Калитка простояла без охраны слишком долго, шпингалеты начинают исподволь втягиваться внутрь, на бетонный круг танцплощадки, держась, на всякий, поближе к ограде, кроме пары безнадзорных малышат в их нетвёрдой, восторженной беготне, туда-сюда.
Зашли три девушки, уселись кратким рядочком на лавочку вдоль труб в облезшей «серебрянке»… Замедлено вшагала молодая парочка, похоже, припозднились на укромную скамейку в пещерке из листвы… Ещё одна парочка в сомнениях… место не совсем интимное, зато есть, где посидеть...
В первый вечер никто не танцевал, мы играли для себя. Потом перевезли инструменты и аппаратуру в тесноту кассы на первом этаже кинобудки летнего кинотеатра.
В том же ключе, всё повторилось в среду. Да! В среду! Потому что мы играли танцы трижды в неделю: среда, суббота, воскресенье.
~ ~ ~
В субботу, за полчаса до начала, в аллеях Парке ощущается непривычное шевеление, до странного людно, невиданным досель числом блуждают гуляющие, туда-обратно.
Мы решили не тянуть, и в рекордный срок установили аппаратуру на сцене.
На простор танцплощадки заруливает Витя Батрак, кличка Раб, в окружении свиты корефанов с Площади Мира.
Широкие кудри каштановых волос привольно рассыпаны по плечам под шёлком рубахи цвета пиратского флага. Манжеты длинных рукавов — настежь, почти до локтей; воротник распахнулся в откровенном декольте до желудка.
По центру круга, жестикулируя не хуже ведущих звёзд индийского кино, Раб затевает картинный спор со своим эскортом на тему тикальника у себя на руке. Широколентный ремешок из кожзаменителя расстёгнут, часы взлетают кверху, высоко, по-честному, и хряпаются на бетон.
Участники диспута теснятся в районе приземления, свешивают умудрённые головы — ну шо, тикают или капец противоударнному котёнку?
На столбах вкруг площадки вспыхивают фонари. Поток молодёжи обоего пола вливается через калитку, обтекая кодляк экспертов по выживанию часов.
Всё! Город поверил, что в Парке КПВРЗ играют танцы!
. .. .
В воскресенье — танцуют все. Кругами, разумеется. Круг из десяти-пятнадцати танцоров вырастает вокруг пары сумочек, прижавшихся, на бесплодном бетоне, одна к другой, по центру, в кольце неугомонных ног. Всякий круг цветёт своим неповторимым стилем…
Помост высокой сцены для оркестра (уже не духового) отличный смотровой пункт. Круг слева твистует со знанием дела, а прямо под нами проводится имитация конькобежцев на длинную дистанцию — танцоры шаркают подошвами (но не коньками, чтоб не царапать общественный зацементированный пол!), выписывая замедленные полукружья, руки сцеплены за спиной; но вон там, рядом с калиткой, народ до сих пор активно отдыхает через «семь-сорок».
Изредка, тот или иной круг из самых вызревших, испускает пробный, с оглядкой через плечо, вопль…
. .. .
В следующую субботу, возле входной калитки вырос бессмертный шлем-платок Тёти Шуры Контролёрши. Неодолимая, как витязь в дозоре, стопорит она и заворачивает прочь полчища прыгучих охотников на дармовую развлекуху. Они откатываются в направлении кассы летнего кинотеатра: танцев захотели? Такса — пятьдесят коп.
Владя и я скандалим с Тётей Шурой, мы кипим гневом праведным. Шо за дела?! Мы ж договаривались забесплатно! Мы бесплатно играем!
Позиция Тёти Шуры надёжней «Линии Мажино», она непробиваемо невозмутима, под шлемом у неё одно — приказ Директора.
Владя, подсвечивая темноту своей белой водолазкой с коротким рукавом, кричит в толпу на подходе от лестницы в Парк из Путепроводного тоннеля: «Не слушайте! Заходите — танцы бесплатно! Бесплатные танцы! Не слушайте её!»
Никто не слушает его. Стадо безразлично обтекает Владю, бредёт в сторону кассы летнего кинотеатра. Будь таким же как все, делай всё, как и все...
Если столько лет подержать людей без даже самого занюханного духового оркестра, они с готовностью выложат 50 коп. за пустой кинобилет, на котором чёрным по синему напечатано «цена 20 коп.»…
После танцев, когда мы привезли аппаратуру в каморку кассы, кассирша похвалилась, что продала 500 билетов за один вечер.
