Калитка простояла без охраны слишком долго, шпингалеты начинают исподволь втягиваться внутрь, на бетонный круг танцплощадки, держась, на всякий, поближе к ограде, кроме пары безнадзорных малышат в ещё нетвёрдой, восторженной беготне, туда-сюда.
Зашли три девушки, уселись кратким рядочком на лавочку под трубами… Замедлено вшагала молодая парочка, похоже, припозднились на укромную скамейку в пещерке из листвы… Ещё одна несмелая парочка… место не совсем интимное, зато есть, где посидеть...
В первый вечер никто не танцевал, мы играли для себя. Потом перевезли инструменты и аппаратуру в тесную кассу на первом этаже кинобудки летнего кинотеатра.
В том же ключе, всё повторилось в среду. Да! В среду! Потому что мы играли танцы трижды в неделю: среда, суббота, воскресенье.
В субботу, за полчаса до начала, в Парке чувствуется непривычная оживлённость, в аллеях небывало людно, невиданным досель числом блуждают гуляющие, туда-обратно. Мы решили не тянуть и в рекордный срок установили аппаратуру на сцене.
На простор танцплощадки заруливает Витя Батрак, кличка Раб, со свитой своих корефанов с Площади Мира.
Широкие кудри каштановых волос привольно рассыпаны по плечам его шёлковой рубахи цвета пиратского флага. Манжеты длинных рукавов — нараспах, до упора, воротник открыт в откровенном декольте аж до солнечного сплетения.
По центру круга, с жестикуляцией ведущих звёзд индийского кино, Раб затевает картинный спор со своим эскортом на тему тикальника у себя на руке. Широколентный ремешок из кожзаменителя расстёгнут, часы подброшены в воздух, высоко, по-честному, и хряпаются на бетон.
Участники диспута тесной группой вокруг точки приземления, свешивают умудрённые головы — ну как, тикают противоударные или капец котёнку?
На столбах вкруг площадки вспыхивают фонари. Поток молодёжи обоего пола вливается в калитку, обтекает кодляк экспертов по живучести часов. Всё! Город поверил, что в Парке КПВРЗ играют танцы!
В воскресенье — танцуют все. Кругами, разумеется. Круг из десяти-пятнадцати танцоров образуется вокруг пары сумочек возложенных на бетонный пол. У каждого круга свой неповторимый стиль…
Высокая оркестровая сцена отличный наблюдательный пункт. В кругу налево деловито твистуют, а тут, поближе к нам, танцоры имитируют конькобежцев на длинную дистанцию — шаркают подошвами в замедленных полукружьях по цементированному полу, руки сцеплены за спиной, а там, рядом с калиткой, народ до сих пор «семь-сорок» выплясывает.
Иногда, из одного или другого круга, звучит пробный, с оглядкой, вопль...
В следующую субботу, Тётя Шура, Контролёрша, в своём вечном платке-шлеме, возникает у входа на танцплощадку. Как витязь в дозоре, она стопорит и заворачивает полчища охотников попрыгать задарма́ в направлении кассы летнего кинотеатра: вход на танцплощадку — пятьдесят копеек.
Владя и я скандалим с Тётей Шурой, мы кипим праведным гневом. Шо за дела?! Мы ж договаривались забесплатно! Мы бесплатно играем!
Тётя Шура непробиваемо невозмутима, ей не докажешь ничего, у неё приказ Директора.
Владя, отсвечивая в темноту своей белой водолазкой с коротким рукавом, кричит в толпу, что подтягивается от лестницы из тоннеля в Парк, не слушать её, заходить так, потому что танцы бесплатно. Бесплатные танцы!
Никто не слушает, стадо безразлично обтекает его, бредут в сторону кассы летнего кинотеатра. Будь таким же, как все, делай всё как все...
Если столько лет подержать людей даже и без занюханного духового оркестра, они с готовностью выложат 50 коп. за пустой кинобилет, на котором чёрным по синему напечатано «цена 35 коп.»…
После танцев, когда мы привезли аппаратуру в тесную каморку кассы, кассирша похвалилась, что продала 500 билетов за один вечер.
На следующий день Павел Митрофанович распорядился убрать все лавки с танцплощадки, чтоб народу побольше влазило. Удельный вес его купеческих генов, превзошёл мои предположения.
