Бутыль #17 ~ Будни войны ~

Когда именно генерал-лейтенант Иванян прибыл в Карабах, источники умалчивают, отделываются скупо увильчивыми признаниями, что событие произошло в 1992.

Преподаватель военного училища в Санкт-Петербурге, в возрасте 72 лет, оставил жену, работу и город на Неве, чтобы прилететь в Карабах. Что значит любовь к родине! Ведь он родился в Тбилиси, как и Саят-Нова, великий мастер любовной лирики (1712 – 1795), Михаил Лорис-Меликов (1824 – 1888) — министр внутренних дел в Российской Империи, кинорежиссёр Голливуда Рубен Мамулян (1897 – 1987), Советский композитор Арам Хачатурян (1903 – 1978) и многие другие не менее достойные Армяне.

Но про конкретную дату его прибытия в Карабах, Гугл ни гугу, а жаль, — лично мне интересно.

Мне нравится его фото на фоне Армянского министра обороны и пары местных генерал-лейтенантов, озадаченно чешущих свои фуражки.

Он там раскрепощённый такой, без генеральских звёзд на свей маечке, и без головного убора.

А любопытство моё подогревается, в основном, неясностью: он прибыл до, или после взятия Шуши?

Подозреваю, что до, но пойди, докажи хоть что-то без поддержки Гугла, однако беспокоить генеральских родственников или подымать архивы мне лениво и боязно — зачем накликать предвзятое о себе мнение в соответствующих органах и учреждениях?

Они ж на подобную любознательность и бумерангом могут, в виде реакции, непредвиденно по темечку еб*ануть. А оно мне нада?

Каррочи, я — за «до», а дальше изложу косвенные доказательства.

. . .

Покуда федаины воевали, обороняя Армянские населённые пункты Карабаха, в тылу у них (в Степанакерте), даже в условиях блокады и обстрелов, сложилась чиновно-политическая надстройка под названием Комитет Самообороны, в результате чего федаинские отряды автоматически становились Силами Самообороны Нагорного Карабаха. Правда, самим силам это всё было похуй, да и некогда из-за постоянных проблем: на какую-то из деревень Турки напали (в Карабахе так и не научились Азербайджанцев называть Азербайджанцами), из другой угнали колхозное стадо коров, но неясно кто помог   и/или дал наводку, разрешение   и т. д. и т. п.

И если с подобной разношерстицей взятие деревни Ходжалу как-то ещё мыслимо (тем более три БТР пулемётами поддерживают), то замахнуться на целый город, да на господствующих высотах, силами вчерашних автослесарей и парикмахеров, под руководством кабинетных Комитетчиков — это уже вопрос далеко иного порядка.

Да, тут и там помелькивал военспец с боевой кликухой «Командос», майор из Еревана, который помимо Чехословакии (1968) ещё и Афган прошёл (не всю десятку 1979 - 1989, но всё-таки). Однако (это между нами) даже и майору брать города не по зубам.

Так что, накануне штурма Шуши функция его заключалась в посещении деревень Аскеранского района (Степанакерт, кстати, своего района не имеет, а входит в вышеупомянутый), где мужики устраивали «Командосу» радостный приём, и где он говорил им, что всё будет хорошо и, совместно с присутствующими в деревенском доме торжеств, пил тутовку под тосты за предстоящую победу.

Нет и снова нет, только лишь человек с генеральским прошлым мог бою за Шушу дать кодовое наименование «Операция "Свадьба в Горах"».

Меня на ту «свадьбу» не позвали и пришлось наблюдать её со стороны, из Степанакерта, где на главной площади разместилась 1 (одна) установка «Град» и, с интервалом в полчаса, посылала по одной ракете в сторону Шуши.

Могу засвидетельствовать, что грохот при старте такой ракеты не менее отвратный, чем и на её финише.

С интервалом в час-полтора, к зданию бывшего Обкома КПСС, в подвал которого перекочевала облбольница (вернее сколько уж от неё туда влезло), прибывал очередной самосвал КАМАЗ с грузом раненых в кузове.

С громким криком, бросалась к нему  толпа родственников тех, кто ушёл из дому на штурм Шуши.

