И снова лето и Кандыбино ждёт нас, но теперь, кроме плавок и бутерброда с плавленным сырком, туда нужна колода карт.
– Чей ход?
– Да, твой же!
– Без балды?
– Разуй глаза! Чепа ж сдавал!
– Вот это хлопец! Знает, что труд сделал из Обезьяны Человека! Пара вальтов ленивому Кубе…
– И тот же труд сделал из Человека Ломовую Лошадь! Дама и туз по масти...
– У меня нет, ходи давай.
– Ходют тут всякие, а потом плавки пропадают…
На каждом пляжном одеяле между смородинных кустов – жаркие баталии в Подкидного Дурака под музыку из портативных радиоприёмников. Самый завидный это, конечно, «Спидола» собранный на Рижском радиозаводе, лицевая сторона размером с тетрадку, а сам чуть толще кирпича. Вся телескопическая антенна приёмника упрятана в пластмассу корпуса, снаружи лишь кнопочка-макушка самой тонкой секции. Тянешь за неё и получается удочка для ловли станций на коротких волна. Длинные и средние и без антенны ловятся.
Но фиг ты что поймаешь на коротких. Половина диапазона тонет в шипении, вое и треске, потому что Наши глушат все те «голоса» на службе у ЦРУ—Голос Америки, Радио Свободы, Русскую Службу Би-Би-Си, и такое прочее—невыносимым радиошумом. Так что, на пляже все приёмники настроены на одну и ту же Всесоюзную Радиостанцию «Маяк», которая передаёт сигналы точного времени, краткую сводку новостей, а дальше поливает концертами по заявкам радиослушателей...
Но на Кандыбино одному лучше не потыкаться, и не только, что в Подкидного не с кем, а из соображений личной безопасности тоже. Один раз я не послушал совета Кубы с Чепой и переплыл на низкую дамбу рыбных озёр. На берегу торчали хлопцы моего возраста, один из них спросил на Украинском: –«Пеку бачив?»
– А Пека кто?– переспросил я в удивлении и—а шоб панимал—удар в челюсть. Они все разом поныряли и уплыли прочь. Не то, чтоб больно, но обидно, такая падлянка ни за что. Наверно, Загребельские… Но я-то им что сделал?
(…в те безвозвратно канувшие времена—не дотянуться, не дозваться, не искупить—я не ведал ещё, что все мои горести, радости и всякое такое прочее, исходят от той недосягаемой сволочи в непостижимо далёком будущем, которая растянулась сейчас на моей спине и слагает вот это письмо, в одноместной палатке, посреди тёмного леса на краю света, под неумолчный плеск реки, которую нынче кличут Варанда…)
Кандыбино не было единственным местом для купания. Случались моменты, когда на травянистых берегах большой заполненной водою балки в поле за Посёлком не хватало места для всех желающих, что съезжались трамваем аж из Города и пёрли ещё километр до неё, не поймёшь с чего.
А пару раз наша дружная троица сгоняла на великах на реку Езуч, и это уже совсем другая окраина города.
Сонное течение дремлет в тени толстых Верб, медленное до почти незаметности. И там довольно глубоко, в одном месте даже вышка стоит для прыжков в воду. Сварена из железных труб на три уровня – 1, 3 и 5 метров.
Мы по лесенке забрались на трёхметровый, сначала страшновато прыгать, хоть даже и «бомбочкой». Потом поднялись на доски пятиметрового. Посмотрели на воду—до того далеко внизу—и тихо-молча слезли пониже. Даже Куба…
А когда мы уже уезжали, какой-то мужик красиво так прыгнул с верхнего, «ласточкой». Единственный недостаток Езуча, что там пляжников ни души, кроме нас и того одиночного ныряльщика.
Но, конечно, самое популярное место летнего отдыха Конотопчан это песчаный пляж Залива на Сейму. Всего две остановки электричкой от Вокзала и там ещё с километр пройти через Берёзовую рощу и Сосновник. Однако, в то лето я туда не ездил. И не потому, что цена билета до платформы Присеймовье 20 коп., нет, туда по полвагона «зайцами» едут, столько всех понабивается, что кондуктора не успевают протиснуться через все за десять минут. И уж тем более не из-за ежелетней жатвы утопленников на Сейму—в основном подростки, а потом толпа в полгорода на похоронах. Нет, уж со мной такое не может случиться.
