( он же Роман на Слабо́ )
Бутыль #16 ~ Welcome back! ~
Но это же всё уже было… похоже у меня дежавю гуляет, по полной программе… а дежавю это он или она?.. смотря по ориентации, наверное… а ты бы с кем хотел?.. страшнее всего, если оно… не разобрать куда и как и что… ничё стерпится слюбиться… а вдруг больно будет?.. поплачь, если…
Ну ведь и вправду ж было, и темнотища эта, вся такая знакомая… темнота — «она», и теперь как тебе — легче или наоборот?.. не знаю, после той голова болела… значит, пить надо меньше, а болела-то где?.. в конце затылка... ну тогда — это не мигрень…
Да! вспомнил! ещё и теснотища та же самая — я в неё уже попадал, точно так же вот стискивала…
ибо всё возвращается к истокам, где, в конце пути, выскакиваешь пенной спермы выплеском из папиного члена в мамино влагалище… ты ненормативный на всю голову, такое даже 18+ взорвёт к ебене Фене!... ...ибо нет ничего нового, а что было, то и будет…
Истинно, истинно говорю: всё сходится один к одному, и ноги так же вот не получалось распрямить, а сверху ещё и крышка в точности как… Ёп… Епи?.. фановна? Ты?!
Врубив, по максимуму, все ресурсы чувства осязания, пальцы вкрадчиво тянутся сквозь плотную, но неощутимую темень, до упора в невидимую, но непроходимую твердь карбоната кальция в составе стенки вогнутой знакомым изгибом.
Да, это она — Епифановна, вот и трещинка между створками, такая знакомая, милая трещинка, куда глубже не всунуться даже мизинцем — стиснула сука! Точно — дежавю!..
. . .
Так может он её и не покидал, а просто уснул в изнеможении? Может трахаться затылком — тоже снотворное? Два траха — нитразепам, шесть — зиноктин, захотел бротизолама — трахайся дальше и заработаешь глубокий сон длительностью в 8 часов, с гарантией...
Но ведь трахаться для заработка это же проституция… ха! как будто землю копать или стоять у прокатного стана не то же самое? тело своё не тратят? не исполняют то, что давно до тошноты насточертело?.. нет-нет-нет! мы честные давалки, на нас нет статьи в уголовном кодексе!.. и вообще — завязывай влезать в скользкие темы, пока платформа не перекрыла твой акаунт...
Пальцы в испуге отпрянули к бороде.
Погоди-ка! А где же пистоль?
Нет пистоля, вместо него шерстяная ткань, плотная, но не драп… возможно, репс, но разве их разберёшь по-тёмному?
И волос нет, ну то есть, есть, но непривычно короткие, потому что разве ж Майу переспоришь…
стоп!.. а кто такая Майа?.. и с этого места поподробнее, пожалуйста...
Эй! эй! полегше! так резко не газуй, мы тут не Кама-Сутру пишем, поднапряги-ка свою мнемотехнику… эй! только без рук — без рук, кому сказано?!
В темноте прозвучал стон или два, неразборчивое: «о! Майа! ну ты и блять! а! да! так! йу! оу!»
Похоже на этом направлении амнезия отступила…
Да, отступила, но снова встал вопрос: «кто же я? откуда?» И ещё дополнительный, но более важный — «а как бы снова к Майе?»
Думай… думай… ««кто я?» — пока что не к спеху, этот вопрос может и подождать, кратчайший путь к Майе лежит через «откуда?», вот на чём надо сосредоточиться...
Думай же, Нябадя, думай!..
Не понял! а кто такой Нябадя?.
Уфф! До чего ж с тобой всё сложно так!.. ты что, английского не знаешь?.. или тот вестерн с Генри Фондой не смотрел?.
В памяти всплывает интерьер лондонской таверны. Низкие потолки, факельное освещение, Крыс на полу, такие смешные штаны на нём — в обтяжку… пластинки смятых брыжей в брызгах крови, на молодой небритой шее… черен кинжала торчит над правым глазом… контрольный... отписался поэтуля… но он ведь и сексотом ещё был, а?.. ха! как будто кто-то не —
Ладно — проехали, а то публика заскучает, но знай: всё преходяще, кроме приходящих Муз… давай сначала...
Крыс на полу… вены в белках глаз всё бледнее… охранник Дона выдёргивает ствол, на бегу… дзиньк-брязг стекла… подхватываюсь с тротуара… и тут лишь догоняю смысл последних слов умирающего Крыса — «искеп!» кнопка в левом верхнем углу «клавы»… путь исхода, последняя надежда, когда завис в непроссыконе, когда непроходняк и невпротык… кнопка «искеп» или уж та, широкая, чуть придержал и — чёрный монитор: капец, отыгрался фраер…
Поток машин… он мне не может помешать… свист пуль, что вырываются из бороды… плевать! «искеп!»… локомотивом прущая стена навстречу… ИСКЕП!!!
Кромешность тесной темноты, где не видать ни зги, заполнилась глухим биеньем сердца — ду-дух! ду-дух! — что только что вот неслось, в бегущем теле. Но как возможно это?
Не спрашивай, а просто верь. Нет силы и мощи, кроме как у Мнемотехники, Великой и Всемогущей, и Адреналин Пророк Её.
