великие творения
                   былого

Ветер поменялся, дует с юго-запада, и барометр падает. Чуть за полдень, а стемнело так, будто вечер уже под этой массой дождевых туч. Сегодня была долгая идиотская гонка к нулевой отметке, но, как всегда, смотреть не на что. Говорят,  взрыв случился в воздухе, с недолётом, горящие куски ракеты рассеялись на многие мили, главным образом, в реку, а здесь всего один кусок, неизвестно какой формы, да и тот взят в оцепление, оцепили ещё до приезда Слотропа, самая плотная охрана из всех, что он вообще видел, и самая недружелюбная. Мягкие, линялые береты на фоне шиферных туч, «стэны» с глушителями, поставлены на стрельбу очередями, усищи с верхних губ поверх рта, угрюмы — Американскому Лейтенанту даже и взглянуть нельзя, нет, не сегодня. ТОТСССГ, конечно же, бедный родственник для разведки Союзных Сил. Но на этот раз хотя бы не только Слотропу от ворот поворот, он с холодным удовлетворением пронаблюдал, как равного ему по званию, из ТехИнформа, а вскоре и шефа того же отдела, который прирулил на своём "Волсли Воспе" качать права, спровадили не солоно хлебавшими. Ха! Ни один из них не отвечал на дружеский кивок Слотропа. Не повезло, ребятам. Однако приставала Тайрон по-прежнему торчит тут, угощает сигаретами "Лаки Страйк", ну хоть прикинуть, что к чему.

Что это там за графитовый цилиндр, сантиметров пятнадцати в длину и пять в диаметре, на котором лишь чуть-чуть закоптилась зелень армейской краски. Вот и всё, уцелевшее при взрыве. Как и планировалось, наверняка. Внутри не иначе, как бумаги. Старшина  обжёгся, когда попробовал поднять, его вкрик «ёб твою!» вызвал смех среди рядового состава. Все ждали прибытия Капитана Прентиса из УСО (эти грёбанные ублюдки никогда не торопятся), который вскоре и пожаловал. Слотроп полюбовался со стороны — обветренное лицо, здоровенный жлоб. Прентис забрал цилиндр и укатил, сеанс окончен.

В таком случае, прикидывает Слотроп, ТОТСССГ мог бы, хотя хули толку, подать пятьдесят-пяти-миллионный служебный запрос в УСО, с просьбой сообщить о содержимом цилиндра и, как всегда, не получить ответа. Нет, всё окей, он не в обиде. УСО игнорирует всех, а все игнорируют ТОТСССГ. А и что с того, вообще? Это его последняя ракета на какое-то время. Хотелось бы насовсем.

Сегодня утром в его корзинке «входящие» лежал приказ о временном откомандировании его в какой-то госпиталь в Ист-Енде. Никаких пояснений, лишь копия предписания ТОТСССГу о его переназначении «в рамках тестовой программы ОПБ». Что ещё за тесты? ОПБ это Отдел Политической Борьбы, он посмотрел по справочнику. За этим что-то большее, чем стандартное дерьмо психометрического теста, наверняка. Но хоть какая-то перемена от этой рутины охотника за ракетами, которая уже в печёнках сидит.

Было время, когда Слотроп старался. Нет, серьёзно. Во всяком случае, так ему кажется. Многое из того, что было до 1944, уже малость в тумане. Первая волна Блица припоминается, как сплошная полоса удачи. Всё, чем бомбили Люфтваффе от него и близко не падало. Но с прошлого лета они перешли на эти бомбы-роботы. Идёшь себе по улице, или в постели только-только начал засыпать и тут, нежданно, этот сраный звук над крышами — если затяжным, дошёл до пика и звучит дальше, ну так это класс, это уже проблема кого-то следующего… но если двигатель утих, Джексон, берегись — перешла в падение, подача топлива закончена и у тебя 10 секунд, чтоб определиться, чего б тебе хотелось,  напоследок. Ну в общем, тоже ничего. Понемногу втягиваешься, начинаешь делать ставки, по мелочи, на шиллинг-два, с Тантиви Махер-Маффиком, который за соседним столом, где ахнет следующая падлюга...

