Осенью после лета в раздельных отпусках, старшая часть нашей семьи ударилась в грибничество.
Конечно, грибов на Объекте хватало, два шага в сторону от торной тропы дом—школа—дом, и вот тебе — опята, моховики, подосиновики, не говоря уж о сыроежках и волчьем табаке (который абсолютно несъедобен, однако тоже гриб), просто у прохожих нет времени отвлекаться на грибное изобилие…
Но когда получаешь бумажку с разрешением покинуть Зону на весь воскресный день, а сверх того предоставлен грузовик для вывоза группы грибников за Зону, «тихая охота» начинает выглядеть привлекательней. Наверное, все эти удобства и раньше скрашивали жизнь обитателям Объекта, только родители не пользовались ими, пока не грянула необходимость покрепче помириться, после раскольного лета.
Специально для грибных воскресений, Папа сделал три ведра из крепкого картона, лёгкие и вместительные. В лесу Зонные грибники расходились почти по одиночке, изредка обмениваясь далёкими «Ау!», по которым не угадать кто это кричал и откуда.
Мне нравилось настороженно бродить по тихому осеннему лесу, влажному от тумана и измороси. Конечно, мы не собирали слишком хрупкие сыроежки, но подосиновики, маслята. моховики были хорошим сбором.
Папа сделал маленький нож каждому, чтобы не портить грибниц, и грибы снова бы росли в своём грибном месте, к тому же, на срезе сразу видно червив гриб или нет.
Самым лучшим грибом считался «белый», только он меня ни разу не окликнул. Незнакомцев я относил Папе, и он объяснял: этот рыжик, это волнушка, а этого выбросить — поганка.
Дома грибы высыпались в большой эмалированный таз, чтобы замочить на ночь вместе с луковицей. Если до утра луковица не посинела, значит в тазу нет ядовитых, и Мама их готовила или мариновала.
Всё было очень вкусно, но ходить за ними по лесу — намного вкуснее.
. .. .
Однажды в воскресенье, когда родители ушли куда-то в гости, мы втроём затеяли беготню по квартире. Пятнашки на троих. Резкий стук в дверь прервал потеху.
На площадке стоял новый сосед с первого этажа, который сказал, что если родители не дома, это ещё не значит, будто можно на головах ходить, а когда они вернуться, им будет сказано, что мы не можем себя вести.
Совсем вечером Наташа прибежала с площадки объявить тревогу — родители шли уже домой, но на первом этаже их задержал своими жалобами сосед из квартиры под нами. Ой, что будет!
Как ей удалось оказаться в нужном месте в нужное время?
Очень просто. Площадка служила как бы продолжением квартиры, и там хватало места играть в волейбол воздушным шариком. Мама стала даже превращать её в спортзал и, когда не на работе, прыгала там со скакалкой.
Мы наперебой последовали её примеру, но у меня не получалось так же хорошо, как у Наташи, которая чуть что и — на площадку, вот и услышала соседский перехват...
Когда они вошли, лицо у Папы было очень злое. Не снимая пальто, он прошёл на кухню и принёс табурет в комнату родителей. Там он сдвинул дорожку в сторону и хлобыстнул табуретом об пол.
— Потише, да? — прокричал он доскам пола, и ещё раз шарахнул по ним сиденьем табурета. — Так хорошо, а?
Я понял, что нас не станут наказывать, но всё равно как-то это было не совсем правильно…
. .. .
Для подкрепления в школе, мы брали туда бутерброды, завёрнутые Мамой в газету, чтобы на большой перемене вынул из портфеля, и — съел.
Для Саши с Наташей оба бутерброда она заворачивала в одну газету, потому что они учились в одном классе. Ну и перед выходом в школу мы, конечно же, ещё и завтракали на кухне…
Однако в ту субботу я вышел из дому один и без портфеля, потому что в тот день проводилась военная игра для старшеклассников, а остальным учащимся занятия отменили.
Поделенным на два отряда — «Зелёные» и «Синие» — участникам предстояло уйти в лес в разных направлениях. Цель игры — выследить противника и захватить их знамя.
Цвет бумажных погон на плечах участников показывал их отрядную принадлежность. Кому отрывали один погон, тот становился военнопленным, сорваны оба — ты убит...
В то утро я пришёл на кухню позже обычного, когда меня будило одевания двойняшек. Однако в этот день военная игра устроила им выходной.
К тому же, весь вечер накануне я кропотливо пришивал на плечи моей курточки бумажные погоны. Поперечные стежки вдоль края бумаги не блистали аккуратностью, но были старательно часты, чтоб затруднить срыв погона…
И из-за этих военных приготовлений, спать я пошёл ближе к полуночи.
Мама уже отправлялась на свою работу и сказала, что есть вчерашние макароны или, если захочу, могу сварить яйцо себе на завтрак.
Пришлось напомнить ей, что я не умею варить яйца. Но она возразила, что это проще простого — за полторы минуты получается яйцо всмятку, а если захочу вкрутую, то варить надо три минуты.
