Бутыль #23 ~ Война как водораздел на «до» и «после» ~

В последний год первой войны, артналёлы перестали особо донимать (после взятия Агдама и той батареи дальнобойной морской артиллерии), им на смену пришли авианалёты.

Для начала, в исполнении бригады лётчиков-сезонщиков из Белоруссии, для которых нефте-доллары не пахли.

НЕТ!! Я не сказал, что это Белорусы были, просто их авиачасть, наверное, там стояла. Ну, если аналитически предположить.

Затем пилот-Азербайджанец из совсем другого региона (даже и предполагать не стану какого именно) угнал самолёт СУ, новейшей модели, прямиком в Баку. Там ему тут же присвоили звание «Герой Нации», и он приступил к исполнению боевых задач в Карабахской войне...

Водитель грузовика КРАЗ, Гурген, чей участок соседствовал с нашим недостроенным домом, и который всю войну развозил федаинам боеприпасы, рассказывал, как его прихватил СУ, гружённым, на перевале.

Самолёт заходил на его КРАЗ неторопливо и совсем низко. Гурген решил, что всё: на этом — конец его водительской карьере, но лётчик лишь помахал рукой сквозь стекло кабины — и улетел.

Вряд ли то был Герой Нации, которого вскоре сбили тепловой ракетой, когда подкрадывался к Степанакерту вдоль русла речки Каркар.

К осторожности, военных лётчиков вынуждало то обстоятельство, что у Армии Самообороны появились уже радары-локаторы и, за пару минут до появления самолётов, в городе включались сирены воздушной тревоги. А потом являлись и они — максимум пара звеньев — сбрасывали на город свои бомбы (немного, но разрушительно мощные), чтобы — под скорострельный, но безвредный лай зениток «Шилка» — с реактивным рёвом улететь.

Сирены затыкались и это приносило облегчение — уж больно у них вой противный...

. . .

Но один раз таки сбили, хотя и не того.

В 1993-м, члены новосозданной СНГ дуванили военное имущество — у кого сколько оставалось на территории в момент развала СССР: определённый процент — им, остальное — России.

Армении же, при раздаче, достались два самолёта. Какой-то из двух, на радостях, залетел в Карабах, без предупреждения, где его и сбили.

Лётчик выбросился с парашютом, но на земле был пойман и его хотели бить (не убивать же такой ценный товар для обмена) и, в доказательство своей одноплемённости, он кричал слова с такими звуками, которые под силу лишь прирождённому Армянину, а посторонние подменяют их похожими (как делаю и я), но сами разницы не различают.

(Короче, та же история как со словом «шибалет» в библии, когда Израильтяне наказывали своё колено Вениаминово.)

Так ВВС Армении, в одночасье, потеряли 50 % своего лётного состава.

И в другой раз сбили не тех.

Самолёт Иранских дипломатов из Москвы летел в Тегеран, встретить Новый год дома, отклонился от коридора безопасности и его достала ракета земля-воздух.

У меня как раз ночное дежурство было в приёмной ВС, и я слышал, уже за полночь, как он, подбитый, с рёвом падает...

Потом Иранский полковник приезжал, и пара сержантов при нём, собирать останки погибших. В конце успешно завершённой миссии, когда их «уазик» стоял под Белым Домом, он, с радушной улыбкой, и меня приглашал полюбопытствовать, через стекло фургона, на собранное мясо, но я не подошёл даже из дипломатической вежливости...

. . .

А поскольку чек за оплаченные бетонные перекрытия показывать было некому (в бывшем комбинате стройматериалов размещался уже рембат по обслуживанию танков), мне снова пришлось искать опору в своём служебным положении и посетить кабинет, необходимый для получения бумажки с разрешением использовать балки крыши недоразбомблённого кинотеатра «Октябрь».

Хороший пиломатериал даже и сгореть не успел...

С помощью автокрана, мне удалось доставить балки от руин кинотеатра во двор роддома облбольницы, для дальнейшей переброски в овраг, где находился наш недостроенный дом.

Однако чётко спланированная переброска накрылась медным тазом, поскольку предполагала пронести балки над узкой полоской земли между роддомовским забором и самим оврагом, по верхней кромке которого Рантик, житель трёхъэтажки слева от роддома, развёл грядку двухметровой ширины, чтобы бобы выращивать. Но этот фактор логистика не учла.