Блиин! Вот влип! Так тесно тут и ссать охота, и что же теперь делать — вспоминать памперсы детства? Но был ли памперс? был ли памперс? когда и сам не знаешь кто ты, и вообще имелись ли у мамы мани-мани на памперсы, да и была ли мамочка, или же ты просто-напросто подкидыш у ворот лагеря для беженцев...
Но это всё неважно… пока что — нет. Сейчас надо понять почему…
Никто никогда не поймёт почему, поскольку вопрос «почему?» не имеет ответа, точнее имеет, да только не один, а бесконечность в бесконечной степени, сам знаешь, и причиной чему угодно может проконать что угодно, даже отсутствие ухналя в кузне, так что — пожуй бананчик и расслабься, а хочешь яблочком угощу?.. глянь, сочное какое, смакота! — Ѽ...
Опять за своё?.. и когда уже от тебя избавлюсь?.. что тебе других ракушек мало?.. иди и шипи там по-змеиному...
Ты сперва эту открой, потом уж говори «изыди!», склеротик грёбаный... да смотри не затягивай, а то дождёшься услыхать: «гряди, Нябадя!»...
Ну почему, почему, почему ни одна машина его не сбила? Просто проскальзывали сквозь него. Или же он проскакивал, диагонально, поперёк салона и водителя, а возможно, и сквозь пассажиров даже?
Почему пули вылетали из его солнечного сплетения, приветствуя, запанибратски: «фють-фить!», не прожигая бороды и, фактически, не разгребая её даже? Ведь так же ж не бывает, правда?
Тут что-то не то... нет, реально не то… налицо ползучая виртуальность... но кто?.. мчащие авто, пули, стена или он?.. кто конкретно был виртуален?
Или же — и это ужасней всего! — что если всем скопом?..
ну здрасьте-приехали, снова «Матрицу» погнал, седьмой сезон, постыдился бы у Поляков списывать, Экибастузенко, и ведь мама у тебя такая хорошая, про паровоз поёт… упс!
Что?! проболтался, вражина?!
Теперь-то знаю кто я — Иннокентий, Кеша, Кешенька родимый, а не какой-то там забугорный Нябадя!
Лихорадочно заработали мысли, мчась всё быстрей, как белка в колесе своей клетки… у меня белка?!
Да погоди ты, не всё сразу, однако, конечно, раскрутишься…
Эгей, залётные! скакуны мои вольные по степи единокровных калмыков!
Хоть немного ещё! Д’ пастаю! Нна край-уу!
И в рокоте ротора игрушки беличьей нарастает и ширится новый ритм; через марианские впадины безнадёги — закадычный перепляс надежды, бабки лошадок мохноного-чечёточно ужо выкадриливают, да с притопом дробным, вынаяривают:
Не осталось козырей в колоде игральной,
Их всех разом нынче бьёт туз мой виртуальный…
Ведь это так просто! Зачем он только мучил себя и Епифановну? Считай, почти что понапрасну.
Крыс на прощанье подарил ему бесценную наводку, и он воспользовался ею — стихийно и интуитивно — сам ещё не зная, куда она ведёт...
В пылу всплеска эмоций, всего лишь показать, что разгадал смысл бормотанья Крыса, орал он имя одной из 104 клавиатурных кнопок.
Одна из многих, но архи-важная для тех, кто рубит в виртуальности. Да! та самая кнопка из трёх букв — вверху налево, под кодовым номером 27 (о! сколько смыслов в числе этом для сердца нумеролога слилось! А угадай-ка которая проходит под номером 13? Ну ещё бы! А кто бы сомневался!)
Нябадя (тогда ещё не Иннокентий, тогда ещё невинно безграмотный), не ведая что творит, взывал «Искеп!» и был услышан, и — свершилось чудо!
. . .
Практически, чудо по плечу любому.
Да разве же родиться в этот прекраснейший из миров — не чудо?
Не чудо ль — выжить в нём хотя бы пятилетку? Дожить до возраста, когда и сам дозреешь и начнёшь вкладывать лепту в исполнение предначертаний в планах на текущую?
Да, скажем мы не обинуясь, это – чудо.
Но!
Чудотворцу, и только лишь ему, дано не просто совершать одноразовые чудеса, однако повторять их многократно.
Как?
Спросите у рецидивиста, совершавшего ходки на Зону за чудеса по одной и той же статье.
Спросите Кеху, в беспросветной тьме утробы Епифановны.
Он знает магическое заклинание, и оно даст ему возможность творить чудо — пусть даже всего одно и то же, зато не увеча свой ни в чём не повинный затылок.
Сейчас он повторит своё личное чудо, замрите и слушайте:
— Искеп!!
Издав сухой щелчок, разомкнулся затвор, сцеплявший створки намертво, верхняя постепенно пришла в движение, открывая, ширя щель, через которую вливается ослепительный блеск, поигрывая на бегущих прибрежных волнах бескрайнего синего моря, что смыкается там, далеко, на самом горизонте, с голубизной небосвода в кокетливых пушинках облачков.
Доносится шум прибоя и стоны чаек над водой.
Да! Он смог.
У него получилось.
Ибо оно — свершилось