Тяжёлых и бессознательных заносили в Обком на носилках, лёгкие (но тоже перебинтованные) шли сами, на ходу отвечая своим знакомым и родственникам в окружающей толпе про тех, кого они видели, там наверху, из их общих знакомых и родственников.

Некоторые ответы вызывали вскрики и плач с причитаниями, которые обычно заводят на кладбищах.

. . .

А наверху, цепи защитного цвета бежали в атаку, при поддержке двух танков (как они вообще туда взобрались? однако же смогли). Бежал среди них и Украинец Мыкола, который прибыл днём раньше, чтобы поднять свой политический рейтинг в движении «Рух» на Украине.

Такова была общепринятая практика в те дни: из разных регионов бывшего, недавно лопнувшего СССР, в Степанакерт на день-другой прилетали представители буйно и повсеместно расплодившихся партийных организаций и объединений, чтобы пофоткаться на фоне развалин и, вернувшись домой, козырять зачётным баллом: «Я побывал там, откуда пошёл развал Советского режима!».

Эти политические деятели такие однотипные, сам знаешь.

Однако Мыкола, помимо политических соображений, оказался ещё и романтиком, попросил автомат, ему — дали, а когда до окраины Шуши оставалось всего ничего, поймал очередь в живот, длинную.

Ну ещё бы, бежит двухметроворостый гигант среди мелких на его фоне сварщиков и плотников, тут любому покажется, что именно он —  решающий фактор боя.

Когда грузили на вертолёт, ещё живой был, но только до Еревана...

Ещё через неделю, в ПЦ ВС НКР другой Украинец случайно зашёл, который в противовоздушной на зенитке «Шилка» работал, поговорил со мной за жизнь, на нерегулярность зарплаты жаловался.

Так он из Мыколы уже успел легенду сотворить, про его героически былинные качества: ...а уж как заговорит бывало — вообще заслушаешься, словно реченька бежит, «Кобзар» в чистом виде.,,

Я не стал ему хвастаться тем получасом личного общения с Мыколой, который предпочитал говорить на Русском и (что особенно подкупало) с таким же косноязычием, как и у меня, хотя, после второго стакана, оно типа попускает и даже тянет выдать что-то ну... этта... как бы вот ну... тост да...

. . .

Федаин Валё в штурме Шуши не участвовал. Его отряд тремя часами ранее пошёл в атаку на деревню Кюсаляр, севернее Степанакерта, откуда уж с полгода била по городу обустроенная там артбатарея.

Элементарный приём из учебника стратегии — подразделения, посланные из Шуши на подмогу батарее, несколько раз натыкались на заградительный огонь одиночных пулемётов. До Кюсаляр они не успели дойти, когда пришёл приказ вернуться в Шушу, где уже шёл бой за её взятие. В конечном итоге, не помогли ни тут, ни там. Деревня Кюсалар была взята, а следом и город Шуша тоже.

Резни гражданского населения при взятии не случилось, потому что с другого конца города выходит шоссе на Лачин, а из того — опять дорога (но уже похуже) на Кяльбаджяр и дальше, аж до Гянджи.

А опыт первой войны за независимость многократно доказывал, что наличие у противника путей к отступлению в разы облегчает исполнение боевого плана атакующих, что и случилось часам к 5-ти 8-го мая. Федаины заняли город.

. . .

Под вечер дня, в уже занятую федаинами Кюсаляр, прикатил «козёл», а когда командир Карен, в его шикарно белых ботусах, отозвал Валё в сторонку, тот сразу понял, что это не к добру. И не ошибся.

Его старший брат, Владик, механик-водитель одного из двух штурмовых танков, когда тому перебили гусеницу, вылез через нижний люк под днище машины. Там пулемётная пуля ударила его в челюсть. Вышла через сонную артерию.

Вокруг шёл бой, в ходе которого брат Валё скончался под танком...

Ещё одна трагическая гибель состоялось и после боя, когда журналист местного телевидения, Борик, поднялся в Шушу на своей «ниве», для сбора фактического материала. Там он бродил пешком, в пустых извилистых улочках, пока не напоролся на двух Азербайджанцев.

Они то ли не знали о падении Шуши, то ли уже в пути припомнили, что что-то нужное забыли дома, и решили по-быстрому сгонять, пешком.