На следующий день Павел Митрофанович распорядился убрать все лавки с танцплощадки, чтоб народу побольше влазило. Удельный вес купечесва в его генах превзошёл самые смелые из моих предположений.
. .. .
Что мы играли? В основном инструментальные номера, как на долгоиграющем диске «Поющих Гитар», плюс песни, приготовленные для конкурса ВИА, но уже без моей терции.
Иногда, по настойчивым просьбам публики, Квэк подходил к микрофону заделать «Шыз-гары».
Он классно смотрелся в длинных Норвежски белобрысых патлах и с усиками альбиносового цвета. Просто слишком долго заставлял себя уламывать. Но зато потом:
— Шыз-гары!
И — ответный взрыв слитного вопля из нескольких сот глоток:
— Вaaaaaaaaaaaa!!!!!
. .. .
А массы всё уплотнялись. Когда посреди танцев мы объявляли небольшой перерыв, не сразу получалось протолкаться через толпу и боковую аллею, уходящую к длинной дощатой будке под одинокой путеводной лампой на столбе,что заодно высвечивала крупные «М» и «Ж» на противоположных концах строения в густой побелке…
Хорошо хоть очереди нет, а то на сцене Чуба уже выдаёт фрагменты всяких риффов на своей бас гитаре, всколыхивая лицевую обивку мощной полутораметровой колонки, доставленной из летнего кинотеатра, позади которой очередные Чепины подружки — (а также подружки Чепиных подружек) — прячут, в групповом порядке, сумочки свои на хранение.
~ ~ ~
Да, именно у Чепы охрененно бешеный успех среди девушек богемного круга «Орфеев». (Не скажешь ведь «групи-гёрлз», когда речь идёт о ВИА, язык не поворачивается).
И что только девушки находят в этих барабанщиках, а? Взять меня, например, всего один лишь раз проводил домой блондинку Ирину. Не знаю, кто из нас скорее охладился: она ли — из-за того, что после танцев приходится столько ждать, пока перетаскаем инструменты и аппаратуру в кассу летнего, или я, встревожившись фактом её проживания в опасном районе Загребелье.
Позже её подхватил Анатолий Мелай, но ему достало ума провожать её на такси. Покидая наёмный автомобиль, затормозивший у ворот её хаты, Анатолий просил водителя: «Шеф, как на счётчике рубль настучит, ты бибикни, ладно?»
Трудно сказать, ржал ли извозчик после своего сигнала, когда из темноты, пыхтя, спешил Мелай, застёгивая ширинку на рысях, но Загребелье по-прежнему не клумба роз для романтически влюблённых...
Ну, ещё там один раз ко мне подошёл Коля Певрий. В школе он зашугал меня до состояния, когда я даже начал вычислять, сколько мне ещё мучится, пока он уйдёт в Бурсу, в конце концов, после восьмого.
А тут подходит с полной уважухой, просит выйти из танцплощадки к его бывшей однокласснице Вале, которая тоже на год старше меня. Она куда-то уезжает оперироваться от врождённого порока сердца, ну, в общем, хочет со мной поговорить.
В "передых" я вышел в полутёмную аллею. Мы оба молчали. Она вздыхала. Ну, тут перерыв кончился, а с ним и романтичное свидание…
. .. .
Как мы играли?
Простой вопрос. Могу ответить всего одним словом:
ГРОМКО!
O, бедные жильцы многоквартирной и многострадальной двухэтажки за тем заборчиком вокруг Заводского Парка!
(...в начале третьего тысячелетия, король Испании попросил у Евреев прощения, что 500 лет тому, прапрадедушки их прапрадедушкиных прапрадедушек были депортированы из земли Испанской. Короли в курсе, что лучше поздно, чем никогда…
Простите, О, бедные жильцы, глушимые нами три раза в неделю. Мы больше так не будем! Слово даю!
Никогда...)
вверх-скок
(...тебе, конечно же, доводилось слышать эту песню. Да и не раз, могу поспорить, просто без слов. На телевидении обожают ставить этот номер фоном к рекламе женского белья и прочей атрибутики.
А в то время рок-группа из Голландии, «Шокин Блу», объездила шар земной с, практически, всего одной их песней «Venus», и стала группой года, изумив музыкальных критиков и самих себя.
Конечно, их вокалистка пела: "She's a goddess!”
Однако, «килиёночное» произношение Квэка никому не мешало балдеть по полной и орать до порыва связок:
— Вaaaaaaaaaaaa!!!!!
То есть, хочу сказать, что истинное, высокое искусство всегда находит путь к массам и отклик в их сердцах, — да хоть с каким акцентом.
ШЫЗ-ГАРЫ!!!..)