Однако после сентября пошли ракеты. Эти ёбаные ракеты. К этим сукам не приноровиться. Никак. Впервые он с удивлением обнаружил, что по-настоящему трусит. Начал больше пить, спать меньше, курить одну за одной, чувствовать, что его типа подставили как бы. Боже, ну, нельзя же, чтобы так продолжалось...

– Кстати, Слотроп, у тебя уже одна во рту.

– Это от нервов,– Слотроп всё равно прикуривает.

– Ну, хотя бы не мои,– упрашивает Тантиви.

– Две за раз, видал?– переставляет их, чтобы смотрели вниз, как клыки в комиксах. Лейтенанты уставились друг на друга сквозь пивные тени, день углубляется за высокими холодными окнами МЕХАНИКА И КОЛЕНВАЛА, и Тантиви сдерживается, чтоб не фыркнуть, не засмеяться, О, Боже, по ту сторону деревянной Атлантики их стола. Атлантики тут хватает, под завязку, за последние три года, и в ней частенько штормит покруче, чем в той, которую некий Вильям, первый трансатлантический Слотроп, пересёк, много поколений предков тому назад. Варварство в одежде и речах, буйство в поведении — в один ужасный вечер, пьяным в стельку, Слотроп, гость Танвити в великосветском клубе Юниор Атенем, допрыгался, что их обоих выставили оттуда, за фланговую атаку на ДеКаверли Покса, целясь клювом чучела совы на сонную артерию Покса, пока тот, затравленно вспрыгнув на бильярдный стол, пытался вогнать турняк кия в глотку Слотропа. Увы, происшествия подобного толка случались довольно часто: однако доброта – надёжный корабль в этих бурных океанах, Тантиви всегда рядом, краснеет и улыбается, а Слотроп лишь диву даётся, что даже в самых крутых переделках Тантиви ни разу его не бросил.

Он знает, что с ним можно говорить обо всём. И это касается не только текущего докладах об амурах с Нормой (ямочки на плотных ножках, как у девчонки из Седар Рапидз, штат Айова), Марджори (рослая, элегантная, танцует в строю хористок "Ветряной Мельницы"), или про странные события субботней ночи в клубе Фрик-Фрак, Сохо, логово низкопробной репутации, расцвеченное плывущими лучами различных пастельных оттенков, с плакатиками "запрещается" или "джитербаг не танцевать", для отвода глаз всякого рода полиции, военной или гражданской, хотя что такое «гражданская» в наши дни, которые нет-нет да и заглянут, и где недавно, ну это вообще ни в какие ворота, блядский сговор какой-то, когда Слотроп зашёл, как   договорились, встретиться с одной, но увидел двух, на пару, и ракурс лучше не найти, над синим шерстяным плечом машиниста 3-й статьи, а вместе с тем под голой миленькой подмышкой девушки, что замерла, откинувшись в танце линди-хоп, кожа с оттенком лаванды, которая как раз проплывала в луче, тут-то и накатила паранойя, лица их, обеих-двух, двинулись в разворот на него...

Эти две юные леди помечены серебряными звёздами на карте Слотропа. Должно быть, в те оба раз у него был серебристый настрой — сияющий такой, звонкий. Цвет звёзд, которые он наклеивает, это просто для передачи его настроения, от фиолетового до золотого. Он не распределяет  их по рангам — ничего подобного! Да никто и не видит эту карту, кроме Тантиви, к тому же, Исусе, они прекрасны все, поголовно… бутончики или листва, посреди города с этой зимой, в чайных, в очередях, повязавшись платками, вздыхают, шмыгают, хлопчатобумажные ножки вдоль мостовой, голосуют машине, печатают на машинках, помечают файлы, в помпадурах, жёлтыми ростками карандашей, он их находит — дамочек, девулек, красотулек с грудями в обтяжечку — да это малость перебор, возможно, но… «Ведомо мне, в миру есть любовь необузданная и дикие увеселения»,– проповедовал Томас Хукер,– «яко же есть дикий чабрец и сорные травы; но мы взлелеем сад любви, сад радостей, насаждаемых Господом нашим». В точности так же произрастает и сад Слотропа. Утопая в незабудках, лозинках, в душистой руте — и повсюду эти лилово-жёлтые, как засосы, анютины глазки, целуй-меня-скорей...

Он любит рассказывать им про светлячков. Английские девушки  вообще без понятия про светлячков и это,  пожалуй всё, с чем Слотроп досконально ознакомился насчёт Английских девушек.

