(Мэббот-Стрит, перед входом в ночной город раcпласталась неасфальтированная трамвайная развилка с обглоданными путями в отблесках красно-зелёных блуждающих огоньков и сигналов опасности. Ряды домов-развалюх раззявили дверные проёмы. На редких фонарях блекло-радужные венчики. Вокруг застывшей гондолы мороженщика Рабайотти завязывается схватка мужчин и женщин. Они расхватывают вафли с прослойками кораллового и медного снега. Разбредаются, неспешно посасывая. Детвора. Лебяжьешеея гондола, задранозадая, тащится дальше сквозь мглу и сине-белые всполохи маяка. Посвисты зовут и откликаются друг другу.)
ПРИЗЫВЫ: Погоди, любовь моя, буду я с тобой.
ОТКЛИКИ: Позади конюшни.
(Тараща глаза и роняя слюну из обвислого рта, глухонемой идиот ковыляет мимо, судорожась в пляске Св. Витта. Цепь детских рук охватывает его.)
ДЕТВОРА: Дундук! Привет!
ИДИОТ: (Подымает левую парализованную руку и горлгочет.) Грлхет!
ДЕТВОРА: Где сильный свет?
ИДИОТ: (косоротясь.) Гхагхахест.
(Его отпускают. Он ковыляет дальше. На верёвке провисшей между прутьев ограды покачивается пигмейка, ведя счёт. Подозрительная личность спит враскарячку на мусорном ящике, покрывшись рукой и шляпой; ворочается, стонет, скрежещет зубами, и храпит дальше. Гном, добавив в мешок кости и тряпки из отбросов на ступеньке, натужно вскидывает его на плечо. Его подружка стоит рядом, подсвечивает керосиновой лампой, впихивая последнюю бутылку в жерло мешка. Горбатясь под своей добычей, в сбитом насторону колпаке, он отходит, спотыкливо и немо. Подружка отправляется обратно в своё логово, помахивая лампой на ходу. Кривоногий карапуз с бумажным воланом, что сидел у порога на корточках, торопливо крадётся следом, хватает за юбку, рывком задирает. Пьяный матрос вцепился в ограду обеими руками, в тяжком крене. На углу громоздко маячат два ночных стража в накидках, положив руки на дубинки у пояса. Дзеньк тарелки; бабий вопль; скулёж детёныша. Взрявкивает мужская брань, переходит в бубнёж, глохнет. Фигуры бродят, затаиваются, выглядывают из закоулков. В комнате, при свече втиснутой в горло бутылки, лахудра вычёсывает живность из волос чахоточного чада. Голос Кисси Кэфри, всё ещё молодой, пронзительно поёт из переулка.)
КИССИ КЭФРИ:
(Рядовой Карр и рядовой Комптон, сунув армейские тросточки подмышки, нетвёрдо маршируют с равнением направо и ртами разом издают залп трескучего пердежа. Мужской смех из переулка. Ругань хриплоголосой скандалистки.)
СКАНДАЛИСТКА: Cлабо, жопа волосатая. Девушка из Кевена тебе нос утрёт.
КИССИ КЭФРИ: Мне же лучше. (Она поёт.)
(Рядовой Карр и рядовой Комптон разворачиваются и дают повторный залп, их кителя кроваво багровеют в отсвете фонарей, фуражки cловно чёрный срез на их блондинисто-медных стрижках. Стефен Дедалус и Линч пробираются сквозь толпу вблизи багрянокительных.)
РЯДОВОЙ КОМПТОН: (Вскидывает палец.) Дорогу священику!
РЯДОВОЙ КАРР: (Оборачивается и окликает.) Как оно ничего, священик?
КИССИ КЭФРИ: (Её голос взмывает выше.)