Лето началось экзаменами за девятый класс. Больше всего боялись Химии – ни один нормальный учащийся с Посёлка не мог постичь все те бензольные кольца с валентными связями.
Как и большинство моих одноклассников, я вызубрил ответы на один из двадцати пяти экзаменационных билетов. На экзамене их номера раскладывались на столе экзаменаторов лицом книзу – выбирай! У меня имелся один шанс из двадцати пяти, я поднял номер и – проиграл. Однако, Татьяна Фёдоровна, она же Нуклезида, зачем-то начала меня вытягивать и в конце концов оценила мою безграмотность «четвёркой».
(....в те безвозвратно канувшие времена—не дотянуться, не дозваться, не искупить—я не ведал ещё, что и т. д., и т. п., и пр., и пр...)
Физик Бинкин, он же Бинкин, потому что, как ни странно, учащиеся не смогли подобрать ему кличку, ассистировал на экзамене и, пользуясь служебным положением, показывал Владе какой где номер разложен на столе. Поднимет бумажку, развернёт лицом к Владе, покивает, чтобы ободрить и вселить надежду, и кладёт где взял. Игра по-честному, без подтасовок. Хороша для заполнения досуга на длинном экзамене, называется «Введи Владю в Искушение».
Бедный Владя сидел в самом конце классной комнаты, с карманами полными шпаргалок, которые накатали прилежные одноклассницы, а после экзамена сгрузили ему, жалко же свои труды так просто выбросить. Но что ты в них поймёшь, видя впервые в жизни те формулы микроскопическим почерком на длинных, в гармошку сложенных, полосах бумаги? Ну и конечно, Владя охотно бы сменял все девичьи старания на координаты вызубренного номера. Бинкин же, своею честною игрой в искушение невинного отрока, щекотал свои садистские наклонности, без которых и педагога не бывает. Пока Татьяна Фёдоровна вытаскивала ещё кого-то и как бы этих игр не замечала, он показал все номера без исключения.
Садисты, как правило, методичны и любят безнаказанность, потому что на таком расстоянии Владя не мог различить ни одного номера, уж как он там ни щурился. Он потянул ещё два—исчерпав лимит попыток сменить билет—и тем поднял свои шансы до трёх из двадцати пяти, но снова промазал. Тем не менее, его не завалили, и Владя получил свою «тройку», а с нею пояснение от Бинкина: –«Это тебе за беспримесно пролетарское происхождение».
К своей одежде я никогда не придирался – носил, что дадут, лишь бы не грязная и не драная, но и за этим больше следила мать, чем я. Так что моя обнова—куртка из дерматина по выкройкам журнала Работница—это её идея, она же потом и шила. Деньги на дерматин нашлись, потому что отец перешёл уже работать в РемБазу слесарем и получал на 10 руб. больше.
Куртка получилась классная, чисто коричневого цвета, только манжеты и пояс более тёмной ткани. Если смотреть издали, она даже и поблескивала типа как бы кожаная. Через две недели дерматин на локтях облысел до своей тканой основы, но в момент награждения куртка ещё ничего была, шикарно смотрелась.
Да, Профсоюзный комитет завода КПВРЗ наградил меня за выдающееся активное участие в самодеятельности. На общезаводской конференции Профсоюза в Клубе, Председатель профкома лично вручил мне бесполезную грамоту и объёмистый бумажный свёрток, где оказалась маска и ласты из тёмной резины для подводного плавания, но, к сожалению, без трубки.
И всё равно, я один раз вывез это снаряжение на Сейм. Правда, плавать в ластах оказалось труднее, чем может показаться на просмотре Человека-Амфибии или фильмов Ива Кусто. К тому же вода постоянно просачивается в маску и попадает в нос, хотя, возможно по другому и не получается…
Однако, меня не манило изучение придонной жизни крупных водоёмов, потому что в то лето меня заботило только одно – трудоустройство. Деньги требовались позарез и много денег, потому что лишь я один оставался безлошадным.
У Влади мопед «Рига-4», у Чубы – «Десна-3», Чепа поставил бензиновый моторчик на свой велик и когда табун Поселковых мопедистов тарахтел вдоль Проспекта Мира, он типа замыкающего трещал следом метрах в тридцати… Но всё равно «Рига-4» самый крутой мопед. Владя, конечно, дал мне пару раз проехаться – мотор урчит, ветер в лицо, добавляешь скорость, красота! Но выпрашивать мопед у Чубы дохлый номер – оседлает его и стоит, ногами в землю, посмеивается, как куркуль.
