Но помимо заполнения пробелов моей необразованности, она мне нужна была—нужна неизмеримо больше—для мления. Например, когда мы шли в кинотеатр Мир и она позволила взять её под руку. Ухх! Это непередаваемо! Я ощущал нежную кожу её предплечья—округлого, мягкого—потому что на ней было летнее платье, а руку её я ухватил вокруг бицепса. Хотя какие там у девушек бицепсы. Но как я умлевал! От моста над Проспектом Мира, мимо жилмассива Зеленчак и почти до самой площади пребывал в полном улёте. Не доходя до площади, она объяснила, что правильнее когда девушка берёт под руку, а не наоборот. И дальше мы шли, как она сказала.
Тоже ничего, хотя не настолько, как перед этим… И тут меня шарахнуло шаровой молнией –шагая рядом и увлечённо говоря о чём-то, она полуобернулась ко мне и—О!—её роскошная тугая правая грудь прильнула к моему предплечью… блаженство до потери пульса...
Так что мне было о чём думать возле тех печей во дворе Овощной Базы, пока наяривал аккорды на клёпке, которой мне не хватало, но таки нашлась…
Узревшему свет истинный трудно не скатиться в просветительство… Я попытался поделиться знанием со своей сестрой. Мы шли по Литейной в сторону Клуба, когда она сказала: –«А дай-ка возьму братеню под кренделя!»,– и взяла меня под руку.
– Слушай, Мала́,– сказал я, потому что мы, мой брат и я, и наши друзья, и все, короче, редко звали её по имени, а только «Мала́», или же «Рыжая».– Хочешь научу тебя приёмчику, что любой парень будет секундально твой?
– Да ну,– ответила моя сестра.– Это ты про этот, что ли?– И она полуобернулась ко мне на ходу, прикоснувшись грудью к моему предплечью.
Какая беспросветная наивность! Как мог я возомнить, будто смогу узнать о чём-то прежде—хоть на миг—своей проныры сестры? Мне пришлось извиниться и всю дорогу до Клуба мы хохотали как чокнутые, что я такой самоуверенный лопух.
Но счастье не бывает бесконечным… В какой-то из вечерних выходов с Натали́, между Базаром и Переездом-Путепроводом к нам подошёл парень и мы остановились для разговора, возле гастронома № 1, где кончился уже рабочий день. Точнее, разговаривали только они, поскольку из одной школы, а я стоял сбоку как посторонний столб. На нём была крутая рубаха, я таких ещё не видал – в красную и зелёную полоску, но широкая как на пижамах. Не то, чтоб я когда-нибудь имел пижаму, но в кино ведь иногда показывают…
Он бодро хвастался, в какой из московских вузов его примут, ведь его дядя дипломат и всех там знает. А после вступительных дядя зовёт его поехать на Чёрное море, дядиной Волгой, племянник станет наживкой для съёма девушек.
Потом они сказали «пока» друг другу и мы разошлись в разные стороны, но эта болтовня явно расстроила Натали́. А когда мы подошли к воротам её хаты, она мне рассказала, что однажды встречалась уже с одним парнем и они поздно вечером ехали в пустом автобусе, а он оглянулся на кондукторшу на том её сиденье у задней двери и сказал: –«Кондуктор не человек!» Взял и поцеловал Натали́
И тогда у меня тоже испортилось настроение, потому что понятно ведь, что они и без кондукторов тоже целовались. И я подумал, что наверное то был этот самый красно-зелёный хлюст, но спрашивать не стал.
В тот поздний вечер я прошагал от улицы Суворова до Нежинской навеки придавленный горем...
Определить насколько Конотопчанин преуспевает в жизни не сложно – спроси: а есть ли у них домик на Сейму?
Чуть выше по течению от пляжного Залива, на полкилометра ближе к железнодорожному мосту, заросли Ивняка на правом берегу прорезала длинная затока. В конце её, как попадя, между гибких Ив, стояли четыре-пять десятков домиков дачного товарищества «Присеймовье».
Хотя тут требовался определённый полёт фантазии, чтобы назвать «домиками» эти будки со стенками из доски-вагонки и жестяными крышами.. Размер вполне минималистский – на две-три железные койки увязшие в глубоком песке пола. Окна тоже ни к чему, приехав для отдыха на лоне природы, хозяин день-деньской дверь держал настежь, чтобы она, природа, смелей заходила.
Но если владелец – рыбак, то он запрёт дверь и спустится к затоке, где ряд длинных плоскодонок стоят на недвижной воде, прикованные к столбикам и деревьям на берегу. Уложив снасть на дно лодки, он отомкнёт висячий замок цепи, усядется на единственное сиденье—корма плавсредства—и, загребая коротким веслом, выйдет из затоки на речную ширь Сейма, чтобы направить чёлн в своё излюбленное место, где он издавна прикармливает рыбу кусками макухи, она же жмых.
Иметь домик – это громадное удобство, идёшь купаться на Залив (всего двести метров через ивовую чащу), возвращаешься и готовишь обед на примусе, что гудит бензиновым пламенем на столе врытом в песок возле домика. Многие члены товарищества или члены их семей, выезжали на Сейм вечером пятницы, а возвращались последней воскресной электричкой, тогда как Конотопчанину без домика доставались лишь субботы и воскресенья, по отдельности, утром – туда, а в 17.24, или 19.07 обратно, электричками с Хутор Михайловского...
Когда Куба приехал летом, после первого года обучения в Одесской мореходке и какой-то там ещё практики, мы, конечно же, решили рвануть на Сейм. Только надо подождать до выходных, ведь у меня работа на Овощной Базе и кроме того только по выходным грузовик-будка ОРСа приезжал на Пляж продавать мороженое.