Карта, вот что ставит Тантиви в тупик. Её не спишешь на обычную охоту американского горлопана за охочими двустволками, это скорее рефлекс на опустелость у своего-в-доску, рефлекс, который Слотроп не в силах подавить, и продолжает лаять в пустую тишь лаборатории, в извилистые ходы гулких коридоров, хоть это уж давным-давно не нужно, и всех братанов отправили на вторую мировую, найти свою смерть. Слотроп и вправду не любит говорить о своих девушках: Тантиви приходится подводить его к теме дипломатическими уловками, даже теперь. А на первых порах, Слотроп, с чудаковатым джентльменством, вообще её не касался, покуда ему не дошло до чего Тантиви застенчив. Он это понял, когда тот попросил найти ему подружку. И примерно в то же время, Тантиви разглядел, насколько Слотроп одинок. Во всём Лондоне ему, похоже, не с кем и поговорить, кроме бесчисленного множества девушек, которых он потом почти что никогда и не встречал больше, поговорить хотя б о чём-нибудь.

И всё же, Слотроп продолжает метить свою карту ежедневно, с тупой упёртостью. В лучшем случае, она дань течению изменчивых перемен, из которых — посреди нежданных разрушений с неба, загадочных приказов, что прибывают из тёмных бдений ночи, да им просто делать там нечего — он запечатлевает миг, оттуда-отсюда, дни снова холодают, иней по утрам, ощущение груди Дженифер под холодной шерстью свитера, когда прижал, чтоб чуть согреться в пропахшей угольным дымом прихожей, унылая тягучесть дня, которую ему не испытать… чашка вскипячённого бульона, капля падает на колено, обожгла, пока Айрин, голая как и он, в потоке солнечного света сквозь стекло, проверяет бесценные нейлоны, один за другим, отыскивая пару без затяжек, каждый чулок вспыхивает на свету, сквозь зимние шпалеры за окном… голоса модных Американских певичек, чуть гнусавят из бороздок на пластинке, через обшарпанную иглу маминой радиолы у Алисон… обнявшись для тепла, шторы затемнения на окнах, никакого света, кроме огонька их последней сигареты, Английский светлячок, колышется в капризном курсиве слов, которые ей захотелось написать, но прочесть он их не может...

– И что дальше?– От Слотропа ни звука.– Эти две твои морячки… когда увидели тебя...– И тут он замечает, что Слотроп, вместо того, чтобы продолжать рассказ, дёргается. Да, он дрожал и до того, тут холодно, но не настолько же.– Слотроп!

– Я не пойму. Исусе.– Даже интересно. Такое дико странное ощущение. Никак не получается сдержать. Подымает воротник своей курточки, втягивает ладони внутрь рукавов и сидит, какое-то время, так.

Вскоре, после паузы, с прыгающей сигаретой: – Их не слышно, когда на подходе.

Тантиви знает, кто эти «они». Он отводит глаза. Недолгое молчание.

– Конечно, не слышно, у них скорость больше скорости звука.

– Да, но — я не про то,– слова прорываются между наплывов дрожи.– Те другие, Фау-1, их ведь слышно. Так? Может, у тебя есть шанс увернуться. Но эти сперва взрываются, а и уж потом слышишь, что летят. Если тебя не убило, тогда уж не услышишь.

– То же самое и в пехоте. Сам знаешь. Никогда не слышишь ту, которая в тебя.

– У, но—

– Считай, что это такая большая пуля, Слотроп. С плавниками.

– Исусе,– зубы клацают,– умеешь ты утешить.

Тантиви, встревоженно склоняясь сквозь запах конопли и коричневый сумрак, теперь больше обеспокоен содроганьями Слотропа, чем личными страхами, ему ничего не остаётся, кроме известных ему способов, как-то развеять или попытаться  снять их.– Может тебе стоит проверять места, где они взрывались...

– Зачем? От них же ничего не остаётся. Разве, нет?

– Я не знаю. Даже немцам вряд ли известно. Но это для нас отличная возможность обскакать ТехИнформ. Ну, что скажешь?

