~ ~ ~
Первый день службы кончился за полночь — нас муштровали укладываться в 45 секунд при отходе ко сну, и подниматься за столько же.
В означенный период, необходимо снять всё обмундирование, аккуратно сложить его на табурет в центральном проходе казармы, освещённом длинными лампами дневного света под потолком, нырнуть на койку в кубрике и укрыться простынёй и одеялом.
Кубрик — это четыре двухъярусные койки, компактно сдвинутые боковинами, плюс в точности такая группа коек по ту сторону тесного прохода, где ты врезаешься в кого-то ещё из муштруемых ныряльщиков.
А как не толкаться? Ширина прохода определена шириной тумбочки, стоящей у стены в конце его, по которому ломятся 8 новобранцев, каждый к своей. ...*об твою! ...Убля!
. .. .
Вся из себя такая невысокая, тумбочка с верхом 40 х 40 см, а под ним выдвижной ящик, ниже которого — дверца, а за ней — ещё две полочки. Разве мало на восьмерых обитателей кубрика, чьи койки обступили проход шириной в полметра?
Если в проходе есть койка «деда», тогда вся тумбочка — это его суверенный удел, без вопросов. Тогда как гнездящийся в проходе «фазан» мог уделить оставшейся семёрке со-кубриковцев нижнюю из полочек, но опять-таки не всякий.
Стройбат приучает жить налегке, не обременяя себя лишним вещизмом. Ну а лезвия «Нева» и станок безопасной бритвы может приютиться на полке ребят твоего призыва, кому повезло с кубриком, где не оказалось ни старцев, ни пернатых.
Искать сочувствия и помощи офицеров в решении проблем солдатского быта — вредно для здоровья.
Поскольку «фазано-дедовская» схема — есть залог воинской дисциплины, посягнувший на неё офицер пилит сук под собственным седалищем. И если ты ему пожалуешься, он пожалуется на тебя «дедам». Вечером офицер уедет домой после дня на службе, а ночью тебе повредят здоровье…
Шатание устоев опаснее никотина.
. .. .
Но всё это узнается позднее, а пока что сержанты похаживают по центральному проходу казармы «учебки», выискивая портянку, неаккуратно обёрнутую вокруг голенища или ремень, не скрученный спиралью поверх формы, или отсутствие какой-либо части обмундирования — нырнул под одеяло недораздевшись, сука!
Найдя к чему придраться, они командуют общий «подъём!» и муштра начинается заново...
Вряд ли мы улучшили свой результат, скорее всего, сержантам и самим спать захотелось. После очередного «отбой!», длинные флуоресцентные трубки в потолке над центральным проходом погасли, кроме одной над тумбочкой дневального у входа в барак. Её далёкий свет не помеха, можно закрыть глаза и...
— Учебка, пааадйом!!!
Что? За что? Бляаадь! Уже утро! А ночь где?
(...я уже говорил, нет? что время в армии — это сука паскудная...)
вверх-скок
(...французские короли имели при своём дворе специально обученного придворного, на должности полового долбодолба.
Работа несложная — долбодолб всего лишь трахал палкой в пол, предупреждая о вхождении короля в тот или иной зал того или иного из королевских дворцов.
Трахал и орал: «Его Величество Король!»
И вот однажды в Лувре, очередной Людовик — под соответствующим порядковым номером — на подходе к двери для вхождения приметил, что этот полодолб — (или таки долботрах? merde! надо всё же заняться Французским...) — не на месте. Может, прикрутило за угол отлучиться, т. к. обнаружил какой-то непорядок в своём придворном обмундировании и — заскочил застегнуть…
Но всё же успел проныра, в самый последний момент, буквально из ниоткуда, ввернулся в дверь и — чин-чинарём, по уставу — трах! в пол палкой: «Его Величество Король!»
Фактически, Людовику даже не пришлось маршировать на месте и, проходя мимо спецпридворного, он его малость пожурил, с королевской, эдак, укоризной:
— J'ai presque dû attendre, — грит, и пошёл себе дальше, прочим придворным мозги делать.
А упрёк его, в переводе с Французского, означает — «Прикинь! Ещё чуток, и мне пришлось бы дожидаться!»...)