Автокран стоял во дворе роддома, и длина его стрелы позволяла дотянуться до оврага, поверх «огорода», где Рантик успел уже даже воткнуть два ряда жёрдочек, куда бобам предстояло виться, если, конечно, прорастут из глины подзаборного грунта.

К сожалению, в ходе переброски первой же пары балок, крановщик Вазё задел одну из крайних жёрдочек для запланированных бобов (весною дело было).

Рантик прибежал, раскричался (он вообще такой несдержанный), выхватил пару противопехотных гранат из кармана и мамой поклялся разъе... этот ё... кран нах..., при малейшей дальнейшей попытке использования воздушного пространства над его, типа как бы, грядкой.

Водитель автокрана, Вазё, сказам мне, что не может работать в таких условиях, потому что от этой войны все уже ё*бнутыми стали. Он сложил свой кран и уехал.

Поэтому мне пришлось пилить балки до нужного размера во дворе роддома (главврач Брина высунулась из окна своего кабинета на втором этаже, но потом не стала возражать). А три дня спустя, в уже укороченном виде, балки двинулись дальше на плечах Арама (брат Сатэник) и моих, в обход грядки ёбнутого Рантика.

Метров через 30 грядка кончалась и можно было сбросить груз в овраг, а там уже тащить их в обратном направлении, к месторасположению нашего недостроенного дома.

На эту операцию ушло ещё два с половиной дня.

. . .

За помощь, оказанную в виде живой силы, я подсказал Араму элегантное решение вопроса заготовки дров на предстоящий отопительный сезон.

Самый оптимальный вариант (утверждалось в подсказке) — использование высоченной, но усохшей напрочь сосны, рядом с центральным сквером «Пятачок». Пусть она хотя бы так послужит людям после своей кончины, которая явилась результатом повреждения корней ковшом экскаватора, что выкопал в газоне неаккуратную щель-бомбоубежище. Хотя возможно, что причиной её безвременной кончины послужили множественные осколочные ранения, полученные ею в ходе войны за независимость Карабаха, когда даже гипсовому пионеру, на постаменте в паре метров от неё, оторвало руку вместе с горном. Или же вообще не знаю, что ещё тут можно предположить.

Её-то я и предложил ему завалить с моим непосредственным участием.

Он никак не решался поднять руку на казённое дерево в общественном месте (хоть даже и усопшее) и меня отговаривал.

Тогда я представил ему соответствующую бумажку — разрешение от фиктивного Комитета Помощи Зимующим, Мне её долго пришлось выстукивать пишмашинкой ПЦ ВС НКР. Внизу я поставил очень завитушную подпись, для отвода глаз, что документ без печати.

Арам долго всматривался в конечный результат, прежде чем согласиться.

По-видимому, подпись показалась ему достаточно убедительной (он в этом разбирается, будучи художником и резчиком по дереву).

А брёвна к нему во двор мы возили на самодельном самокате из одной доски и трёх подшипников-колёсиков, на которых подрастающая детвора каталась по крутым улицам Степанакерта, до войны, не по центральным, разумеется. Скейтборды, кстати, — прямые потомки тех катальных досок.

. . .

По наводке тёщи, Эммы Аршаковны, я самочинно захватил двухкомнатную квартиру в пятиэтажном здании, которое построили до войны, но не успели закончить внутреннюю отделку и заселить.

Затем бо́льшую его половину разрушила артиллерия из Шуши, но два подъезда выстояли, и даже жестяная крыша над ними не текла.

Квартира понадобилась потому, что домовладельцы нашей однокомнатной съёмной, Армо и Назик, собирались выдать замуж их старшую дочь, Нару, и планировали отвести молодожёнам первый, однокомнатный этаж, ведь счастье дочери важнее побочного дохода.

И, как всегда, всё оказалось только к лучшему — захваченная квартира находилась в пяти минутах ходу от недостроенного дома...

В квартире я сложил печку из огнеупорного кирпича (большая редкость для Карабаха, где зимой грелись у огня жестяных (дровяных) и чугунных (газовых) печурок).

Материал нашёлся в развалинах Детской Областной библиотеки, возле всё того же «Пятачка».

Я загружал «половняк» (хотя иногда попадались и целые кирпичины) в самодельную тачку и транспортировал до захваченной квартиры, километра два, не больше, чему способствовало отсутствие дорожного движения, особенно, когда сирены выли.

