Читателем книг в нашей семье была Мама. Уходя на работу, она брала их с собой, чтобы читать в свою смену на Насосной Станции. Но сначала она приносила работные книги из Библиотеки нашей Части. (Да, потому что мы жили не только в Почтовом Ящике/Зоне или на Объекте, но также и в пределах Войсковой Части номер какой-то-там, что и делало слово «Часть» ещё одним из названий нашего места жительства)...
Библиотека Части находилась не очень далеко, примерно за километр ходьбы. Сперва по бетонной дороге до самого низа Горки, где она пересекалась асфальтной, а сама, после перекрёстка, превращалась в грунтовую улицу между деревянных домов за невысокими заборчиками палисадников. В самом конце, поперёк улицы стоял Дом Офицеров.
Однако, не доходя до её окончания метров сто, надо свернуть направо, к одноэтажному, но кирпичному зданию Библиотеки Части.
Иногда, отправляясь за книгами для предстоящих смен, Мама брала меня с собой, и пока в глубине здания она обменивала прочитанные, я ждал в большой пустой передней комнате без всякой мебели.
Наверное, такую пустоту поддерживали в ней, чтоб ни один шкаф-стуя не мешал разгляывать какой-нибудь из множества плакатов, покрывших своей красочностью каждую из стен.
Самый главный плакат представлял схему Атомной бомбы в разрезе (потому что, называя Объект полным именем, говорили: «Атомный Объект»).
Кроме плакатов про атомную анатомию и грибы разнообразных атомных взрывов, по углам висели также картинки о подготовке Натовских шпионов. В одной из фотографий, шпион, запрыгнув на спину часового, раздирал солдату рот засунутыми под губы пальцами.
Это был самый жуткий угол в комнате, но я не смел отвести взгляд от выпученного взгляда часового с безжалостным шпионом на его спине, и только думал про себя: «Мама, ну, пожалуйста, меняй свои книги поскорее».
В одно из таких посещений, я набрался смелости спросить Маму: можно ли и мне брать книги в Библиотеке Части? Она ответила, что вообще-то библиотека тут для взрослых, но всё же отвела меня в комнату, где сидела Библиотекарша за тумбовым столом, придавленным пирамидами разнообразно толстых книг, из-за которых почти не оставалось места для её лампы и длинного фанерного ящичка с плотным строем читательских карточек.
Тут Мама сказала женщине под лампой, что уже не знает, что со мною делать, потому что я перечитал всю библиотеку в школе.
С тех пор я всегда ходил в Библиотеку Части сам по себе, без Мамы. Иногда я обменивал и её книги для дежурств, и приносил домой, вместе с двумя-тремя для собственного чтения.
Читаемые мною книги усеивали диван в постоянной готовности, из-за того что я их читал вперемешку. На одном диванном валике, я уползал через линию фронта, вместе с разведгруппой «Звезда», чтобы захватить Немецкого штабного офицера, а перекатившись к дальнему концу дивана, я утыкался носом в кактусы Мексиканских пампасов, и скакал во весь опор с Белым Вождём Майн Рида.
И только солидный том «Легенды и Мифы Древней Греции» я читал, по большей части, почему-то в ванной, на маленьком табурете, плеч о плеч с Титаном, паровым котлом-бойлером.
За такой диванно-лежачий образ жизни, Папа прозвал меня Обломовым, потому что на уроках Русской Литературы в своей деревенской школе, он хорошо запомнил образ этого лентяя.
~ ~ ~
Зима выдалась бесконечно долгой, затяжной; метели сменялись морозом и солнцем; в школу я выходил в густых сумерках, почти затемно...
Но в один из дней случилась оттепель, и по дороге из школы, на подъёме между Учебкой Новобранцев и Кварталом, я заметил непонятно тёмную полосу в снегу налево от дороги.
Тогда я свернул и, бороздя валенками нехоженые сугробы, пошёл взглянуть что это там.
Полоса оказалось землёй, выступившей из-под снега — проталина, чуть липкая от влаги. На следующий день она удлинилась, а кто-то ещё успел побывать на ней и оставить почернелые Еловые шишки, скорее всего прошлогодние.
И хотя через день снова ударил мороз и сковал снег твёрдым настом, а потом опять зарядили метели, бесследно укрыв снегом темневшую на взгорке проталину, я точно знал, что зима пройдёт всё равно…
. .. .
Посреди марта, на первом уроке в понедельник, Серафима Сергеевна сказала нам отложить ручки и послушать её.
Оказывается, два дня назад она ходила в баню со своей дочкой, а вернувшись домой, обнаружила пропажу кошелька, вместе со всей её учительской зарплатой.
Она очень расстроилась, и дочка её тоже, и начала доказывать матери, что невозможно построить Коммунизм, когда вокруг воры.
Однако на следующий день к ним домой пришёл человек, — рабочий из бани. Он нашёл там кошелёк на полу и догадался, у кого это выпало, вот и принёс вернуть…
И Серафима Сергеевна сказала нам, что Коммунизм обязательно будет построен, и попросила запомнить имя этого рабочего человека.
