В то солнечное воскресное утро я вышел из Нежинской на остановку трамвая, потому что школа № 11 стоит по ту сторону Путепровода-Переезда, на полдороге от конечной нашего трамвая к Вокзалу.
Поселковый красный трамвайчик со своим круглым, как нос у клоуна, фонарём пониже стёкол кабинки водителя, притадахкал от Первомайской на остановку. А под этим лампо-носом, инвентарный номер вагона, кричаще-жёлтым: 33.
Конечно, я более чем прекрасно осознавал, что всё это чепуха и предрассудки, просто жалко было случай упустить. Потому что, когда тебе попадает сдвоенная цифра, — ну, типа там 22 или 77, или так далее, — в номерном знаке автомашины или в цифрах, впечатанных на твоём кинобилете, или не на кино-, а на том, который из рулончика кондукторши, значит, тебе повезёт. Сто процентов.
Только тут ещё надо стиснуть руку в кулак и произнести, неслышно, колдовочку: «Моя удача — точка!» Что я и сделал.
. .. .
На Олимпиаде, в группе 14-летних восьмиклассников из 14-ти школ города, я решал что-то там про ускорение, удельный вес и плотность, но не всё. А на заключительный вопрос: «Почему мы сначала видим молнию, а уж потом только слышим гром?» — я даже и картинку нарисовал карандашом, для понятности явления.
На следующей неделе, Бинкин с изумлённым удивлением объявил, что я занял первое место в Городской Олимпиаде по Физике в своей возрастной категории.
Не знаю, может нос циркача-трамвая и вправду принёс удачу, или же проверяющих запугала загогулина карандашной молнии, но всё же приятно сознавать, что ты побил представителя престижной школы № 11, и даже парня из школы № 12, с её Физико-Математическим уклоном…
Так получите, сосунки, от хлопца с Посёлка!
. .. .
В Клубе крутили «Мёртвый Сезон». Мы втроём раскололись на билеты, чтобы сеанс состоялся. А то если касса ничего не продаст, киномеханики отказываются пахать на одних только контрамарочников. Но на этот раз зрители подтянулись, не столько, как на Индийский «Гита и Зита», однако где-то с треть зала наберётся.
Фильм про нашего разведчика в Соединённых Штатах, в главной роли Донатас Банионис из «Никто не Хотел Умирать», где его в конце застрелили, и он упал на стол со своей запиской, которую не успел дописать.
А тут за ним долго следили, потом дали двадцать лет тюрьмы, но наши его выменяли на агента ЦРУ, которого прищучили в Советском Союзе.
Чёрно-белое кино, но широкоформатный, а у Баниониса такая белая рубаха клёвая. Сразу видно, что не нейлон, но он её не снимал, даже когда на кухне ужин готовил, просто рукава слегка так подвернул. В общем, фильм — забойный.
Когда закончился, мы, замедленно так, на выход подались, задумчивые малость — умеют же люди жить интересной жизнью. И тут Куба — хлясь! — своей шапкой из ондатры по кулаку: «Всё!» – грит. – «Завтра с утра иду к Соловью нащот поступить в шпионскую школу». Мы с Чепой от хохота пошли в разнос и надолго, потому как Соловей — участковый на Посёлке.
. .. .
Вообще-то, участковым его никто и не называл даже, скажут «Соловей» и — всё, все врубились без пояснений. Как зайдёт на Базар, по рядам и по прилавкам шорох так и шебуршит: «Сол!.. Сол!.. Сол!»
Бабы из Подлипного или Поповки свои банки-грелки с самогоном поглубже по кошёлкам ныкают, чтоб неприметнее. И стоят, сама невинность, над законным ассортиментом — семечки, там, луковицы в косичку сплетённые.
Но у Соловья нюх ещё тот! Не раз, и не два, под бабкины проклятья, лился наземь «самохрай» конфискованный из её кошёлки. Один раз какой-то ханыга из толпы не выдержал искушения, плюхнулся на четыре кости и давай хлебать из самогонной лужи.
Соловей поорал, въехал пару раз сапогом по рёбрам, а тому уже — всё полный ништяк. Ну, «спецслужба» подкатила и повезли алика в вытрезвитель, ледяным душем возвращать в суровую повседневность жизни.
Но и Соловью доставалось, — заловят где-нибудь по тёмному и отметéлят по самое небалуй. Или керосином хлюпнут и зажгут. В другой разборке руки ломом поперебивали. Ну, хлопцам срок дадут, он в гипсе отлежится и — опять на Базар в своей фуражке красной, а там снова: «Сол!.. Сол!.. Сол!»
Короче, Куба круто выдал, насчёт пристроиться в разведшколу через Соловья.
. .. .
На зимних каникулах, победителей Олимпиады по Физике повезли в город Сумы, на Областную Олимпиаду. В группе из Конотопа оказалось четверо ребят и одна девушка-девятиклассница. Но смотрелась, как вполне даже взрослая девушка...
В Сумах нас привели ночевать в гостинице. Количество ребят совпало с количеством коек в номере. Наш старший, учитель из школы № 12 с её Физико-Математическим уклоном, остановился где-то дальше по коридору, а девушка, которая с виду взрослая, в каком-то женском номере.
Вскоре все собрались в нашей комнате вокруг двухтомника в мягкой обложке «Сборник Задач и Упражнений по Физике для Поступающих в ВУЗы», который принёс предводитель группы.
Охренеть! Я таких книжек отродясь не видал, и до этого момента предполагал, что школьный учебник — это и всё, что есть по Физике. Но фиг я угадал.
