автограф
     пускай с моею мордою
   печатных книжек нет,
  вот эта подпись гордая
есть мой автопортрет

самое-пресамое
финальное произведение

:авторский
сайт
графомана

рукописи не горят!.. ...в интернете ...   




Весна пришла ранняя, дружная, тёплая. В середине апреля был открыт мой «дачный» сезон в сарайчике. Я его подмёл и принёс постель покрыть сетку железной койки, что перезимовала там.

В тот же вечер, на встрече в Парке, я пригласил Ольгу «к себе». Она охотно согласилась.

 Я вёл её стемневшими, пустыми, наизусть знакомыми улицами, ступая  по верхушкам облаков счастья. Мы шли притиснувшись боками, охватывая талии друг друга. Наши руки крепко держали шагающую, прижавшуюся добычу: каждая — свою.

Через двор Турковых и палисадник под окном нашей хаты, мы прокрались в сарайчик, и я запер дверь на крючок.

В перерывах между нашими связями я, по завету Валье-Инклана, уравнивал права «рук, что успели познать всё, и глаз, которым ещё не довелось увидать хоть что-то». Для этого я зажигал спички, одну за другой, и не позволял ей заслонять руками кратко всплывающее из темноты, под трепетный свет крохотного факелка, мерцание своего тела...

Мы проснулись с рассветом, и пошли, через оглушительную тишь и странность пустых улиц, на хату её подружки Светы, чтобы у Ольги было алиби перед тётей Ниной.

На обратном пути, между базаром и школой № 13, мне встретился первый пешеход зарождающегося дня, он шёл мне навстречу, по противоположной стороне улицы Богдана Хмельницкого…

~ ~ ~

Мне с Ольгой было хорошо, но всё же я хотел избавиться от наших отношений.

Во-1-х, хорошо было не всегда. В тот раз, как мы поехали на Сейм, и я разложил её в гуще Ивняка, всё вышло как-то плоско и то, что было, было не то. Хотя, конечно, мы полностью себя реабилитировали, когда она позвала меня в душ на своём рабочем месте.

Да, Ольга уже нашла работу в городе и разносила телеграммы с Главпочтамта.

(...в это трудно поверить, но даже в 1970-е, в отсутствие мобильных телефонов, люди как-то ухитрялись выживать. Им в этом помогали телеграммы. Прямо к тебе домой приносят бланк в половину тетрадного листка, а на него наклеены куски бумажной ленточки (серпантинной ширины), протянутой через телеграфный аппарат, чтобы вдоль неё отпечаталось: «буду пятницу 10 Москва Киев вагон 7».

Телеграммное сообщение передавало самую суть информации, потому как отправитель платил за каждое слово, включая знаки препинания и адрес получателя… Копейки чётко учат лаконичности.

Конечно, если денег некуда девать, то можно и подлиннее — «Я ПРИЕДУ В ПЯТНИЦУ ЗПТ ПОЕЗДОМ МОСКВА-КИЕВ ЗПТ В ДЕСЯТЬ ЧАСОВ УТРА ЗПТ В ВАГОНЕ НОМЕР СЕМЬ ТЧК» а в конце ещё и добавить «ЦЕЛУЮ И ЛЮБЛЮ ТЕБЯ НАВЕКИ ЗПТ МОЯ ДОРОГАЯ ЦЫПОНЬКА ТЧК ВСЕГДА ТВОЙ ПУПСИК ТЧК»

И работники Главпочтамта принесут потом телеграмму в своей чёрной казённой сумочке: «Вот здесь распишитесь, пожалуйста...»...)

Она закончила работу в пять, и мы встретились у пятиэтажной гостиницы «Чайка», обложенной квадратами жёлтых плит из песчаника. На широком длинном крыльце, помимо прозрачной гостиничной двери, имелась ещё пара стеклянных витрин для раздельного входа в Узел Междугородней Телефонной Связи и на Главпочтамт.

Мы сошли с крыльца, и Ольга повела меня к служебному входу Главпочтамта, с обратной стороны здания.

Она зашла первой и зашагала по длинному коридору, в конце которого обернулась и махнула мне, что можно. Некоторые двери стояли настежь, и за ними сидели женщины, спиной ко мне, перед своими окошками в стекле перегородок, отделявших их от очереди посетителей.

Из коридора мы спустились в большое подвальное помещение с длинным рядом низкорослых окон, высоко над головой, а под ними ряд душевых кабинок вдоль стены.

Войдя в одну из кабинок, мы разделись, и Ольга пустила горячую.

(...в какой-то из 90-х годов, сцену в душе между Сильвестре Сталлоне и Шэрон Стоун, из мафиозного боевика, назвали самой горячей эротикой года.

Так это ж Голливуд сука сплагиатил! Ремейк нашего визита в душевую Главпочтамта!. Двадцать лет спустя… А мне до сих пор упорно доказывают, будто в СССР не было секса! Да всё там было! Только начиналось на другую букву...)

В конце нашей горячей ебл… ну то есть… сцены… там ещё мелькнул кадр, на который Голливуд не отважился, слабó ему повторить. Это когда по её упругой белой ляжке, между широких капель и дорожек бегущей душевой воды, поползли два-три беловато-пенистых плевка… мне точно где-то уже попадался этот кадр, только бы вспомнить: где?