Старомодное железное колесо для тачки, из тех, что клепались в деревенских кузнях, мне подарил Нерсес, тесть Вани-сварщика, с которым мы трудились на прокладке газопроводов до войны, а вместительный ящик я сделал из большого листа алюминия, бывшего дорожного знака.

Ручки тачки тоже были алюминиевые и очень прочные —  от носилок для переноски раненых. Их брезент настолько пропитался кровью, что госпиталь (бывшая облбольница рядом с роддомом) просто выбросили их на свою свалку.

Брезент я срезал и остались только трубки с ухватистыми рукоятями из чёрной резины...

. . .

Наличие деревянных балок позволило перекрыть коробку стен нашего дома и вывести его под крышу из шифера, довоенных ещё запасов, что нашлись на складе некоей строительной организации, за наличный расчёт.

Штукатурить тогда я ещё не умел, потому что всю предыдущую жизнь работал исключительно каменщиком. Поэтому штукатура пришлось нанимать со стороны.

Вернее, это был даже не штукатур, а подсобник штукатура. Они, всего лишь вдвоём, вели восстановительный ремонт разрушенной половины здания, где я самочинно захватил двухкомнатную квартиру, и не участвовали в боях по причине преклонного возраста.

Штукатур ответил отказом на мою просьбу: оштукатурить наш дом изнутри за оговорённую плату, а его подсобник, Ваник, согласился.

Впоследствии мне пришлось выслушивать неоднократную критику ровности штукатурки, но я тут не при чём, поскольку был всего лишь подсобником подсобника, престарелого Ваника.

. . .

Последний авианалёт состоялся поздней весной, когда мы уже заканчивали штукатурить спальню.

В нём участвовал всего один самолёт и противовоздушная оборона его проворонила — не успела даже взвыть сиренами.

Он вынырнул из-за Кркджанского тумба, опережая симпатично-мягкие, на вид, разрывы зенитных снарядов среди синего неба, и заскользил на бреющем над крышами домов, а бомбу сбросил чуть не доходя до восьмой школы.

Она была похожей на бочонок, перекувыркивалась на лету, отблескивала металлически в послеполуденном солнце.

Бомбардировщик резко свернул влево и больше я его не видел, а сброшенная бомба продолжала лететь точно по направлению ко мне и Ванику, с лопатами в руках, так как мы перемешивали раствор снаружи, перед проёмом входа.

Школу она не зацепила, а пролетев ещё немного, упала в частный сектор на той стороне оврага и взорвала чей-то дом (пустой на тот момент).

Взлетели ввысь обломки дома, и тучей поднялась пыль, которая заслонила солнце.

Мало-помалу, пелена пыли стала рассеиваться, но высоко над ней ещё долго кружил клок газеты и даже перелетел на нашу сторону оврага и где-то лёг, неподалёку.

Позднее я хотел отыскать её и посмотреть на каком она, конкретно, языке, потому что «Советский Карабах» газета двуязычная, но не нашёл.

Ваник возложил себе на голову свою кепку фасона «аэродром» и, сказав, что в этот день работать он уже не будет — ушёл. Хотя мы почти уже закончили приготовление раствора.

Скорее всего — пошёл напиться, я бы на его месте так и поступил, но сам уже третий год и последующие пять лет всё ещё был в завязке.

. . .

Через год, пользуясь определённым затишьем обстановки (перестрелки на постах не переходили в крупномасштабные наступления), Сатэник родила ещё одну дочь, Эмму. Когда восстановительный ремонт здания был завершён и представители независимой власти пришли изгонять самочинных захватчиков из двух подъездов (а они таки пришли, потому что нас там скопилось уже немало. Одна, особо многочисленная, семья захватила даже две квартиры, на разных этажах в одном подъезде), то, в пяти минутах ходьбы от самочинно захваченного жилья, у нас уже был свой дом.

Правда, пришли они не в милицейской форме, которую им ещё не выдавали, а в своём федаинском — бушлаты и автоматы Калашникова, которые напугали дошкольника Ашота. Хотя они объявляли достаточно вежливо, что нам предоставлены 48 часов, чтобы сделать сиктырь отсюда,

Однако означенного срока хватало и на разборку печки из огнеупорного кирпича, и на переезд, и на переброску материалов на участок.

С тех пор, стало очень легко вычислять возраст нашего дома — сколько лет Эмме, столько и ему, и наоборот. Потому что всё всегда случается, как правило, к лучшему, сверх всяких ожиданий…

* * *