Для остальных Конотопских Эйнштейнов двухтомник оказались близкими знакомым, а даже и другом не разлей вода. Они тут же ринулись активно обсуждать в каких разделах особо трудные задачи, а где так себе.
Учитель предложил порешать чуть-чуть, для разогреву. Физикознавцы с полоборота завелись формулы строчить в тетрадках и тут же объяснять их один другому. Только я был «шестой лишний» в их трудолюбивой компании. Задачки эти далеко усвистали за пределы школьной программы, из которой Бинкин решал с нами что-то на классной доске.
Потом мы вышли в город — поесть в столовой за талоны. На обратном пути я приотстал, чтобы украдкой любоваться походкой девушки, которая как взрослая.
Зелёное пальто плотно облегало её широковатую фигуру, и каждый шаг походки натягивал косые складки на материале спины: то к левому её бедру, то к правому. Мельк — влево, мельк — вправо. Туда-сюда. Мельк-мельк.
Фактически, кроме длинного пальто, сапог и вязаной шапочки смотреть было не на что, но эти матерчато-ритмичные складки по её спине… на жаргоне онегинских времён — они меня с ума сводили.
. .. .
Хоть и пустяк (на первый взгляд), — эти складки далеко не безделушка для знатока и коллекционера подобных жемчугов. Некоторые из прочитанных мною книг перечитывались (и не однажды) лишь потому, что я знал — там есть пара строк про это. Пара скупых строчек, но они содержат конкретную деталь, которую я спрячу в свой ларец, чтобы использовать позднее.
Вот эта, например, из фантастического рассказа Гарри Гаррисона про машину времени, там один кинопродюсер со своим съёмочным коллективом скакнул в год 1001, чтобы снять боевик. Исполнитель главной роли что-то там себе повредил, и они заменили его местным Викингом, который подвернулся почти на халяву — бутылка виски в день.
И вот кинорежиссёр объясняет этому новоиспечённому Шварценеггеру, что, конкретно, делать в следующем эпизоде:
— Ты врываешься в спальню Замка, который только что захватил. Видишь полусонную красотку, отбрасываешь своё оружие. Садишься рядом на постель, и — медленно, пойми, это важно… очень медленно сдвигаешь бретельку, чтоб та упала с её плеча. Всё. Дубль снят. Остальное зрители додумают сами, а воображение у них — о-го-го!..
А-га! Вот она долгожданная деталь!.. Бретелька медленно соскальзывает с мягко-округлого плеча… Вот где конкретика. Не какой-то там расплывчатый «поцелуй в уста сахарные»…
И в тот же вечер, натянув одеяло на голову и крепко зажмурившись, я врываюсь в спальню полусонной красавицы. Но конечно, без всяких дурацких кинокамер и прожекторов – я не киношный Викинг, а взаправдашний, и тут у нас реальное Средневековье.
Роняю свой щит и меч в разные стороны, и — спускаю бретельку. Сперва, она сопротивляется, но присмотревшись повнимательнее к правильным чертам моего лица, покорно опрокидывается спиной на ложе.
Я наваливаюсь поверх её уже согласного тела… горячая волна прокатывает внизу живота… мой член напряжённо вибрирует… глаза зажмурены… и я… Ну... Что?!. я не знаю что дальше.
Значит, пора передохнуть, перед следующим погружением в заветный ларчик, за какой-то другой сокровенной деталью, и уже вокруг той выстраивать новую ситуацию про это, и та снова приведёт к болезненно сладостному состоянию проклятого неведения.
Однажды во дворе школы Куба спросил со значением: «А вы знаете, если кто дрочит, у него волосы растут на ладонях?»
Чепа и я синхронно глянули в раскрытые ладони, каждый в свои, под хохот Кубы довольного как слон. Я знал, что мои ладони безгрешны, но глянул всё равно, чисто инстинктивно…
Вот и выходит, что эти складки, мелькающие впереди меня — то туда, то сюда, совсем не бездельный пустяк. Может в каком-то из моих будущих бесконтактных столбняков, это зелёное пальто распахнётся и нежный голос молвит ласково: «Мёрзнешь? Иди сюда. Вдвоём теплее...» И я… Что?!.
. .. .
Вечером наш ментор принёс всё те же мягкие задачники и настойчиво предлагал обратить внимание на упражнения под номером таким да эдаким. Городские победители расщёлкали их, как семечки, а я только заглядывал через их плечи, с учёным видом знатока…
вверх-скок
(…Лев Толстой страстно порицал рукоблудие… Ибо всякий матёрый святой начинает свою карьеру с греховных мерзостей, иначе в их духовном росте не состоится стадия мук самоотречения, без коих личности не вознестись над уровнем бытия всего лишь только тварью живой. Без греха — процесс роста не состоится, обращаясь в ноль, в ничто, коль боль обрыва связи с животной пуповиной не имела место.
Но вот одно только никак не соображу — можно ли мои эрекционные оргии классифицировать, как бытовую суходрочку?
С одной стороны, на член не возлагалась трущая петля из пальцев и оргазм ни разу не случился. Но с другой стороны, что если это бесконтактное ласкание являлось, ну, как бы предваряющей прелюдией? Что если бы не присутствие моего брата, который мирно посапывал рядом со мной на раскладном диване, у меня бы всё вошло в естественное русло, и на смену нерукоблудному торчанию пришёл бы традиционный тактильный труд и трение, в поте чела своего, и я бы влился в ряды 95% мужской части человечества с Львом Толстым и корифеями Итальянского кинематографа во главе процессии?..)