В начале лета пришлось пережить экзамены. Нас больше всего страшила Химия — для адекватных учащихся с Посёлка, все те бензольные кольца с валентными связями пребывали за пределами постижимого.
Как и большинство моих одноклассников, я вызубрил ответы на только один в колоде из 25-и экзаменационных билетов. Их номера (от 1 до 25) разложат на столе экзаменатора, мордой книзу — выбирай! Так что, у меня имелся один шанс из двадцати пяти.
Поднятый мною номер не совпал с тем, что зубрилось — упс!.. Однако Татьяна Фёдоровна, она же Нуклезида, зачем-то начала меня вытягивать и, в конце концов, безграмотность и невезуха удостоились «четвёрки».
Физик Бинкин, он же Бинкин (потому что, как ни странно, учащиеся школы № 13 не сумели подобрать соответствующей Бинкину клички), ассистировал на экзамене и, пользуясь служебным положением, показывал Владе расклад номеров, где какой лежит.
Поднимет бумажку со стола, развернёт мордой к Владе, покивает, для вселяющей надежду мотивации, и — кладет, откуда брал. Игра по-честному, без подтасовок. Хороша для заполнения досуга на длинном экзамене, называется «Введи Владю в Соблазн».
Искушаемый экзаменатором бедняга сидит в самом конце классной комнаты, карманы ломятся от шпаргалок, которые накатали прилежные одноклассницы, а выходя с экзамена — сгрузили ему. Ну, жалко же взять и — выбросить старательные труды личным почерком.
Да, но что ты в них поймёшь, впервые в жизни глядя на те формулы (микроскопически аккуратным почерком на длинных, сложенных гармошкой, полосах бумаги)?
Коню понятно, что Владя, не задумываясь, сменял бы девичьи труды на точные координаты «своего» — вызубренного — номера.
Бинкин же, соблазняя невинного отрока, щекотал свои садистские наклонности (без которых никто в педагоги вообще бы не ходил). И покуда Татьяна Фёдоровна «тянула» ещё кого-то там и типа как бы этих игр не замечала, он продемонстрировал все номера, без исключения.
Садисты, как правило, методичны и любят безнаказанность, потому что на таком расстоянии Владя не мог различить ни одного номера, хоть как бы там ни щурил глаз.
Он потянул ещё два, исчерпывая установленный лимит попыток сменить билет и, тем самым, повышая свои шансы до 3 из 25, но опять — мимо.
Тем не менее его не завалили, и Владя получил свою «тройку», а к ней напутственное пояснение от Бинкина: «Это тебе за пролетарское происхождение».
~ ~ ~
К своей одежде я никогда не придирался — носил, что дадут, лишь бы не грязная и не драная, но и за этим больше следила мать, чем я. Так что моя обнова — куртка из дерматина по выкройкам журнала «Работница» — это была её идея, и сама же потом шила.
Деньги на дерматин нашлись, потому что отец перешёл уже работать в РемБазу слесарем, и получал там больше. На 10 руб.
Куртка классная такая вышла, чисто коричневого цвета, только манжеты и пояс более тёмной ткани. Если смотреть издали, она даже и поблескивала типа кожаной.
Через две недели дерматин на локтях облысел до своей тканой основы, но в момент награждения, куртка ещё ничего была, шикарно смотрелась.
Да, Профсоюзный комитет завода КПВРЗ наградил меня за выдающееся активное участие в самодеятельности. На общезаводской конференции Профсоюза, проходившей в Клубе, Председатель профкома лично вручил мне бесполезную грамоту. Но к ней прилагался объёмистый бумажный свёрток, в котором оказалась маска и ласты из тёмной резины для подводного плавания. К сожалению, без дыхательной трубки.
И всё равно, я один раз вывез это снаряжение на Сейм. Правда, плавать в ластах оказалось труднее, чем может показаться на просмотре «Человека-Амфибии» или фильмов Ива Кусто. К тому же, вода постоянно просачивается в маску, а из неё — в нос. Хотя, возможно, по-другому и не получается…
Но даже при наличии экипировки, меня не слишком-то влекло исследовать придонную жизнь крупных водоёмов. В то лето первоочередной моей заботой являлось трудоустройство.
. .. .
Мне позарез требовались деньги, много денег, потому что только я один оставался безлошадным.
У Влади мопед «Рига-4», у Чубы — «Десна-3», Чепа поставил бензиновый моторчик на свой велик и, когда табун Поселковых мопедистов тарахтел вдоль Проспекта Мира, он типа замыкающего трещал следом, метрах в тридцати…
Но всё равно, самый крутой мопед: «Рига-4». Владя, конечно, дал мне пару раз проехаться — мотор урчит, ветер в лицо. Чувствуешь скорость, — красотища!
Но выпросить мопед у Чубы — дохлый номер: оседлает его и стоит, ногами в землю, посмеивается, как куркуль.
