ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: (Разгневанно к публике.) Вот как? Все на одного. Клянусь Аидом, я не позволю своре шавок и хохочущих гиен затыкать рот кому-либо из моих клиентов и подвергать их травле. Закон Моисея превыше закона джунглей. Я заявляю и весьма членораздельно, поскольку у меня и мысли нет посягнуть на цели правосудия: обвиняемый ни к чему не причастен, а истица не подверглась принуждению. По отношению к юной особе, он вёл себя как если б она была ему дочь родная. (Цвейт ловит руку Дж. Дж. О'Моллоя и подносит её к своим губам.) Я выдвигаю неопровержимо встречное доказательство обличающее тайную руку, которая опять принялась за свои прежние игры. Коль даже на Цвейта возвели напраслину. Мой клиент – человек прирождённой застенчивости, он более чем неспособен на не-джентльменский поступок, типа подмочить скромность, или бросить камень в девушку и без того уже сбитую с пути, когда какой-то подлец, используя её зависимое положением навязал свою волю бедняжке. Он жаждет исправиться. Несомненно, это человек самой непревзойдённой белизны из всех, кого я знаю. В данный момент, он пребывает в стеснённых обстоятельствах, производя выплаты за свою обширную собственность в Ажендат Нетайме, в далекой Малой Азии. Сейчас будут представлены слайды. (Цвейту.) Полагаю, у вас набежит неплохой оборот.
ЦВЕЙТ: Пенни с фунта.
(Мираж озера Килмерет со смазанным стадом, пасущимся в серебристой дымке, направлен на стену. Мозес Длугач, хорькоглазый альбинос в синих джинсах, встаёт посреди зала, держа в каждой руке по оранжевому апельсину в комплекте со свиной почкой.)
ДЛУГАЧ: (Хрипло.) Бляйбтройштрассе, Берлин, В-13.
(Дж. Дж. О'Моллой вступает на невысокий пьедестал и торжественно берётся за лацканы своего пиджака. Его лицо удлиняется, превращаясь в бледное бородатое лицо Джона Ф. Тейлора, с ввалившимися глазами, чахоточными пятнами и лихорадочно сухими скулами. Он прикладывает свой платок ко рту и осматривает неудержимый выплеск розоватой крови.)
ДЖ. ДЖ. О'МОЛЛОЙ: (Почти без голоса.) Простите, я страдаю жестокой простудой, только что поднялся с одра болезни. Позвольте пару отборных слов. (Он приобретает птичью голову, лисьи усы и слоновье красноречие Сеймура Буше.) И коль откроем ангельскую книгу, хотя бы на чуть-чуть, что возвестила задумчивым челом душеизменчивость и душепеременность то, говорю я, заслуживает жить священная привилегия подсудимого на сомнение. (Бумага с чем-то на ней написанным передается суду.)
ЦВЕЙТ: (В придворном костюме.) Представлены наилучшие отзывы. Г.г. Киллен, Колман. М-р Виздом Хелис. Мой бывший шеф Джо Кафф. М-р В. Б. Дилон, экс-лорд-мэр Дублина. Я вращался в чарующем кругу высокороднейших Королев Дублинского Общества. (Беззаботно.) Не далее как сегодня я болтал в вице-королевской резиденции с моими добрыми приятелями, сэром Робертом и леди Болл, и с королевским астрономом, на приёме. Послушайте, сэр Боб, говорю я ему...
М-С ЙЕЛВЕРТОН БАРРИ: (В опаловом бальном платье с низким корсажем и в перчатках до локтей цвета слоновой кости; в волосах гребешок с бриллиантами и султанчик плюмажа.) Арестуйте его, констебль. Он прислал мне анонимное письмо с наклоном почерка влево, когда мой муж был в Северном Райдинге Типерери с инспекционным объездом Мунстера, с подписью Лавберч. В письме он сообщал, что, по милости богов, сподобился обозревать мои бесподобные глобусы, когда я сидела в ложе КОРОЛЕВСКОГО ТЕАТРА на представлении La Cigala, по королевскому соизволению. Я, как он выразился, глубоко его воспламенила. Далее следовали неблаговидные предложения, склонявшие меня к неподобающему поведению в ближайший вторник в половине пятого, по местному времени. Он также предлагал переслать мне по почте художественное произведение мсье Поля де Кока под названием ДЕВИЦА С ТРЕМЯ КОРСЕТАМИ.
М-С БЕЛИНГХЕМ: (В шапочке и котиковой пелерине, закутанная до самого носа, соступает из своего экипажа и всматривается через лорнет в черепаховой оправе, который вынула из своей огромной оппосумовой сумки.) И мне всё то же самое. Да, по-моему, именно этот мерзавец. Из-за того, что придержал дверцу моего экипажа возле дома сэра Торлея Стокера в гололедицу, в период резкого похолодания в феврале девяносто третьего, когда обледенела даже решетка сливной трубы и запирающий шарик моей банной цистерны. Вскоре после, был прислан конверт с цветком эдельвейса, сорванным, по его заверениям, в мою честь на горной вершине. Консультация с экспертом ботаники поставила меня в известность, что это цветки домашнего картофеля, похищенные из теплицы опытной фермы.
М-С ЙЕЛВЕРТОН БАРРИ: Позор ему!
(Толпа потаскушек и подонков высыпает вперёд.)
ПОТАСКУШКИ И ПОДОНКИ: (Визжат.) Держи вора! Ура Синей бороде! Троекратно Изику Моше!
ВТОРОЙ СТРАЖ: (Достает наручники.) А вот и браслетики.
вверх-скок