В то солнечное воскресное утро я вышел из Нежинской на остановку трамвая потому что школа № 11 находится по ту сторону Путепровода-Переезда, на полдороге от конечной нашего трамвая к Вокзалу. Поселковый красный трамвайчик со своим круглым, как нос у клоуна, фонарём пониже стёкол кабинки водителя, притадахкал от Первомайской на остановку. А под этим лампо-носом, инвентарный номер вагона – 33.
Конечно, я яснее ясного осознавал, что всё это чепуха и предрассудки, но жалко было случай упустить. Потому что, когда тебе попадётся сдвоенная цифра, ну типа там 22 или 77, или так далее, в номерном знаке автомашины или в номере напечатанном на твоём кинобилете, или на том, что тебе кондукторша оторвала, значит тебе повезёт, сто процентов. Просто не забудь стиснуть руку в кулак и произнести, неслышно, колдовочку: –«Моя удача – точка!» Что я и сделал.
На Олимпиаде, в группе 14-летних восьмиклассников из 14-ти школ города, я решал что-то там про ускорение, удельный вес и плотность, но не всё. А на заключительный вопрос: –«Почему мы сначала видим молнию, а уж потом только слышим гром?»—я ещё и картинку нарисовал карандашом, для понятности явления.
На следующей неделе Бинкин с изумлённым удивлением объявил, что я занял первой место в Городской Олимпиаде по Физике в своей возрастной категории.
Не знаю, может нос циркача-трамвая и вправду принёс удачу или же проверяющих запугала загогулина карандашной молнии, но всё же приятно сознавать, что ты побил представителя престижной школы № 11, и даже парня из школы № 12, с её Физико-Математическим уклоном… Так получите, слабаки, от Поселковых хлопцев!
В Клубе показывали Мёртвый Сезон. Мы втроём купили билеты, чтобы сеанс состоялся, а то, если касса не продаст ни одного билета, киномеханики отказываются крутить кино для одних только контрамарочников. Но в этот раз зрители подтянулись, не столько как на Индийский Гита и Зита, но на треть зала потянет.
Фильм про нашего разведчика в Соединённых Штатах, в главной роли Донатас Банионис из Никто не Хотел Умирать, где его в конце застрелили и он упал на стол со своей запиской, которую не успел дописать. А тут за ним долго следили, потом дали двадцать лет тюрьмы, но наши его выменяли на агента ЦРУ, которого поймали в Советском Союзе.
Чёрно-белое кино, но широкоформатный, а у Баниониса такая белая рубаха клёвая. Сразу видно, что не нейлон, но он её не снимал, даже когда на кухне ужин готовил, просто рукава слегка так подвернул. В общем, фильм – забойный.
Когда закончился, мы, медленно так, на выход подались, задумчивые малость – умеют же люди жить интересной жизнью. И тут Куба—хлясь!—своей шапкой из ондатры по кулаку: –«Всё!»– грит.– «Завтра с утра иду к Соловью нащот поступить в шпионскую школу». Мы с Чепой от хохота пошли в разнос и надолго, потому как Соловей – участковый на Посёлке.
Вообще-то, участковым его никто и не называл даже, скажут «Соловей» и всё – все врубились без пояснений. Как заходит на Базар, по рядам и по прилавкам шорох так и шебуршит: –«Сол!. Сол!. Сол!» Бабы из Подлипного или Поповки, свои банки-грелки с самогоном поглубже по кошёлкам ныкают, чтоб неприметнее. И стоят, сама невинность, над законным ассортиментом – семечки, там, луковицы в косичку сплетённые.
Но у Соловья нюх ещё тот! Не раз, и не два под бабкины проклятья лился наземь «самохрай» конфискованный из её кошёлки. Один раз какой-то ханыга из толпы не выдержал искушения, плюхнулся на четыре кости и давай хлебать из самогонной лужи. Соловей поорал, въехал пару раз сапогом по рёбрам, а тому уже всё ништяк. Ну «спецслужба» подкатила и повезли алика в вытрезвитель, холодным душем возвращать в суровую повседневность жизни.
Но и Соловью доставалось, заловят где-нибудь по тёмному и отметéлят по самое небалуй. Или керосином хлюпнут и зажгут. В другой разборке руки ломом поперебивали. Ну хлопцам срок дадут, он в гипсе отлежится и – опять на Базар в своей фуражке красной, а там снова: –«Сол!. Сол!. Сол!»
Короче, Куба круто выдал, насчёт пристроиться в разведшколу через Соловья.
На зимних каникулах, победителей Олимпиады по Физике повезли в город Сумы, на Областную Олимпиаду. В группе из Конотопа было четверо ребят и одна девушка-девятиклассница, но смотрелась как вполне даже взрослая девушка... В Сумах нас привели ночевать в гостинице. Количество ребят совпало с количеством коек в номере. Наш старший, учитель из школы № 12 с её Физико-Математическим уклоном, остановился где-то дальше по коридору, а девушка, которая с виду взрослая, в каком-то женском номере.
Вскоре все собрались в нашей комнате вокруг двухтомника в мягкой обложке Сборник Задач и Упражнений по Физике для Поступающих в ВУЗы, который принёс предводитель группы.