– Чепа говорит, ты с Григоренчихой крутишь, а?
– Скажи Чепе, что её зовут Натали́.
– Ладно, замнём для ясности. Так ты и её позови.
Натали́ согласилась сразу же запросто и мы отправились вчетвером – Куба, Чепа, я и Натали́. Когда мы сошли с электрички и решали куда: на пляж Залива или на Озеро возле Сосновника?—Натали́ предложила переплыть на ту сторону Сейма, где не такой дурдом, как на Заливе.
На противоположном берегу тоже стояли домики, чьи владельцы, прибыв вечером пятницы, на следующее утро встречали своих с электрички, чтобы перевезти на отдых. Попросим так и нас переправят… Всё случилось как она предсказывала, наверное потому, что сама и обратилась к мускулистому качку с плоскодонкой.
Денёк отличный выдался. Мы нашли песчаную полянку в Ивняке, за сотню метров от домиков. На мягком белом песке расстелили единственное покрывало, потому что только Натали́ догадалась его привезти. Когда она переоделась в свой бикини, то затмила весь Film a Divadlo – настолько стройная—впридачу к пышной груди и округлому заду—у неё оказалась талия.
Купаться мы ходили на маленький пляж возле домиков и лодок привязанных к берегу. Натали́ предпочла сидеть в одной из них, но Куба, Чепа и я отрывались как в старые добрые времена на Кандёбе, по полной…
Потом мы съели бутерброды, выпили лимонад и начали принимать солнечные ванны. Покрывала хватало лишь на двоих – для Натали́, потому что его она привезла, и для меня, ведь это я с ней встречаюсь.
Она лежала на спине в широких противосолнечных очках, а я рядом с ней на животе, перевернуться не получалось из-за вздыбленных до упора плавок. Наши плечи чуть-чуть соприкасались.
Мои кореша растянулись на горячем песке (тоже на животах) примостив свои недальновидные головы на углы покрывала у нас в ногах… И – знойная тишь…
Конечно же, в следующие выходные на то место отправились только мы вдвоём…
И снова мы лежим бок о бок на покрывале посреди жаркой тишины. Безмолвны, не шелохнутся в насторожённом ожидании длинные листья упругих Ив вокруг овальной полянки, молчим и мы, как они, как беззвучный песок, и солнце замерло склонившись к нам из неба. Глаза мои крепко зажмурены, потому что у меня нет очков от солнца, но оно всё равно просачивается сквозь кровянисто-красный туман моих опущенных век и оборачивается чёрной болью.
– Голова болит,– чуть слышно выговорил мой вдруг осипший голос.
Кровавый туман темнеет и мне становится невыразимо хорошо – она положила свою ладонь на мои веки. Не открывая глаз, я нахожу её запястье и молча стягиваю ладонь ниже, к моим губам. Я благодарно целую нежную мягкую ладонь, что унесла мою боль, и растворяюсь в неизъяснимой неге, лучше которой нет ничего на свете.
Но тут она приподнимается на локте и, склоняя своё лицо над моим, сливается губами с моими, и я узнаю́, что всё-таки есть что-то и получше, только этому имени нет.
...«поцелуй»??
Когда ты расплавлено таешь в купели встречных губ и тонешь в их необъятности, а вместе с тем пари́шь в неописуемой выси… и целый океан невыразимых ощущений… всего три слога—«по-це-луй»—для беспредельности, что безграничней мира?. хмм, ну-ну…
Как бы там ни было, немало этих слогов сложили мы в тот день...
А когда мы уже шли к заводи для перевоза на ту сторону, чтобы не упустить электричку, я остановил её в тесном Ивняке и поцеловал. Прощально. Дальше уже нельзя целоваться, там же не кондукторы. Она ответила на поцелуй усталыми губами и, не глядя мне в лицо, сказала с грустью: –«Глупенький, тебе ещё надоест это».
Я не поверил ей...
(...некий Немецкий умник, фамилия его Бисмарк, сострил однажды: –«Только дураки учатся на собственном опыте, я предпочитаю учиться на чужих ошибках».
«... не поверил ей...» А ведь сколько раз на личном опыте я убеждался, что моя сестра Наташа, будучи на два года младше меня, превосходила мой запас знаний и не раз.
Да, далеко мне до Бисмарка при моём неверии чужим ошибкам. Немного утешает, что к дуракам я не причастен тоже, раз даже личный опыт мне не впрок. Интересно, в какую категорию подходит меня всунуть?
Ладно, не станем отклоняться, сейчас этот вопрос не в тему...)
Огурцы вконец обрыдли. Уже чисто механически привычная рука ухватит, от нечего делать, один из верхнего ящика, не глядя откушу разок-другой, и – зашвыриваю в ближайшие бурьяны на территории Овощной Базы. Короче, я тоже сошёл с дистанции и отправился в контору ОРСа рассчитываться за эти полтора месяца. Впервые в жизни я держал в руках сумму в 50 руб. А на мопед хватит? У кого бы спросить?. Разговор с матерью снял все эти вопросы:
– Серёжа, школа начинается. Тебе нужна одежда. Туфли нужны – тебе и младшим. Сам знаешь как нам приходится выкручиваться.
– Да есть у меня одежда! И я говорил тебе зачем иду на Базу.
– Те штаны, что я два раза уже перекрашивала? Это твоя одежда? В твоём возрасте стыдно в таком ходить.
Мустанг моей мечты!. Прощай!. Не мчаться нам с тобою по Проспекту Мира, обгоняя все те «Риги» и «Дёсны»...
вверх-скок