Бутыль #12 ~ Между нами мальчиками ~

Потолок бара высок настолько чересчур, что архитектор с правильным понятием сюда бы запросто втулил и антресоли. Запросто. А в таком виде — это не дизайн, а кричащая бездарность в использовании пространства, убожество и больше ничего, проект им явно ключница сварганила, да и водка тут её же, как пить дать, продукт.

На бутылки глянешь — глаза разбегаются, разлюли ж твою в малину! И плоско-фляжечные, и шестигранные, и призмовидные, и штофообразные, и хоть в куда хошь завитушные — всё есть! Однако на всю эту стекло-кунсткамеру, при всём респекте к стеклодувам, смело пришлёпывай наклейку «Палёное Пойло», и — будешь прав.

Как ни разнятся меж собою, как ни переливаются оттенки содержимого в нутрях стеклянной тары — это всё одна и та же палёнка, которая в эСеСеСеРе шла по 3-62, а если тебя тянет на экзотику, то раскошеливайся на все 4 руб. 12 коп., птах ты наш, высокого полёта!

А теперь? А тут?

Welcome to Our Wild Blind West!

Водка «Столичная» всего за $31.99!

Из старых, добрых, традиционно неизменных компонентов: опилки с ацетоном…

Хотя бармен, пока что юношески тощий, гордится, как фраер Лондонский, широким выбором текил, абсентов, бренди и сливовиц за своей спиной. Цып-цып-цып! Налетай, гурманы Гамбургские!..

Окна вообще шире стены... Откуда тут теперь возьмётся тёплая, бля, интимность? Где аура «Погребка 13 Стульев», куда не долетают атакующие «ура!» революционных масс с винтовками Мосина наперевес? Какой Вертинский согласится мяучить в такой обстановке?..

Снаружи, жирные снежинки шмякают в преграду из толстого стекла. Мягко соскальзывают книзу, силёнок не хватает уцепиться, нечем превозмочь им горя тяжкого, неизбывного — груз неподъёмнный своей раздавшейся индивидуальности.

В одной только Европе, весомые 1,2 млн ежегодных жертв ожирения.

« 23 - 15 = 8; 1,2 * 8 = 9,6; 9,6 / 1,5 = 6,4

ни сибе чиво! так их в шесть, почти что с половиной, раз суровей геноцид мордует.

45 - 38 = 7; 1,2 * 7 = 8,4

ну пажалста! даже избранных переплюнули...

и это ж только по одной Европе!».

Такие забавные они, снежинки. Пушистые... Каждый пятый мальчик и каждая пятая девочка тоже. Среди бедноты процент пушистости вдвое выше. Мамочка не имела средств нанять кормилицу, держала крошку милую на порошке, с момента рождения. Глобальная цивилизация. ВОЗ одобрил и рекомендует.

Миром Johnson & Johnson’у помо-о-о-лимся!

Он устало втёр морщины глубже в кожу лба. Упёр непримиримый взор в тарелку перед собой: «Хошь не хошь — ешь, а то, вон, дяденьке отдам. Кто режим дня не блюдёт — будет полный Турандот...»

Снег за окном бара «Пан Или Пропал» налипает дополнительным объёмом вкруг широких стволов сосен, покрывает по-южному длинноиглые лапы хвои, мягко всходит невесомым тестом на крышах припаркованных автомашин. В свете дня за окном вкрадчиво, исподволь разливается приглушённо фиолетовая сумеречность. А ведь рано ещё.

Освещённость в баре, по контрасту, кажется интенсивнее — ярче выделились экспонаты коллекции, порастыканной тут и там.

Подбор вошедших в неё предметов отразжает ностальгию дизайнера по дням былого, когда можно было жить и не задумываться про всякое такое, о чём лучше не думать. Просто жить...

Телевизор «Рекорд», в своём непритязательно фанерном ящике... Машинка «Зингер» — не знали, что производится она в Чикаго, вот и читали название по-Немецки, единственный в ту пору иностранный язык в программах общего обязательного. С неизбывной благодарностью за Раппалльский Договор...

Он с отвращением похрустел чипсом пережаренным до сухой архивной ломкости...