Один мужик в годах, второй лет двадцати, с автоматом. Когда он оружие поднял, Борик оказался шустрее, ведь у него тоже при себе «Калашников» был. Но пожилого очередь не задела.

Тут, на стрельбу, прибежали федаины и забрали второго себе. Тогда торговля людьми шла полным ходом, пойманных заложников обменивали на деньги или же на заложников своей национальности, по-всякому.

Основного купца с Азербайджанкой стороны звали «Фантомас», он даже частную тюрьму завёл, а от Армян товарообменом заведовал какой-то бывший КГБист, кличка и звание его мне неизвестны, а может и забыл уже.

Дневников на войне я не вёл, кроме зимы 92-го, да и тот на Английском, чтобы держать свою болтливость в узде посредством не совсем родного языка.

Есть за мной такая слабость: трудно прерывать свою писанину, завёлся и — вперёд не преппинаясь точками и запятыми. Должно быть в отместку своему устному косноязычию, когда чуть не каждое слово приходится рожать через фонетические спазмы, как у того Мыколы, что под Шушой полёг.

Однако та тетрадка кончилась задолго до штурма, а других я заводить не стал.

Рассказ дантиста Ашота (начальника полевого медсанбата, в годы войны)

«Пришлось освоить хирургию, но и зубоврачебный набор тоже при себе держал, рука к тем инструментам больше привыкла.

По раненым трудно вообще что-то понять. Привезут двоих, у одного — царапина, второй уже отходит, в полном хырхыроц («агония» на Карабахском). Вечером спрашиваешь: «Ну как там тот, с поверхностным?»—«Умер».—«А второй»—«Встал, пошёл на ужин. Позвать?»

Один раз Азербайджанца привезли, молодого совсем.

– Посмотри, а?

А что смотреть-то — пацан без сознания, а из черепа осколок железа торчит.

– Очень тебя прошу, посмотри, да?

Ну на стол его. Осколок засел крепко, пришлось тащить щипцами для моляров нижней челюсти. Рану почистил, зашил, бандаж наложили и — выжил!..

Но видно какая-то извилина пострадала, часто орать начинал: «Вы Армяне — сволочи! Это Турецкая земля!»

Санитары не могли его утихомирить, меня звали. Меня он боялся. Скажу: «Ара! Хорошо себя держи!»

– Доктор! Доктор! Всё нормально!

Потом его на наших заложников обменяли, на двух — у него родители богатые.

Когда его повезли, мне говорят: «Ты тоже поедь, а? вдруг по дороге умирать захочет, а ты доктор».

Меняли между Аскераном и Агдамом, с той стороны Уазик «скорой» стоит и мы на таком же. Посередине пешком сходились, я с ним, а с той стороны его родители и двое наших, для обмена.

Наши еле шли, у одного грудь сухим льдом сожжённая, а второй, как шар, еле ноги переставляет, его сырым клевером обкормили, пастухи знают, как от клевера овец пучит.

А мой вообще не идёт, стоит на тех мужиков смотрит.

Мать зовёт его: «Сынок! Сынок!», а он кричит: «Не пойду! Мы, Азербайджанцы, не люди! Мы — звери!». Убегать начал.

Остановили его возле нашего Уазика, привели. Говорю: «Ара! Смотри мне!»

– Хорошо, доктор, хорошо!

Пошёл к родителям, те обнимают его, плачут. В общем, разъехались...

Потом, уже после войны, на базаре ко мне мужик подошёл: «Не узнаёшь доктор? Это ж я, тот, клевером обкормленный».

Ну уже на человека похож. А про того паренька не знаю живой или нет».

. . .

Через день из Степанакерта в Шушу поднялась толпа мародёров из гражданских лиц, а что не могли пограбить — поджигали.

Идиотизм ведь — у самих дома разбомблены, а тут целёхонький город, так нет, сожгли. Несдержанность эмоций нищеты, когда грабят другую нищету...

На обратном пути толпу сель прихватил, в крупных метеорологических масштабах, ливанул во всю, врагу не пожелаешь под такой попасть.

Но одной старухе-мародёрке повезло, она награбила себе таз для стирки, ну так голову накрыла перевёрнутым тазом, так и тёпала домой под этим эмалированным зонтом по разбитой шоссейке...

