великие творения
                   былого

– Всё это чисто академические вопросы, – изрек Рассел из своей тени. – Я имею в виду является ли Гамлет Шекспиром, или Джеймсом Первым, или Эссексом. Подобно спорам церковников об историчности Иисуса. Назначение искусства передавать нам идеи, невыразимую духовную суть. Главный вопрос касаемо произведения искусства – в каких глубинах жизни берёт оно начало? Картины Густава Моро это изображение идей. Глубочайшая поэзия Шелли, рассуждения Гамлета вводят наш разум в соприкосновение с вечной мудростью, платоновым миром идей. Всё прочее – умничанье школяров перед школярами.

Говорил А.Э. какому-то янки-репортеру. Стенка, туды-т её, вдарилася об меня!

– Научные мужи начинают со школярства, – сказал Стефен сверхвежливейше, – Аристотель был школяром у Платона.

– Каковым, будем надеяться, он и остался, – примиряюще произнес Джон Эглинтон. – Он даже видится таким, паинька-школяр с дипломом под мышкой.

Он снова засмеялся к улыбнувшемуся на сей раз бородатому лицу.

Невыразимое духовное. Отец, Слово и Святой Вздох. Всеотец, небесный муж. Хиезоз Кристос, чародей обаяния, Логос, что страждет в нас ежемгновенно. Вот уж и впрямь. Я огнь алтаря. Я жертвенное сливочное масло. Данлоп, судья, благороднейший из всех римлян, А. Э., Оратай, Имя Неизъяснимо, высоко в небесах, И. Х., хозяин их, для посвящённых не секрет, о ком речь. Братья великой белой ложи всегда начеку, нет ли способа хоть чем-то подмогнуть. Христос с его сестроневестой, влага света, рождён оплодотворённой девой, кающаяся софиа удалилась в пустыни буддхи. Изотерическая жизнь не всякому по зубам. О. П. должен сперва отпахать за ту карму, где был бякой. М-с Купер Оукли одним глазком увидела однажды исподнее премного благочинной сестры Х. П. Б.

О, фи! Ва! Pfuiteufel!нем.: тьфу, чёрт! Негоже зырить-то, никак негоже, сударка, кады у дамочки выткнулося споднее.

Вошёл м-р Бест, высокий, молодой, мягкий, лёгкий. Грациозно нёс он в руке блокнот, новый, большой, чистый, лоснящийся.

– Такой паинька-школяр, – сказал Стефен, – найдёт раздумья Гамлета о последующей жизни его принцевой души неубедительным, малозначащим и скучным монологом, подобно мелочёвке у Платона.

Джон Элингтон, гневливо хмурясь, объявил в сердцах:

– Честное слово, у меня вся кровь вскипает, от сравнений Аристотеля с Платоном.

– Который из двух, – спросил Стефен, – изгнал бы меня из своего государства всеобщего благоденствия?

Сбрось ножны с кинжала своих дефиниций. Лошадность есть вещьность вселошадности. Потокам тенденций и эпох они поклоняются. Бог: уличный гвалт: весьма перипатетично. Пространство: то, до чего тебе рукой подать. Через пространства мельче красных телец человечьей крови просачиваются они, вползают, вслед за задницей Блейка, в вечность, жалкой тенью которой есть весь этот овощной мир. Держись за здесь, за теперь, через которое всё будущее валом валит в прошлое.

М-р Бест приблизился, любезно, к своему коллеге.

– Хейнс ушёл, – сказал он.

– Да?

– Я показал ему Жубейнвильскую Книгу. Он просто в восторге, знаете ли, от Песен Любви Хайда. Мне не удалось привести его на дискуссию. Он поспешил к Гиллу, купить и себе.