— Ну, дай... чё, тебе жалко?
— Жалко у пчёлки в попке. Понял? А это — мопед.
— Ну шо ты жлобишься? Да я только до Профессийной и обратно…
В ответ только хаханьки.
— У, жлобяра!
Опять хиханьки.
Чепин велик с моторчиком я и сам не хочу. Но где взять деньги на мопед? Вот в чём вопрос...
. .. .
Мать сказала, кто после девятого класса, — принимают на Овощную Базу. Надо только пойти в контору ОРСа на Переезде, и написать заявление в Отделе кадров.
Звучало заманчиво: там же, наверное, клубники — самосвалами. А и арбузы в магазины тоже через базу, нет? Вот только примут ли? Мне же шестнадцать ещё не исполнилось.
В тесно-тёмном длинном коридоре конторы ОРСа, я волновался сильнее, чем за все экзамены после девятого класса.
Приняли!
Так начиналась моя трудовая карьера…
~ ~ ~
Овощная База — в самом конце Деповской, и туда я добираюсь на велике. Кроме меня, на Базу трудоустроились ещё десять школьников. Главным образом из школы № 14.
Я опознал одного из них — коротышка с длинными патлами, кликуха Люк. Это он когда-то отвесил мне пощёчину за выстрел ему в спину. Он прошлого не поминает, а я тем более нет…
. .. .
Поначалу работа заключалась в сортировке ящиков. Пустых, конечно, какая там клубника.
Целые надо относить в сарай, а которые нуждаются в ремонте — складывать возле сарая. Ну а те, что вдрызг — тащить к тем печкам под открытым небом, посреди двора Овощной Базы...
. .. .
Прибывший на Базу грузовик с овощами въезжает на весовую платформу, для взвешивания. После разгрузки машину взвешивают снова, разность веса гружёного и пустого грузовика показывает, сколько овощей привезли на Базу. При условии, что платформа работает правильно.
Тут-то и возникает необходимость в опытном калибровщике, который знает, как настраивать платформу.
Для калибровки нужна также пробная тонна груза, составленная из чугунных гирь весом по 20 кГ, а также рабочая сила, мы, для перемещения этой тонны из одного угла весовой платформы на другой, на другой, на другой, на середину, пока он что-то там подкручивает…
Отладка весовой платформы показала, кто среди нас есть кто. Сперва это типа спортивного состязания, мы таскали гири наперегонки. К третьему углу начали замечать, кто увиливает, а кто упёрто таскает до конца...
Потом несколько дней мы чистили картофелехранилище от запасов, что сгнили там зимой. Я и представить не мог, что в мире существует до такой степени невыносимо мерзкий смрад.
Обмотав лица майками, мы грузим эту срань лопатами в двуручные корзины, тащим вываливать в бурьяны на дальних задворках Базы. Число трудоустроенных школьников сократилось до пяти…
. .. .
Основная рабочая сила Базы — это бабы в чёрных халатах и разноцветных платках на волосах. Их дело сортировать морковь или бурак в хранилищах, а наше — уносить наполненную ими тару.
Усядутся на пустых ящиках, расставив их вверх дном вокруг пыльной горы овощей, и целый день не закрывают рта, ни на минуту. Наперебой плетут саги-былины-сказания, где нет ни начала, ни окончания про безымянных «него» и «неё». Мешают одна другой досказать про то, как толстеет «она», и худеет как щепка, ложится в больницу, божится матери родной, что «ей» без «него» не жить, потом умирает, потом изменяет «ему» с «его» другом, вербуется и уезжала навсегда…
А «он» то высокий, то коротышка, пузатый, лысый, но тут же с кудрями, горький пропойца, алименты не платит, на коленях упрашивает выйти за него, лечится от алкоголизма, сдирает на кухне линолеум с пола, и тащит к любовнице, которая уже дважды вдова…
И так вот и будут лялякать, пока белобрысый хлопец, по кличке Длинный, не скажет самой бойкой, на ящиках вкруговую высокой груды вялых овощей: «Ну шо, дашь или как?»
— А и — враз! — отвечает она. — Да, ещё так потяну, шо стрючок твой перерву надвое.
Тут бабы все начнут её зашикивать, да тю! Да ты шо! Да ты ж с дитём же ж гово́ришь!..
. .. .
На обед я езжу домой — 20 минут туда, 20 минут обратно, 10 минут на суп и чай или, там, компот. Так что четыре раза в день, я развиваю первую сумасшедше-космическую скорость, вовсю накручиваю педали по бетону спуска в тоннель Путепровода.
Да какой же работник Овощной Базы не любит быстрой езды? Йи-хуу!
(...в те безвозвратно канувшие времена — ни дотянуться, ни дозваться, ни искупить — я не ведал ещё, что и т. д., и т. п., и пр., и пр...)