Причина в том, что на Сейм все отправлялись по выходным, как раз в те дни, когда у нас с Дядей Толиком рыбалка. Хотя пару раз заскакивали на Залив, ну так, проездом, с удочками и спиннингом принайтованными к багажнику «Явы»… Один раз даже с ночёвкой, недалеко от Пляжа на Заливе. Это когда брат Дяди Толика из областного центра, города Сумы, приехал свататься к Тёте Наташе из № 15 на Нежинской, где Архипенки пережидали пока умрёт Баба Катя.
Витя не лысый как его старший брат, Дядя Толик. Нет, у Вити все волосы на месте – светло-русые, зачёсаны торчком назад, как у стиляг конца пятидесятых. Ему уже за тридцать, так и Тётя Наташа из № 15 тоже уже не девочка. С другой стороны, вся хата № 15 и большой огород безраздельно принадлежит ей с её родителями.
В ту субботу Дядя Толик и я приехали к месту ночёвки с нашим неразлучным снаряжением, потому что утром нам дальше ехать вдоль берегов Сейма. Но на условленное место Москвич Тёти Наташиного отца ещё не приехал с остальными ночёвщиками.
Чтобы скоротать время, мы с Дядей Толиком поехали в пионерлагерь в Сосновом лесу, за полкилометра от Сейма. Ну и пока Дядя Толик сгонял ещё куда-то—«тут в одно место, не далеко»—я посмотрел кино в лагерном кинотеатре под открытым небом, а Сосны вместо стен. Миллион Лет До Нашей Эры называется. Класс. Там Тумака изгнали из племени брюнетов, а другое племя, блондины, его приняли, потому что он насадил на кол динозавра и тем самым спас ребёнка, тоже блондина. Кино кончилось, тут и Дядя Толик подъехал предупредить, что, если что, так мы его вместе смотрели.
Подъезжаем в назначенное место, а там отец Тёти Наташи уже привёз её и Тётю Люду с Ирочкой, и жениха Витю с ещё одним, самым младшим братом Дяди Толика. Они даже успели палатку поставить, за которой смутным пятном белел Москвич в отблесках костра перед палаткой.
В ночном небе звёзд насыпало больше, чем черноты. Я спустился на песчаную косу под крутым берегом и потрогал тихо струящуюся воду. До того тёплая, что не удержался и вошёл в реку. Нырять я не стал, а просто бродил, туда-сюда, по гладкому песчаному дну, что повторяло изгиб берега.
Скоро Витя и его невеста тоже спустились. Он захотел искупаться, хотя она уговаривала, что не надо, а я вернулся обсохнуть у костра, вокруг которого была уже сплошная ночь. Потом я подполз к краю высокого берега и посмотрел вниз. На фоне звёзд переливающихся в течении реки, два силуэта целовались, так романтично…
Наверное, моя голова тоже силуэтилась на фоне звёзд, потому что Витя крикнул «падла!» и махнул рукой. Невидимая в темноте галька ударила меня в лоб. Я крикнул: –«Мимо!»–и откатился от края. Врал, конечно, если бы мимо, то так больно не было бы.
Когда романтическая пара вернулась к костру, Витя спросил у меня:–«Знаешь, что такое “напальчики”?» Я ответил, что не знаю и он сказал мне встать во весь рост и, когда я послушался, он упёр свой кулак мне в подбородок и резким толчком опрокинул на землю.
–Вот что такое «напальчики»,– сказал он.
Лёжа навзничь у костра, я сказал: –«Витя, у моего друга Куба есть поговорка – врач на больных не обижается».– Но всё равно обидно было.
Женщины с Ирочкой провели ночь в машине, а все остальные в палатке. Утром я и Дядя Толик поехали удить по берегам, но улов совсем никудышный вышел – кот наплакал.
Больше я не видел ни Витю, ни Тётю Наташу, потому что свадьба их состоялась в Сумах, а потом молодожёны так там и остались…
вверх-скок