АН-24 совершил посадку в Ростове. Я вышел в будку сортира рядом со взлётной полосой, на обратном пути меня остановил военный патруль. Да! Конечно! Вельветовые туфли совсем не по уставу, но «дембель» я, пролётом к дому! Вон самолёт мой уже винтами крутит! Отпустили… На дозаправке в Харькове и с места не вставал.
И, наконец, посадка в аэропорту Борисполь, где до краёв уже по-летнему яркого солнца…
В тот первый прилёт, я думал это Киев и, выйдя на солнечную площадь, запруженную всевозможным транспортом и ручьями снующих пешеходов, я сразу же направился к большому щиту с буквой «Т» над шахматкой-двухрядкой, взять такси.
Таксистом оказался малость патлатый мужик лет под тридцать в добротных туфлях коричневой кожи, шнурки широкие такие. Я попросил отвезти меня на железнодорожный вокзал, а он мне сказал подождать в машине, пока сходит найти попутчиков. До Киева оставалось ещё сорок восемь километров… Он отошёл, а я остался ждать на переднем сиденьи. Из-за жары я снял китель парадки и, чтобы скоротать время и снять нарастающее нетерпение, забил и выкурил косяк.
Водитель привёл двух пассажиров для заднего сиденья – один майор, а другой подполковник, но помоложе нашего Комбата, и мы поехали. Наверное, водитель в коричневых туфлях унюхал дым от косяка в салоне и улетел от персональных воспоминаний, но гнал он как бешеный, а как пересекли Днепр по мосту Патона и вовсе перестал замечать светофоры… А может у светофоров случился выходной и это был залитый солнцем праздник свободного вождения – обгоняй кто кого хочет как может… Расплачиваясь у вокзала, подполковник сказал: –«Ну, шеф, ты и летаешь!» Так что, скорее всего, водителя цапану́ло на ша́ру, прицепом к моему улёту...
В 1975 кейс-«дипломат» встречался ещё не при каждом втором и привлекал внимание своим непривычно деловым стилем. Да, в руках старших офицеров такой модерн смотрелся бы извинительно, но рядового менявоенный патруль тормознул на первом же шаге внутрь вокзала. Опять, кстати, курсанты оказались, правда, на этот раз в красных погонах. Проверили мою дембельскую ксиву, сличили меня с фоткой двухлетней давности в моём военном билете, придраться не к чему.
Но тут я совершил ошибку и взглянул на свои туфли. Старший патруля проследил мой взгляд и выявил вопиющее нарушение уставной формы одежды. Меня отвели в комендатуру вокзала под ступенями лестницы, что подымалась к гигантской скульптуре головы Ленина на площадке, а от неё расходилась надвое, в разные стороны второго этажа.
Дежурный офицер комендатуры вокзала приказал мне открыть «дипломат» и с одного взгляда понял, что имеет дело с дембелем – прозрачные колготы, бутылка водки и краденая скатерть с бахромой.
– Иди,– сказал он. – Вернёшься в ботинках, получишь свой кейс.
Я рванул в громадный кассовый зал налево от лестницы. Там стояла длинная очередь в кассу поездов московского направления. В очереди, метров за тридцать до кассы, я высмотрел солдата в парадке. Здоровый увалень, значит и нога не маленькая, и печальный, потому что (это элементарно) возвращается из отпуска дослуживать ещё год.
– Куда едешь?
– В Москву.
– Пошли.
Я подвёл его прямо к окошку кассы и объяснил вдруг громко и несдержанно загалдевшей очереди, что у нас срочный приказ защитить их покой и сон на дальних рубежах Отчизны. Он взял билет до Москвы, а я до Конотопа.
Когда мы отошли, я описал ему ситуацию с кейсом. «Фазан» не может сказать нет «дембелю». В огромном зале ожидания, напротив кассового, мы сели на одну из скамеек и обменялись обувью.
– Где это ты так быстро?– спросил дежурный офицер комендатуры.
– Купил у Цыгана на перроне.
С освобождённым «дипломатом», я поспешил туда, где печальный отпускник прятал свои нарушающие устав ноги поглубже под сиденье скамейки. Я сел рядом, но переобуться мы не успели – голос в репродукторе заорал про отправление поезда на Москву от шестой платформы и мы побежали… Шнурки одолжённых ботинок поразвязывались и хлестали пол на бегу, но мы всё равно успели...
Состав торопливо стучал по рельсам, нёсся в Конотоп, а напряжение во мне не спадало, я подгонял поезд и не находил себе места… Лишь поздно вечером, когда я покинул вагон и спустился на четвёртую платформу станции Конотоп, поверил, что и вправду – всё.
"Отслужил солдат службу долгую,
Службу долгую, службу ратную..."
И снова я еду знакомым трамвайчиком № 3, но теперь уже до конечной. Темень за окном превратила стекло в неясное зеркало со смутным отражением кителя и фуражки солдатской парадки... На конечной я спросил где улица Декабристов и мне сказали идти вправо...
Длинные заборы, тёмные хаты за своими воротами, изредка встреченный фонарь. Незнакомая окраина. Переспросив случайного встречного, я вышел на улицу Декабристов и шёл вдоль неё пока не различил в темноте табличку 13. Я зашёл во двор, постучал в первую дверь хаты. Она открылась… Это мой отец так поседел? Когда?.
В свете падавшем через раскрытую за его спиной дверь, он недоверчиво посмотрел на мою парадку: –«Сергей?»– потом обернулся внутрь хаты, –«Галя! Сергей приехал!»
Моя мать вышла на крыльцо и уткнувшись головой в грудь кителя, разрыдалась. Стоя одной ступенькой ниже, я неловко погладил её вздрагивающее плечо.: –«Ну, чё ты, мам. Вернулся же». Я и впрямь не врубался о чём тут плакать.
(...это только теперь мне понятно, что плакала она по себе, по жизни своей пролетевшей так сразу. Совсем недавно вприпрыжку бежала с подружками в балетную школу и тут—здрасьте, приехали!—мужик перед ней в кителе как бы сын из армии вернулся. Когда?..)
Она оглянулась на девочку испуганно замершую у кухонного стола и, доканчивая последний взрыд, сказала: –«Ну, что ты, глупенькая? Это папа твой приехал».
Потом она снова обернулась ко мне: –«А как же ты Ольгу не встретил? Разминулись? У неё третья смена. Она на кирпичном работает».
“...отслужил…
вверх-скок