ирландец!
ЦВЕЙТ: Какая гнездовая опера схожа с озорниками Гибралтара? Разо-Рим. (Смех.)
ЛЕНИЕН: Плагиатор! Долой Цвейта!
СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Экзальтированно.) Я цвейтистка и этим горжусь. Я верю в него, несмотря ни на что. Я и жизнь за него отдам, за самого юморного на свете.
ЦВЕЙТ: (Подмигивает близстоящим.) Держу пари, она смазливая девуля.
ТЕОДОР ПУРФО: (В рыбачьей шапке и клеенчатой куртке.) Он пользуется механическим приспособлением, попирая священные уложения природы.
СИВИЛЛА ПОД ВУАЛЬЮ: (Закалывает себя.) Мой герой – божество! (Она умирает.)
(Множество женщин, самых привлекательных и энтузиазмастурбированных, тoже совершают самоубийства, закалываясь, топясь, выпивая прусскую кислоту, аконит, мышьяк, вскрывая вены, отказываясь от еды, бросаясь под асфальтоукладчики, с верхушки колонны Нельсона, в большой чан винокурни Гинеса, суя голову в газовую печь для удушения, вешаясь на модных подвязках, прыгая из окон различных этажей.)
АЛЕКСАНДЕР ДЖ. ДОВИ: (Рассвирtпело.) Сохристиане и антицвейтисты, человек по прозванию Цвейт, отросток адова корня, позорище рода христианского. Этого демонского развратника, гнусного козла Мендеса с юных лет отличали признаки инфантильной распущенности — пороки городов равнины, при пособничестве развратной няньки. Этот злобный, бесстыжий, закоснелый лицемер и есть тот самый белый бык из пророчеств Апокалипсиса. Он поклоняется Красной Бабище, ноздри его смердят кознями. Ему прямая дорога на костёр для сожжения и в котёл кипящего масла. Калибан!
ТОЛПА: Линчевать его! Поджарить! Ничем, не лучше Парнела. М-р Лис! (Мамаша Гроган запускает своим башмаком в Цвейта. Несколько лавочников с Дорсет-Стрит осыпают градом предметов малой—а то и вовсе никакой—коммерческой стоимости: жестянками из-под сгущённого молока, нераспроданной капустой, зачерствелым хлебом, овечьими хвостами, обрезками жира.)
ЦВЕЙТ: (Возбуждённо.) Это летнее помешательство, повторное наваждение. Клянусь небом, я незапятнан, как не тронутый солнцем снег! Всему виной мой брат Генри. Он мой двойник. Проживает во втором номере на Долфин-Барн. Клеветник, гадюка лживая – возвёл на меня напраслину. Дорогие земляки, это же бред сивой кобылы. Пусть давний мой приятель, д-р Малачи Малиган, сексо-спецолог, вынесет медицинское заключение насчёт меня.
вверх-скок