(...однако имя я уже не помню, потому что, как записано в словаре Владимира Даля — «тело заплывчиво, память забывчива»…)
Субботний день купался в тёплом весеннем солнце. После школы, я быстренько пообедал и прямиком из кухни поспешил во Двор, в самый разгар Общего Субботника.
Люди вышли из домов в яркий сверкающий день и расчищали бетонные дорожки широкого Двора. Ребята постарше грузили снег в большие картонные коробки и на санках оттаскивали в сторонку, чтоб не мешал ходить.
В кюветах вдоль обочины прорыли глубокие каналы, нарезая лопатами целые кубы подмокшего снизу снега. И по каналам, с весёлым журчанием, побежала тёмная вода…
Так пришла весна, и всё стало меняться каждый день.
А когда в школе нам выдали жёлтые листы табелей с нашими оценками, наступило лето, а вместе с ним пришли каникулы и каждодневные игры в Прятки, Классики, Ножички.
. .. .
Для игры в Ножички нужно выбрать ровное место и начертить на земле широкий круг. Круг делится на равные сектора, соответствуя количеству участников, каждому — свой .
Стоя во весь рост, игроки по очереди мечут нож в участок земли кого-либо из соседей (сошедшиеся в центре круга сектора поневоле соседствуют, геометрически, и даже соприкасаются в одной точке).
Если нож застрял торчком, сектор делится прямой, проводимой через края воткнуого лезвия. Хозяин разделённого сектора решает — какая часть остаётся ему; остальная отходит метнувшему.
Участник остаётся в игре, покуда имеет клочок земли, достаточный для стояния хотя бы на одной ноге, а если нет — выходит из игры.
Игра продолжается, пока весь круг не достанется кому-то одному. You win, хозяин!
(...как говорит Александр Сергеевич Пушкин:
«сказка ложь, да в ней намёк…»
Играя в Ножички, я пылал азартом, страстно желая победить. Нынче же былой пыл сменился безмерным изумлением — до чего точно простенькая детская игра отразила самую суть всемирной истории!..)
А ещё мы играли в Спички (ошибки нет, «в спички», а не спичками), но это игра всего на двоих.
Стиснув руку в кулак, игрок отводит свой большой палец в сторону, вставляет и удерживает между его концом и суставом указательного спичку — крепко-накрепко, как распорку.
Спички противников аккуратно упираются одна в другую — серединами, крест-накрест. Нажим, влагаемый в противостояние, растёт до тех пор, покуда не преломится одна из противоборствующих спичек (если обе — ничья, а победа за тем, чья продержалась).
Та же, фактически, идея, как и в траханье крашеными яйцами на Пасху, просто не нужно весь год ждать сезона игр, в которых изводился не один коробок, подхваченный на кухне дома...
Или же мы просто бегали туда-сюда, играя в Войнушку, с криками «ура!», «та-та-та!»
— Та-дах! Та-дах! Я тебя убил!
— Знаю! Просто это я ещё при смерти!
И затем долгое время номинально павший боец будет бегать «при смерти» рысью, вы-та-та-кивать предсмертные обоймы и разве что «уракать!» умирающим голосом, (если, конечно, мальчик обладает достаточно развитым чувством порядочности), прежде чем упасть, в конце концов, с непогрешимо театральным смаком, на траву, где та погуще.
Для игры в Войнушку нужен автомат, выпиленный из куска дощечки. Хотя некоторые мальчики играли автоматическим оружием из чёрной жести — оно импортировалось из «За Зонных» магазинов.
Таким автоматам требовалась спецамуниция — тугой рулончик узенькой бумажной ленты, с насаженными вдоль неё крапушками серы. Под ударом пружинного курка, такая крапушка громко бахкала, а полоска заправленной в автомат ленты, автоматически продвигалась кверху, подтягивая свежую серу на место прибабахнутой…
Ну а мне Мама купила жестяной пистолет и коробку пистонов — мелких бумажных кружочков с теми же крапушками. Только их приходилось закладывать вручную, после каждого "баха".
При выстреле, из-под курка всплывал крохотный дымок с кислым запахом.
Однажды я в одиночку бахал в куче песка возле Мусорки, и мальчик из углового здания попросил подарить пистолет ему. Не задумываясь и на секунду, я протянул оружие просителю, ведь так намного правильнее — он сын офицера, оно ему и нужнее, и больше полагается, чем мне…
Мама ни в какую не хотела верить, будто мальчик способен отдать свой пистолет другому, так запросто. Она требовала сказать ей самую настоящую правду, — признаться, что я потерял Мамин подарок. Но я упрямо стоял на своей.
Ей даже пришлось отвести меня в квартиру того мальчика в угловом здании. Офицер стал стыдить своего сына, но Мама начала извиняться и просить прощения, потому что она просто хотела проверить и добиться, чтобы я не врал.
вверх-скок