– Привет, Крыс. Ты, как типа, провёл переоценку своих приоритетов, а? Захожу в «Мало Не Будет», так у них там общее ликование и досрочный Новый год, что ты уже неделю не приходишь делать им мозги. Чем провинились бедолаги? За что ты их так жёстко?

За стол, лицом к своему отражению в уже тёмном стекле окна, опустился молодой человек в круглой вязаной шапке с мелкой изморосью на ворсинках шерсти. Капельный бисер — вот и всё, что осталось от снежинок принесённых с улицы.

На волнистой кромке тёмных волос, что выбивается из-под тугой манжеты подвёрнутого вкруговую края вязки, капельки не удержались, их смёл искусственный мех вздёрнутого воротника куртки, исчезая, они чуть увлажнили скрещения широких жёлто-чёрных полос в ткани на плечах.

– Нябадя?– (не поднимая глаз от вилки, тычущей в жёлтое брюшко очередного чипса).– Не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле. Сам знаешь, что я знаю, что тебе туда низзя-низзя из-за мигреней твоего тестя. С момента приземления на обоссанные тобой ступеньки, его балдошенька бобо, и он на тебя зуб держит, в виде молотка под стойкой... А как всеблагая Мисус Майа?

Вилка уронена на стол, тарелка бесповоротно отодвинута.

– Ушла из супермаркета в большой книжный, на площади. Там у неё должность эксперта продаж пуризма из живописи постмодерна. Но хозяйка приставучая такая, требует, чтоб она выучилась писать... И я тебя сто раз просил уже — не называй меня "Нябадя".

– Даже так? Вот она, неблагодарность неимущих! Ему подашь, из гуманитарных соображений, так он ещё брыкается! Да ты «спасибо» должен мне сказать за самое правильное для тебя погоняло. Или, может, вспомнилась девичья фамилия твоей матушки? Смотри — нароешь себе лишние проблемы. Твоя амнезия — это же прямой дар небес. Пой "Аллеллуйа!", Нябадя Лазарыч, и не пытайся вникнуть глубже. А то ещё возьмёт и вдруг случайно вспомнится, что ты серийный убийца?.. Оно тебе нада?.. Опять впрягайся в унылую колею, в свою прежнюю, постылую лямку… А хошь я тебе и фамилию сварганю? За недорого. Вы ощутите редкостную ублаготворённость — фирма гарантирует.

– Вот всё хотел тебя спросить, за что тебе такая кличка?.. Мужик ты вроде неплохой.

– Эт ещё со школы, отрыжка доброй резвушки Бесс.

– А-а, понятно… Одноклассница пургу пустила? Отмстить за мелкую вспашку, вместо ответного чувства?

– Всё из-за королевы-девственницы, неуч... Училка наша, Лизавет Генриковна, на уроке литературы про эпоху той коронованной лахудры поясняла: Шекспир, грит, свои пьесы списывал у пьесописца Кристофера Марлоу, как наш тугодум Экибастузенко у Марлова. С того и пошло.

– Ничего не понял… А ты тут при чём?

– Фамилия моя Марлов.

– Дай угадаю: Кристофер Марлов — Крис — и так далее…

– Умнеешь на глазах... Теперь, из-за такой вот кликухи, мне в «Мало Не Будет» неохота потыкаться.

– Чё так?

– Так ведь Кристофера в какой-то лондонской забегаловке зарезали. Такой молоденький совсем, всего-то 29, покинул временно безутешную вдовушку и семерых спиногрызов.

– А тебе-то что? Этот опасный возраст ты уже проскочил и, пока семерых не настругаешь, можно спать спокойно… Женись, Крыс, а? На свадьбе погуляем… Одно только не пойму — что там бар, что тут. Какая тебе разница в каком зарежут?

– Тут тебе — не там, из-за процента вероятности. На эту тему Христик Гугенсян, с Третьей параллельной, даже теорию составил, когда мотал вторую ходку за неправильное пользование отмычкой, по статье 158, при отягчающих обстоятельствах, что взял в подельники Яшку Бернулина, малолетку… Здешнее заведение под смотрящим Дона, и толпа тут воздерживается буянить. Так что процент благоприятнее, и вышибал держать не надо. А чё эт ты волосы обкорнал, а бороду оставил?

