— Да-да-да, конечно. Этот джентльмен?..– Он пылко схватил карточку, глянул, не различил, отложил, непроглянутую, оглянулся, спросил, скрипнул, спросил:
— Так он?.. Ах, там!
Резвой мазуркой отошёл и вышел. В дневном свете коридора он зачастил, полнясь служебным рвением, честнейший, любезнейший, достойнейший квакер.
— Этот джентльмен? ЖУРНАЛ НЕЗАВИСИМОГО? НАРОД КИЛКЕНИ? Разумеется. Дeнь добрый, сэр. НАРОД... У нас есть, конечно.
Терпеливый силуэт выжидал, выслушивая.
— Все ведущие провинциальные...СЕВЕРНЫЙ ХИГ, КОРК ИГЗЭМИНЕР, ГАРДИАН ЭНИСКОРЕЯ, 1903...Не угодно ли?.. Эванс, проводи джентльмена... Если вы последуете за служ... Или позвольте мне... Сюда... Пожалуйста, сэр...
Всецело преисполнясь долгом, указывал он путь ко всем провинциальным газетам, кланяющаяся темная фигура следовала за его торопливыми каблуками.
Дверь закрылась.
— Жидок!– выкрикнул Хват Малиган.
Он подскочил и схватил карточку:
— Как там его? Изик Мойся? Цвейт.
Он затарахтел дальше.
— Потопал дальше Иегова, собиратель кожи с членов. Я застукал его в музее, куда захожу поклониться пенорожденной Афродите. Греческие губы, что отродясь не косоротились в молитве. Следует ввести ежедневное поклоненье ей. ЖИЗНЬ ЖИЗНИ ВОЗЖИГАЮТ ТВОИ ГУБЫ.
Тут он вдруг обернулся к Стефену.
— И он тебя знает. Знакомый твоего отца. А у меня такое опасение, что он и греков перегречит. Взор его блеклых галилеанских глаз был обращен к медиальной борозде. Венера Каллипига. О, громыханье тех яиц! Бог бросился в погоню за девственной беглянкой.
— Выслушаем ещё,– постановил Джон Эглинтон с одобрения м-ра Беста.– Нам стало интересно насчёт м-с Т.И.Хоньи, о которой мы прежде думали, если вообще думали, как о терпеливейшей Гризельде, или домоседке Пенелопе.
— Антисфен, ученик Горгия,– сказал Стефен,– отнял пальму красоты у благоверной Менелая, аргивянской Елены, у этой дощатой кобылы Трои, в которой переспали десятка два героев, и вручил приз бедняжке Пенелопе. Двадцать лет прожил он в Лондоне и, в определённый период, огребал жалованье не менее лорд-канцлера Ирландии. Жил на широкую ногу. Его искусство превосходит ремесло феодализма, по выражению Волта Уитмена, это искусство пенящееся через край. Жаром пышущие пироги с рыбой, зелёные кувшины испанского вина, медовые соты, сахарные розы, марципаны, крыжовниковые голуби, яствосласти. Сэр Вальтер Рейли, когда его арестовали, имел при себе полмиллиона франков плюс узорчатый корсет. Узурпаторка Элиза Тюдор имела нижнего белья не меньше царицы Савской. Двадцать лет он там болтался – между супружеской любовью, с её добродетельными восторгами, и любовью скотской, с её порочными наслаждениями. Вам известна история Манинхема о том, как жена некоего горожанина пригласила Дика Бербеджа к себе в постель, увидав его в РИЧАРДЕ III, а Шекспир подслушал и, не делая много шума из ничего, взял корову за рога, и когда Бербедж пришёл и постучался в дверь, ему было отвечено из-под одеял каплуна: Вильям Завоеватель явился прежде Ричарда III. Любая всякая годится игруну: и веселая ледюшка, милашка Всамраз, влезь да выстони О, и его деликатная пташечка, Пенелопа Богачсон, дама незапятнанных достоинств, и стерва с набережной – пенни за ходку.