Когда через неделю я Борика увидел, то не узнал — стали волосы смертельной белизны, а вскоре он вообще регион покинул...

Внутри шушинского Храма Спасителя обнаружился большой запас ракет «ГРАД», склад, фактически, из тех соображений, что Армяне по своему храму бить не станут.

Сутки спустя после штурма, самолёт прилетал разбомбить, чтоб врагу не достался такой запас амуниции, но промахнулся, а потом уж смысла не стало — склад вывезли.

А налетал тот самолёт с таким опозданием потому, что в Баку долго не могли поверить, будто Шуша пала — цитадель же на неприступных утёсах стоит, и туда столько артиллерии завезли и живой силы нагнали...

. . .

Мать погибшего Владика и уцелевшего Валё сказала ему пригнать корову из Кюсаляр, потому что у её дочери, сестры двух братьев, живого и мёртвого, пропало молоко и нечем стало кормить её младенца в ситуации, когда давно не осталось ни детской больницы, ни «молочной кухни» для новорожденных...

Другим следствием успешного завершения «Свадьбы в горах» стало прощание с майором-афганцем, в результате собеседования, которое провёл с ним командир одного из отрядов самообороны, по кличке Ижо.

Эта кличка ему со школы досталась, из-за учительницы Русского языка. Она после диктанта, при всём классе, ему выговор делала, что в слове «ещё» нет ни одной из трёх букв, которые он в контролшьной работе написал. Хохотала сука при всех, и его вариант зачитывала.

Каррочи, он обиделся и после восьмого завязал со школой, но кличка так и не отстала.

Ну блатовал от нехрен делать, потом мойщиком автомашин пристроился и женился, а чем ещё в такой глуши заняться?

Но когда началось Движение, митинги на площади, то глушь уже и в телевизоре показывать стали, потом Сумгаит, «Операция „Кольцо“». Оружие появилось.

Кому как не блатарям брать дело под свой контроль? Сколотил отряд из таких же реальных пацанов, отряд хоть и не такой крутой, как «Кобра» у Осколка из деревни Хндзристан, но и не из последних...

Когда Ижо посетил «Командоса» и, без дипломатии, сказал: «Давай, сиктырь отсюда!», майор перечить не осмелился, потому что хотя в Афгане он пороху не нюхал — ну не сложилось, он там большим военным складом заведовал, отчёты составлял, — но всё-таки усвоил, что против запчастей войны пурхать не надо — целее будешь.

Тихо-молча собрался он и отбыл в Ереван. И это оказалось мудрым решением: дожил до пенсии, чин генерал-майора получил, и правительственные награды его регулярно не обходили. Для жителей Армении, вскормлённых ереванскими Службами Массовой Информации, он так и остался «легендарным Командосом», освободителем Шуши с минимальными потерями...

Официальные источники, назло мне, переписали штурм и взятие Шуши на 9 мая. Однако это случилось позднее, из политических соображений, для синхронизации освобождения Шуши со всенародным Праздником Победы у Старшего Брата.

Но я на них не в обиде — каждый делает своё дело на своём месте и расписывается в платёжной ведомости своей конторы.

. . .

В сентябре, Силы Самообороны Нагорного Карабаха были реорганизованы (читай переименованы) в Армию Самообороны, командующим которой стал Ижо, хотя мудрые люди уже сдерживались упоминать его по кличке, и даже в приватно-частных беседах называли с аккуратной обтекаемостью, по должности: «Камандушчи».

(Потому что в Армянском языке, при всём обилии его фонетического строя — некоторые из 36-ти звуков я до сих пор так и не освоил выговаривать — звук «щ» отсутствует, вместе со своей буквой, и устраивать школьные диктанты для её проверки — это просто педагогический садизм.)

Генерал-лейтенант остался в тени, на роли советника (вот не зря он мне понравился на той фотографии!), объяснял генштабистам Армии, что такое логистика, и тому подобное.

Впоследствии, для него в Степанакерте был построен дом, в котором он не жил, из белого кубика, а Ходжалу, которой он не брал, назвали его именем — Иванян.

А что потом? Ну кому интересно — Гугл тебе в руки.

* * *