– Майа не пускает, ей так больше нравится. А этот Дон, он что из себя такое?

– Снасть рыболовная.

– Ну вот... опять погнал. Тебя ж по-людски спрошено. Чесслово, Крыс, заведи себе ПиСи с видео играми, они из тебя человека сделают, приучат: когда не в ту степь плетёшь — щёлкни в левом верхнем углу клавы кнопку, «искеп» называется.

– А ты откуда знаешь?

– Не знаю… Как-то само вдруг выскочило…

– Дон тут местный, на этой улице вырос, в ту же школу ходил, когда я из неё вышел уже. В малолетках особо не быковал, но шустренький был, насчёт кому чего доставить по сходной цене и всякого ассортимента, ты ж понимаешь. А как в перья вбился, прихватили его на чём-то, не то угон, не то случайно сидел в машине, пока ту угоняли. Прикрыли ненадолго, год-полтора, в отсидке опыта набрался, правильные связи завёл, а когда вышел — забурел. Первым делом кликуху свою укоротил.

Он-то, ещё со школы, проходил под погонялом «Донка», удочка такая есть, так от неё оставил себе только первый слог. А если кто оговорится, случайно или просто пошутить, так через день подбирали нашпигованным и контрольный меж бровей, а в губу большой рыболовный крючок воткнут, типа пирсинга.

Каррочи, улица себя под контроль взяла, даже в базаре с корешами боялись после «Дон» добавить «ка». Среди друзей еблом не щёлкай, сам знаешь, сегодня друг, а завтра он тебя заложит вдруг. Даже про рыбалку разговоры забросили, нахрен оно нада: сказал «мормышка» и — оглядывайся: кому сказал?.. Магазинчик тут в пятиэтажке был, «Рыболов-Охотник», так хозяин смотал свой бизнес и переехал куда-то со всеми своими спинингами-блёснами. Через поколение втянулись и забыли все, что Дона когда-то по-другому звали. Ну кроме пары старперов не до конца амнизированных.

– И зачем ты мне это рассказываешь?

– А, не знаю... Как-то само выскочило... Раньше тут другой деловой, Выдра, за наркома внутренних дел шарил, пока однажды утром к его апартаментам не съехались уикалки — собрать останки, вместе с телохраной. Поголовная нирвана. Хотя крючков на них не обнаружилось, все знали кто прищучил водоплавающего, и Дон уже весь район держать стал. И бар этот — его заведение, так что клиентура тут фильтрует свои эмоции, и проявляет взвешенный подход к межличностным отношениям. Тут я не опасаюсь, что в мой жёлчный пузырь перо воткнётся, да с поворотом, как вертухаев ключ в замочной скважине, хоть я и Крыс Марлов...

Подошла официантка, вся в чёрном с головы до ног, но без фривольности — просторная спортивка, фактически — убрать отринутую пищу и лучезарно улыбнуться Нябаде. Отошла, поигрывая стандартной пышностью женщины в соку.

– Так зачем ты меня искал аж в «Мало не Будет», а? Рисковый парень Нябадя?

– Ну не знаю. У Майи чёт какой-то разговор к тебе. Просила найти.

– Какой ещё разговор?

– Откуда мне знать, она ж упёртая: «Мне с Крысом надо поговорить, можешь устроить?» И всё на этом.

– Хорошо сидим, мужики.

Оба обернулись на голос невысокого мужчины в приталенном чёрном пальто стиля ретро. Чёрные, до зеркального блеска, волосы тянулись ото лба к затылку, плотно облегая череп, как у пловца, что медленно возникает из воды лицом кверху.

Свет ближайшей лампы (под слишком высоким потолком) отражался маслянистым блеском в носках его чёрных штиблет, что слегка выглядывали из-под широких отворотов чёрных брюк. Ослепительно белый шарфик прятал шею, как хальс-тух на парадных портретах эпохи барокко.

– Привет, Дон,– отозвался Крыс...

* * *