Охренеть! Я таких книжек отродясь не видал и до этого момента полагал, что школьный учебник – это и всё, что есть по Физике. Но фиг я угадал. Остальным Конотопским Эйнштейнам те книжки оказались близкими знакомыми и друзьями не разлей вода. Тут же бросились активно обсуждать в каких разделах особо трудные задачи, а где так себе.
Учитель предложил порешать чуть-чуть, для разогреву. Все тут же принялись формулы строчить и объяснять их друг другу. Только я был «шестой лишний» в их трудолюбивой компании. Задачки эти далеко усвистали за пределы школьной программы, из которой Бинкин решал с нами что-то на классной доске.
Потом мы вышли в город поесть в столовой за талоны. На обратном пути я приотстал, чтобы украдкой любоваться походкой девушки, которая как взрослая. Зелёное пальто плотно облегало её широковатую фигуру и каждый шаг походки натягивал косые складки на материале спины: то к левому её бедру, то к правому.. Мельк – влево, мельк – вправо. Туда-сюда. Мельк-мельк.
Фактически, кроме длинного пальто, сапог и вязаной шапочки смотреть было не на что, но эти матерчато-ритмичные складки на её спине… на жаргоне онегинских времён – они меня с ума сводили. Хоть и пустяк на первый взгляд, эти складки далеко не безделушка для знатока и коллекционера подобных жемчугов. Некоторые из прочитанных мною книг перечитывались и не однажды лишь потому, что я знал – там есть пара строк про это. Пара скупых строк, но они содержат конкретную деталь, которую я спрячу в свой ларец, чтобы использовать позднее.
Например, в фантастическом рассказе Гарри Гаррисона про машину времени, один кинопродюсер со своим съёмочным коллективом скакнул в год 1001, чтобы снять боевик. Исполнитель главной роли что-то там себе повредил, и они заменили его местным Викингом, который подвернулся почти на халяву – бутылка виски в день.
И вот кинорежиссёр объясняет этому новоиспечённому Шварценнеггеру что, конкретно, делать в следующем эпизоде: –«Ты врываешься в спальню в захваченном тобою замке. Видишь полусонную красотку, отбрасываешь своё оружие. Садишься рядом и медленно сдвигаешь бретельку, чтоб та упала с её плеча. Всё. Дубль снят. Остальное зрители додумают сами, а воображение у них – закачаешься».
А-га! Вот она долгожданная деталь!. Бретелька медленно соскальзывает с округлого мягкого плеча… Вот где конкретика. Не какой-то там расплывчатый «поцелуй в уста сахарные»…
И в тот же вечер, натянув одеяло на голову и крепко зажмурившись, я врываюсь в спальню полусонной красавицы. Но конечно, без всяких дурацких кинокамер и прожекторов – я не киношный Викинг, а взаправдашний и тут у нас реальное Средневековье. Я отбрасываю свой щит и меч и спускаю бретельку. Сперва, она сопротивляется, но присмотревшись повнимательнее к правильным чертам моего лица, покорно откидывается на ложе. Я ложусь поверх её тела… горячая волна прокатывает внизу живота… мой член напряжённо вибрирует… глаза зажмурены… и я… Что?!. я не знаю что дальше. Значит пора передохнуть перед следующим погружением в заветный ларчик, за какой-то другой сокровенной деталью, и уже вокруг той выстраивать новую ситуацию про это, и та снова приведёт к болезненно сладостному состоянию проклятого неведения.
(…Лев Толстой страстно порицал рукоблудие… Ибо всякий матёрый святой начинает свою карьеру с греховных мерзостей, иначе в их духовном росте не состоится стадия мук самоотречения, без коих личности не вознестись над уровнем бытия всего лишь только тварью живой, рост прекращён, он обращён в ничто, в ноль, коль боль обрыва связи с животной пуповиной упущена.
Вот тут никак не соображу – можно ли мои эрекционные оргии классифицировать как бытовую суходрочку? С одной стороны, на член не возлагалась трущая петля из пальцев и оргазма ни разу не случилось. Но с другой стороны, что если это бесконтактное ласкание являлось как бы предваряющей прелюдией? Что если бы не присутствие моего брата, который мирно посапывал рядом со мной на раскладном диване, у меня бы всё вошло в нормальное русло, на смену нерукоблудному торчанию пришёл бы традиционный тактильный труд и трение в поте чела своего и я бы влился в ряды 95% мужской части человечества с Львом Толстым и корифеями Итальянского кинематографа во главе процессии?.)
Однажды во дворе школы Куба спросил со значением: –«А вы знаете, если кто дрочит, у него волосы растут на ладонях?» Чепа и я синхронно глянули в раскрытые ладони, каждый в свои, под хохот Кубы довольного как слон. Я знал, что мои ладони безгрешны, но глянул всё равно, чисто инстинктивно… Вот и выходит, что эти складки, мелькающие впереди меня то туда, то сюда, совсем не бездельный пустяк. Может в каком-то из моих будущих бесконтактных столбняков, это зелёное пальто распахнётся и нежный голос молвит ласково: –«Мёрзнешь? Иди сюда. Вдвоём теплее...» И я… Что?.!.
Вечером наш ментор принёс всё те же мягкие задачники и настойчиво предлагал обратить внимание на упражнения под номером таким да эдаким. Городские победители расщёлкали их как семечки, а я только заглядывал через плечи с учёным видом знатока...
вверх-скок