– Ну, дай... чё, тебе жалко?
– Жалко у пчёлки в попке. Понял? А это – мопед.
– Ну шо ты жлобишься? Да я только до Профессийной и обратно…
В ответ только хаханьки.
– У, жлобяра!
Опять хиханьки.
Чепин велик с моторчиком я и сам не хочу. Но где взять деньги на мопед? Вот в чём вопрос...
Мать сказала, что после девятого класса принимают на Овощную базу, надо пойти в контору ОРСа на Переезде и написать заявление в Отделе кадров.
Звучало заманчиво – там же, наверное, клубника грузовиками, и арбузы в магазины тоже через базу, нет? Вот только примут ли? Мне же шестнадцать ещё не исполнилось. В тесно-тёмном длинном коридоре конторы ОРСа, я волновался сильнее, чем за все экзамены после девятого класса. Приняли!
Так начиналась моя трудовая карьера…
Овощная База в самом конце Деповской и туда я добираюсь на велике. Кроме меня на Базу трудоустроились ещё десять школьников, в основном из школы № 14. Я узнал одного з них – коротышка с длинными патлами, кликуха Люк, это он когда-то отвесил мне пощёчину за выстрел ему в спину. Он прошлого не поминает, а я тем более нет…
Поначалу работа заключалась в сортировке ящиков, пустых, конечно, какая там клубника. Целые надо относить в сарай, а которые нуждаются в ремонте, складывать рядом с сараем, ну а те что вдрызг – тащить к тем печкам под открытым небом посреди двора Овощной Базы...
Прибывший на Базу грузовик с овощами въезжает на весовую платформу для взвешивания. После разгрузки машину взвешивают снова, разность веса гружёного и пустого грузовика показывает сколько овощей привезли на Базу. При условии, что платформа работает правильно. Тут и возникает необходимость в опытном калибровщике, который знает как настраивать платформу. Для калибровки нужна также пробная тонна груза составленная из чугунных гирь весом по 20 кГ, а также рабочая сила, мы, для перемещения этой тонны из одного угла весовой платформы на другой, на другой, на другой, на середину, пока он что-то там подкручивает…
Отладка весовой платформы показала кто среди нас есть кто. Сперва это типа спортивного состязания, мы таскали гири обгоняя друг друга, к третьему углу начали замечать кто увиливает, а кто упёрто таскает до конца...
Потом несколько дней мы чистили картофелехранилище от запасов, что сгнили там зимой. Я и представить не мог, что в мире существует настолько невыносимо мерзкий смрад. Обмотав лица майками, мы грузим эту срань лопатами в двуручные корзины, вытаскиваем вывалить в бурьяны на задворках Базы. Число трудоустроенных школьников сократилось до пяти...
Основная рабочая сила Базы это бабы в чёрных халатах и разноцветных платках на волосах. Их дело сортировать морковь или бурак в хранилищах, а наше – уносить наполненные ими ящики. Усядутся на пустые ящики вокруг пыльной горы овощей и целый день не закрывают рта ни на минуту. Рассказывают друг другу нескончаемые повести про «него» и про «неё». О том как эта их «она» растолстела, потом стала худой, как щепка, ложилась в больницу, доказывала матери, что жить не может без «него» и умирала, потом обманывала его с другим и уезжала навсегда… А «он» высокий был, потом короткий, потом пузатый, лысый, черноволосый с кудрями, потом пропойца, «он» отказывался платить алименты и просил выйти за него замуж, его лечили от алкоголизма, а он сдирал линолеум с пола на кухне, чтоб отнести к любовнице, которая уж дважды вдова…
И так вот и будут лялякать пока белобрысый хлопец, по кличке Длинный, не скажет самой бойкой в кругу на перевёрнутой вверх дном таре у груды вялых овощей: –«Ну шо, дашь или как?»
– Да, враз!– отвечает она.– Да ещё так потяну, шо перерву надвое.
Тут бабы все начнут её зашикивать, да тю, мол, на тебя, да ты ж с дитём же ж говоришь!.
На обед я езжу домой – 20 минут туда, 20 минут обратно, 10 минут на суп и чай или, там, компот. Так что четыре раза в день я развиваю первую сумасшедше-космическую скорость, во всю накручиваю педали по бетону спуска в тоннель Путепровода. Да какой же работник Овощной Базы не любит быстрой езды? Йи-хуу!.
вверх-скок