Что мы играли? В основном инструментальные номера, как на долгоиграющем диске «Поющих Гитар», плюс песни, приготовленные для конкурса ВИА, но уже без моей терции.
Иногда, по настойчивым просьбам публики, Квэк подходил к микрофону заделать «Шыз-гары». Он классно смотрелся в длинных белобрысых патлах и с усиками альбиносового цвета. Просто слишком долго заставлял себя уламывать. Но зато потом: «Шыз-гары!»
И — взрыв ответного вопля-визга нескольких сот глоток:
— Вaaaaaaaaaaaa!!!!!
А массы всё уплотнялись. Когда посреди танцев мы объявляли небольшой перерыв, не сразу получалось протолкаться через толпу и боковую аллею, ведущую к длинной дощатой будке под одинокой путеводной лампой на столбе, с крупными буквами «М» и «Ж» на противоположных концах строения в густой побелке…
Хорошо хоть очереди нет, а то на сцене Чуба уже выдаёт фрагменты всяких риффов на своей бас гитаре, всколыхивая лицевую обивку мощной полутораметровой колонки перевезённой из летнего кинотеатра, позади которой очередные Чепины подружки, а также подружки Чепиных подружек прячут свои сумочки на хранение.
* * *
Да, именно у Чепы такой бешеный успех среди девушек богемного круга «Орфеев». (Не скажешь ведь «групи-гёрлз», когда речь идёт о ВИА, язык не поворачивается).
И что только девушки находят в этих барабанщиках, а? Взять меня, например, всего один лишь раз проводил домой блондинку Ирину. Не знаю, кто из нас скорее охладился, она ли — из-за того, что после танцев приходится столько ждать, пока перетаскаем инструменты и аппаратуру в кассу летнего, или я, встревожившись фактом её проживания в опасном районе Загребелье.
Позже её подхватил Анатолий Мелай, но ему достало ума провожать её на такси. Машина затормаживает у её ворот, Анатолий с ней выходит и просит водителя: «Шеф, как на счётчике рубль настучит, ты бибикни, ладно?»
Трудно сказать, ржал ли водитель после своего сигнала, когда из темноты, пыхтя, спешил Мелай, застёгивая ширинку на рысях, но Загребелье, по-прежнему, не клумба роз для романтически влюблённых.
Ну, ещё там один раз ко мне подошёл Коля Певрий. В школе он зашугал меня до состояния, когда я даже начал вычислять, сколько мне ещё мучится, пока он уйдёт в Бурсу, наконец, после восьмого.
А тут подходит с полной уважухой, просит выйти из танцплощадки к его бывшей однокласснице Вале, которая тоже на год старше меня. Она куда-то уезжает оперироваться от врождённого порока сердца, ну, в общем, хочет со мной поговорить.
В "передых" я вышел в полутёмную аллею. Мы оба молчали. Она вздыхала. Ну тут перерыв кончился, а с ним и романтичное свидание...
Как мы играли? Могу ответить всего одним словом:
ГРОМКО!
O, бедные жильцы многоквартирной и многострадальной двухэтажки, позади заборчика Заводского Парка!
(...в начале третьего тысячелетия, король Испании попросил у Евреев прощения, что 500 лет тому, прапрадедушки их прапрадедушкиных прапрадедушек были депортированы из земли Испанской. Короли в курсе, что лучше поздно, чем никогда…
Простите, О, бедные жильцы, глушимые нами три раза в неделю. Мы больше так не будем! Слово даю!
Никогда...)
вверх-скок
(...тебе, конечно, доводилось слышать эту песню. Да и не раз, могу поспорить, просто без слов. На телевидении любят ставить её фоном в рекламе женского белья и прочей атрибутики.
А в то время рок-группа из Голландии, «Шокин Блу», объездила шар земной с, практически, всего одной их песней «Venus» и стала группой года, изумляя всех музыкальных критиков и самих себя.
Конечно, их вокалистка пела: "She's a goddess!”
Однако, «килиёночное» произношение Квэка никому не мешало балдеть по-полной и орать до порыва связок:
— Вaaaaaaaaaaaa!!!!!
То есть, хочу сказать, что возвышенное, истинное искусство всегда находит путь к массам и отклик в их сердцах, с каким бы ни было оно акцентом.
ШЫЗ-ГАРЫ!!!..)