Вот так и начал Слотроп расследования «случаев» V-бомб. Когда отгремят. Первым делом — каждое утро — кто-то из Гражданской Обороны направлял в ТОТСССГ сводку о вчерашних взрывах. Она доходила до Слотропа в последнюю очередь, он отцеплял список адресатов, уже исчирканный карандашными галочками, и шёл заводить стареющий "Хамбер" на стоянке, чтобы отправиться в свой обход, Святой Георгий после факта, является разгребать помёт. Зверюги Немецкого производства вдрызг,  фиг найдёшь хоть осколок, потом составлять пустые заключения в своих блокнотах — трудотерапия. Когда ТОТСССГ начали извещать пораньше, он уже поспевал к началу работы поисковых групп — следовал за мускулистыми собаками-ищейками КВС в запах штукатурки, в шипенье истекающего газа, в гущу расщеплённых обломков и провисающих  сетей арматуры, к  безносым, рухнувшим кариатидам, со ржавчиной уже начавшей проступать вокруг гвоздей, с ободранной отделкой, взмах запылённой руки. Пустота под шелестящими обоями с павлинами, что распустили хвост на лужайках у домов в Георгиевском стиле, давным-давно, возле вечнозелёных падубов… к воплям требующим заткнуться, где торчащая рука или белизна кожи дожидалась их, выживший или жертва. Когда его помощь не требовалась, он стоял в стороне, молясь, поначалу, Богу, как положено, впервые с прошлого Блица, чтобы жизнь победила. Но слишком многие умирали и вскоре, не видя смысла, он бросил.

Вчера случился хороший день. Нашли ребёнка, живого, маленькая девочка полузадохшаяся в клетке убежища Морисона. Пока сбегали за носилками, Слотроп держал её маленькую руку, синюю от холода. На улице лаяли собаки. Когда она открыла глаза и увидела его, первое, что сказала: «Жвачка есть, приятель?» Два дня под завалом, без жевательной резинки — всё, что он мог предложить "Гладкий Вяз": "Тэя". Чувствовал себя идиотом. Прежде чем её унесли, она таки поцеловала его руку, её рот и щека в свете фонариков, холодные как иней, город вокруг вдруг обернулся огромным беспризорным холодильником, запах кислятины и никаких тебе в нём больше вкусняшек, никогда. И тут она улыбнулась, совсем слабо, и он понял, что именно этого и ждал, ух-ты! — улыбка Ширли Темпл, которая сразу перечеркнула всё, среди чего они её нашли. Глупее не придумаешь. Он болтается на краю выплеска лавины своего рода, 300 лет янки на западных болотах, и не способен ни на что, кроме хрупкого перемирия с их Провидением.

Разрядка напряжённости. Каждая из руин, которые он ежедневно обшаривает, это проповедь о суетности. Недели за  неделями, но ни малейшего осколка, ни от одной ракеты, доказывая насколько непередаваем акт смерти… Духовное Развитие Слотропа: мирской Лондон его просвещает: сверни за любой угол и окажешься внутри параболы.

У него появилась навязчивая идея ракеты, на которой написано его имя — если они и впрямь решили покончить с ним («Они», охватом своих возможностей,   выходят неизмеримо дальше пределов нацистской Германии), то это самый надёжный способ, а им ведь ничего не стоит написать его имя на каждой, верно?

– Да такое может пригодиться,– расвеселившись, поглядывает на него Тантиви,– крутой финт, особенно перед наступлением, знаешь, просимулировать что-нибудь в таком вот роде. Полный верняк. Назови это «бойцовская паранойя» или типа того. Но—

– Кто симулирует?– закурил сигарету, встряхивает чубом сквозь дым,– блин, Тантиви, послушай, не хочу тебя расстраивать, но… я уже переслужил четыре года, пойми, это может случиться в любой момент, в следующую секунду, сейчас, враз… блядь… просто нуль, просто и того меньше… и...

И нет ничего, что ему можно бы увидеть, рукой потрогать — вдруг газы, взрыв, а после никаких следов… без предупреждения, Словечко, тебе на ушко, а дальше вечная тишь. Помимо неуловимости, помимо грохота и грома небес разверстых,  это полное  издевательство, и ужас, что ему припасена, с Немецкой стопроцентной точностью, смерть, которую лишь забавляют тихие подначки Тантиви… нет, это не пуля с плавниками, Асс… не Слово, не то Слово, что разрывает день к чертям...