– Вершки изысканного общества. И мать Вильяма Довенанта из Оксфорда, с её бокалом канарского за каждого кенара.
Хват Малиган, набожно устремив очи горе, вознёс молитву.
– Всеблагая Маргарет Мария Всемдавательница!
– И дочка Генри шестижёнца и прочие дамочки-подружки из соседних гнёзд, как поёт джентльмен-поэт Лон Теннисон. Но все эти двадцать лет напролёт чем, по вашему, занималась бедняжка Пенелопа в Стратфорде за диагональными окошками?
Делай и делай. Дело свершено. По розарию на Феттер-Лейн у Джеральда, цветочника, ступает он рыжеватоседоватый. Лазурный колокольчик под цвет её вен. Он шагает. Одна жизнь – вся. Одно тело. Делай. Но делай. Вдали, где прёт убожеством и похотью, руки тискают белизну.
Хват Малиган стукнул по столу Джона Эглинтона, резко.
– На кого подозрение? – Потребовал он.
– Говорят, он отвергнутый любовник из сонетов. Отвергнутый раз, отвергнут и во второй. Но придворная шлюшка отвергла его ради лорда, ради его же мой-дорогой-любимый.
Любовь, что не смеет вымолвить имя своё.
– Как англичанин, то есть, – Джон вклинил твёрдо Эглинтон, – не мог он лорда не любить.
Старая стена, по ней вдруг промелькивают ящерки. В Чарентоне я глазел на них.
– Похоже на то, – сказал Стефен, – раз уж он готов исполнять для него и поочерёдных безухих лоханок, священную услугу, исполняемую конюхом для жеребца. Возможно, как и Сократ, имел он мать-повитуху и мозгогрызку-жену. Но та, словоблудная стерва, постельной клятвы не нарушала. Две вещи изводят бедного призрака: нарушенная клятва и тупорылый дуболом, которому досталась её склонность, брат почившего мужа. Сладенькая Энн, полагаю, горячих была кровей. Искусительница один раз станет ею и во второй.
Стефен смело обернулся на стуле.
– Бремя улик против вас, а не меня, – сказал он хмурясь. – Если вы отрицаете, что в пятой сцене Гамлета он заклеймил её позором, тогда скажите мне: отчего за все тридцать четыре года, с того дня, как она взяла его в мужья и до дня, когда она его похоронила, он ни разу не помянул о ней? Все женщины в этом роду пережили и схоронили своих мужей: Мэри, её добряка Джона, Энн её дорогого бедного Виллика, когда он разбушевался и умер на её руках, бесясь, что приходится уходить первым, Джоан своих четырёх братьев, Юдифь, мужа и четырёх сыновей, Сюзан, также своего мужа, тогда как дочь Сюзан, Элизабет, используя выражение дедули, вторым обзавелась, прикончив первого.
вверх-скок