Она даже принесла будильник из своей комнаты, и поставила на подоконник кухонного окна, рядом с грибной банкой…
Такие трёхлитровые банки стояли почти на каждом кухонном подоконнике Объекта. Однако этот не из тех грибов, которые собирают в лесу, он доморощенный. Похожий на зелёную тину, покрывшую поверхность баночной воды, он, несмотря на гадкий вид, превращал её в приятный напиток наподобие кваса. Однако сам гриб назывался «чайным», почему то.
Когда содержимое исчерпывалось, и прядки гриба начинали цепляться за дно банки, в неё по новой наливали воду, давали настояться и через пару дней (максимум неделю) можно снова пить.
Хозяйки охотно делились кусками гриба одна с другой, а то разрастётся так, что для воды и места в банке не оставит...
Поэтому я наполнил маленькую кастрюлю, как сказала Мама перед выходом, загрузил туда яйцо, зажёг упруго-голубое пламя газовой плиты под кастрюлькой, и засёк время по будильнику.
Прошла ровно минута с половиной. Вода вокруг яйца ничуть не выглядела горячей, и я решил, ладно, пусть будет вкрутую.
Дополнительные полторы минуты тоже дотикались. От воды начал подыматься редкий парок, а на покрытых ею стенках внутри кастрюльки стали появляться мелкие пузырёчки.
И я выключил газ, потому что чётко усвоил инструкцию по варке яиц.
(…поговорку насчёт «первый блин комом» можно смело дополнить, что первое варёное яйцо лучше просто выпить…)
Участники военной игры в большинстве своём пришли в спортивной форме, и никому не хотелось заходить в здание школы. Поэтому все бездельно кучковались во дворе небольшими возрастными группами. В моей, всех удивило до чего плотно сидят на мне погоны.
Я гордо похлопал себя по левому плечу — ни капли не оттопыривается, правда? Не то, что у некоторых — пристёбнуты парой стежков, топорщатся как спина перепуганной кошки, хоть мизинцем срывай.
И тут незнакомый мальчик, наверное, из параллельного класса — ни с того, ни с сего — напал на меня, завалил на землю и подрал мои погоны в клочья.
(…драться я никогда не умел, да и теперь не умею. Скорее всего, обозвал его «дураком» и убежал в лес – домой…)
В лесу я снял свою курточку… Вместо погон осталась только узенькая полоска бумаги по их контуру, обвитая частыми стежками чёрной нитки, сложенной вдвое. Я выщипал бумажные обрывки и рассеял их по опавшей осенней листве.
Возможно, всплакнул даже, что меня так преждевременно убили, и совсем не по правилам, ещё до начала военных действий… А ведь я так мечтал захватить в плен штаб противника…
. .. .
Какое-то время моим излюбленным способом коротать уроки в школе стало составление чертежей моего тайного убежища — пещеры в недрах неприступной скалы, как у героев «Таинственного Острова» Жюля Верна.
Только в отличие от ихней, в мою можно попасть лишь по подземному ходу, который начинался далеко от скалы, в чаще окружающего леса, ну, а в самой пещере имелся ещё дополнительный ход наверх, в пещеру поменьше, с узкими расселинами бойниц, чтобы следить оттуда, что там вокруг творится.
Конец карандаша, которым я рисовал чертежи, украшала угрюмая резная маска, наподобие длиннолицых идолов с острова Пасхи…
Искусством резчика карандашных концов я тоже овладел в школе. Проще простого, если есть лезвие для бритья.
Отступив от конца полтора-два сантиметра, делаешь поперечный надрез, глубиной до двух-трёх миллиметров. От надреза и до карандашного торца, добавь ещё два надреза, но уже продольных. Начатые из разных точек посередине поперечного, они идут параллельно, на расстоянии в три миллиметра друг от друга. Это — переносица и, для полной ясности, по бокам от неё, используя продольные надрезы, выскрёбываешь 2 углубления до карандашного торца. Их ширина тоже миллиметра три.
Теперь, начав на 1 см ниже носа, ведёшь постепенно углубляющийся и расширяющийся пологий срез к первоначальному надрезу, пока срез не совпадёт с надрезом по глубине и ширине.
В результате нос начинает торчать, а срез становится нижней частью идольского лица. Засечка поперёк него представит узкогубый рот. Краткие прорези поперёк продольных углублений вдоль носа — по одной на каждое — глаза идола.
Только поосторожней с лезвием, оно страшно острое, и невнимательность может привести к порезу пальцев…
Инструментарий резчика по дереву легко найти на полке в ванной. Синяя бумажная коробочка, на ней — рисунок чёрного парусника и надпись «Нева». Внутри — конвертики, тоже синие, с таким же парусником и надпись та же...
вверх-скок
(…естественно, в ту осень я ничего такого и не думал даже, а просто радовался, что еду с родителями в лес, что будем собирать грибы... Нет, не искать, а именно собирать те, которые соизволят найтись. Сколько бы ни искал, толку не будет — даже если они под самым носом — пока сами тебя не окликнут. Без зова – проходишь мимо, они другого дожидаются кого-то.
Понадобилась жизнь, чтобы понять — это касается не только грибов, но и любой другой неживой (Ха!), неодушевлённой (да, ну?) вещи…)