Да, я начал «предохраняться».

(...поверхностное самообразование, посредством запойного чтения, зачастую приводит к недопониманию… Долгое время я ошибочно полагал, будто мастурбация непременно ведётся вручную — души и мни свой член, пока не кончит падла. Но нет! Оказывается ещё в Ветхом Завете имеется чудик по имени Онан, который регулярно спрыскивал земляной пол своего шатра своим же семенем, на завершающей стадии вполне нормального, в остальном, полового акта. Заключительный аккорд, так сказать. Аккорд этот (используя терминологию лабухов, они же музыканты) полная лажа, совершенно не в тональности, зато служит средством предохранения от нежелательных зачатий...)

А во-2-х, я крепко перессал из-за первой беременности Ольги, и не стремился к повторениям: кому оно надо?

Мне никак не хотелось впутаться в брачные узы, и однажды тёмным вечером, на крыльце Светиной хаты, я попытался даже избавиться от сладостной причины нежелательных последствий. Я ей сказал, что нам пора расстаться. Она заплакала: «Почему?»

Я закурил сигарету: «Так надо. Я встретил другую».

— Кто?! Как её зовут?!

— Ты всё равно не знаешь.

— Нет, скажи!

— Ну.. в общем… одна… ну… Светка.

— Где живёт?

— Возле Цыганского посёлка.

— Ты врёшь!

— Нет, не вру.

И я прикурил вторую сигарету от окурка первой, как в Итальянских чёрно-белых фильмах, хотя курить мне вовсе не хотелось, вторая казалась слишком горькой. Меня даже подташнивать начинало, как Тома Сойера...

Я выкурил лишь до половины и — сдался.

Я сдался им обеим — не смог докурить сигарету, и не смог порвать с Ольгой. На следующей неделе она объявила, что снова беременна, и что у неё больше нет таблетки…

~ ~ ~

Я позвал родителей в сарайчик, сказал, что нам надо поговорить.

Они пришли настороженно и молча, непривычные к подобным зовам. Я сел на стул, спиной к застеклённой раме у изголовья. Мать осталась стоять за трубками в противоположной боковине койки, и только опёрлась на неё.

Отец стоял рядом с ней, положив свою трудовую руку на длинный ящик-верстак вдоль глухой стенки.

Там и тогда, я объявил, что мне надо жениться на Ольге.

— Как так жениться?— спросила мать.

— Как благородный человек, я должен жениться,— пояснил я, скрытно раздражённый, что деликатное «надо» оказалось не слишком доходчивым.

Мои родители переглянулись, отец беззвучно дёрнул головой, мать повздыхала ему в ответ.

Потом они сели на койку, бок о бок, и начали обсуждать в деталях: как мы будем женить благородного человека...

~ ~ ~

Когда мы с Ольгой, своим заявлением, дали ЗАГСу знать о совместном желании вступить в брак, нам выдали взамен талон для Салона Новобрачных, чтоб те сделали скидку на обручальные кольца.

В Конотопе такой салон находился позади Городского Парка Отдыха, но с очень ограниченным выбором — всего два покрытые пылью манекена — Жених и Невеста — тупо смотрели пластмассовыми глазами в разные стороны улицы, из своей узкой витрины, вот и весь товар. Пришлось ехать в Киев…

Лёха поехал с нами, как эксперт, он уже проходил через всё это, когда женился на Татьяне, и знал места.

В Киеве мы купили кольца — для Ольги чуть желтее, зато моё пошире. Ещё мы купили туфли мне, а Ольге белое мини-платье из шёлка с пупырышками, и свадебную фату.

Через месяц состоялась регистрация брака в Лунатике. Зал торжеств находился на том же этаже, что и паркетный, но в противоположном крыле.

На церемонию мы прибыли на такси. При входе в Зал торжеств, нас встретила громкая музыка тамошних лабухов, которые играли халтуру при ЗАГСе. Гитарист с углублённым шрамом на щеке, который лабал на красной «Иоланте», был мне слегка знаком. Он глянул на меня округленно-непонимающим взором и приветствовал пожатием плеч…

А! Плевать… какая разница… всё равно с футболом у меня никогда не получалось...

Женщина в официально-тёмном платье, очках и химически завитой стрижке на шесть месяцев, зачитала нам с Ольгой права и обязанности молодой семьи, ячейки Советского общества. Мы расписались, что инструктаж пройден. Лёха и Света, как свидетели, заверили бумагу.

"Вот и всё,

Конец мечтам..."

Группа халтурщиков врезали марш Мендельсона, а фотограф, который явился из фотоателье через дорогу от Лунатика, пощёлкал своей камерой на треноге.

На выкупленном через неделю фото оказался волосатик с неловкой улыбкой и виновато подскочившим воротником пиджака, от прошлогоднего выпускного костюма. Но Ольга получилась очень хорошо, правда немножко грустная. Наверное, не хотела впутываться в узы брака в свои всего шестнадцать лет...

* * *

стрелка вверхвверх-скок