– Ну-ка, Кочрен, какой город послал за ним?
– Тарентум, сэр.
– Очень хорошо. И что?
– Была битва, сэр.
– Очень хорошо. Где?
Пустое лицо мальчика вопрошает пустое окно.
Наплели дочки памяти. Но как-то же оно было, хоть и не совпадая с плетением. Фраза и — неудержимый всплеск дерзновенных крыльев Блейка. Слышу крушенье всех пространств, брязг стекла, гул валящихся стен и времён объятых полыханием конца. Что с нами будет?
– Я забыл место, сэр. В 279-м году до нашей эры.
– Аскулум, – сказал Стефен, взглядывая на название и дату в книге с кровавыми рубцами.
– Да, сэр. И он сказал: Ещё одна такая победа и нам конец.
Фраза запомнилась миру. Сознание в сумеречной расслабленности. Холм над усеянным трупами полем, генерал изрекает перед своими офицерам, опершись на своё копье. Любой генерал любым офицерам. Уж эти-то выслушают.
– Теперь ты, Армстронг, – сказал Стефен. – Каким был конец Пирра?
– Конец Пирра, сэр?
– Я знаю, сэр. спросите меня, сэр, – вызвался Комин.
– Погоди. Ну, Армстронг. Что-нибудь знаешь о Пирре?
В сумке Армстронга уютно уложен пакетик с крендельками. Время от времени он сплющивал их меж ладоней и тихонько проглатывал. Крошки прилипли к тонкой коже губ. Подслащенное дыхание мальчика. Богатая семья; гордятся, что их старший сын служит на флоте. Далкей, улица Вико-Роуд.
– Пирр, сэр? Пирр – пирc.
Все хохочут. Безрадостный звонко злорадный смех.
Армстронг оборачивается на одноклассников; глуповато-озорной профиль. Сейчас засмеются ещё громче, зная мой либерализм и какую плату вносят их папаши.
– Тогда скажи мне, – говорит Стефен, толкая книгой в плечо мальчика, – что такое пирc?
– Пирc, сэр, – поясняет Армстронг, – это такая штука в море. Вроде моста. Кингстон-пирc, сэр.
Кто-то засмеялся снова: безрадостно, но со значением. Двое на задней парте зашептались. Да. Уже знают: даже не обучившись, так и не были никогда девственны. Все. Он с завистью смотрел на их лица. Эдит, Этель, Герти, Лили. Такие же, как и они: и в их дыхании та же сладость от чая с вареньем, браслеты их позвякивают в единоборстве.
– Кингстон-пирc, – говорит Стефен. – Всё верно, мост без конца.
Его слова встревожили их взор.
– Как это, сэр? – спросил Комин. – Ведь мосты это через реку.
Прямо-таки Хейнсу в сборник. И некому послушать. Вечером искусно, в разгар пьянки и развязной болтовни, проткнуть наполированную броню его сознания. И что с того? Шут при дворе своего господина, которому дозволяется, как презренному, заслужить снисходительную похвалу хозяина. Зачем они шли на такое? Ведь не только же ради сытной жизни. Для них тоже история являлась одной из прочих глупых баек, а их страна ломбардом.
Cкажем, не грохнули бы Пирра при заварухе в Аргосе, или бы Юлий Цезарь остался недобитым. О них не помыслить иначе. Отмечены клеймом времени и выставлены, в колодках, посре зале бессчётных возможностей, что сами же и отвергли. Но разве имели они возможность увидать, кем стать им так и не довелось? Или возможно только то, что случается? Тки, ветра ткач.
вверх-скок