великие творения
                   былого

— Да что в том призраке?– произнёс Стефен со звонкой энергией.– Некто, истаявший до неосязаемости по причине смерти, отсутствия, смены привычек. Елизаветинский Лондон так же далёк от Стратфорда, как прогнивший Париж от девственного Дублина. И что же за призрак из limbo patrumчасть чистилища для содержания язычников, которых угораздило родиться прежде Христа возвращается в мир забывший его? Кто он, этот король Гамлет?

Джон Эглинтон переместил своё тощее тело, откидываясь назад рассудить.

Сработало.

— В такой же как у нас теперь час дня, посреди июня,– продолжал Стефен, быстролётным взглядом умоляя их выслушать.– Флаг поднят над феатром на набережной. Медведь Соскинсын рычит в яме неподалеку, парижский сад. Матросы, ходившие в плавание с Дрейком, жуют сосиски среди зрителей в партере.

Местный колорит. Запускай всё, что знаешь. Заставь их включиться.

— Шекспир выходит из гугенотского дома на Силвер-Стрит и шагает вдоль берега усеянного пухом лебединой линьки. Но он не останавливается покормить невольную птицу, подгоняющую свой выводок лебедят к зарослям осоки. У Айвонского Лебедя мысли о другом.

Композиция места. Игнатиус Лойола 23 октября 1491, Аспейтия — 31 июля 1556, Рим, святой основатель ордена иезуитов, , подсоби мне, скорее!

— Пошло представление. Актёр, крепко скроенный мужчина с басовитым голосом, выступает из мрака, на нём кольчуга выброшенная придворным щёголем. Это призрак, король, и не-король, и актёр этот – сам Шекспир, который отделывал ГАМЛЕТА все годы своей жизни не из тщеславия, а чтоб играть роль призрака. Он произносит слова обращённые к Бербеджу, молодому актёру, что стоит перед ним, за пределами окутывающего его савана, зовёт его по имени:

Просит внять ему. У него разговор с сыном, с отпрыском своей души, принцем, юным Гамлетом и с отпрыском своей плоти, Гамнетом Шекспиром, который умер в Стратфорде, чтоб тёзка его жил вечно.

— Так неужели ж, спрашивается, этот актёр Шекспир, призрак по причине отсутствия, в одеждах погребённого датского короля, призрака по причине смерти, взывая к имени собственного сына (живи Гамнет Шекспир, он был бы близнецом принца Гамлета), мог не делать или не замечать логического вывода из этих посылок: ты – лишённый наследства сын, я – убиенный король, повинна твоя мать-королева. Энн Шекспир, урожденная Хатевей.

— Но подобное копанье в семейной жизни великого человека...– взвился Рассел.

И ты туда же, честный пятак?

— ...представляют интерес лишь для приходского писаря, а нам главное его пьесы. То есть, упиваясь поэзией КОРОЛЯ ЛИРА, нам нет дела как жил поэт. Что до жизни, то наши лакеи сообщат о ней и без нас, сказал Вильере де л'Айл. Шпионить и рыться в сплетнях актёрских уборных той поры: как поэт пьянствует, сколько у него долгов. Зачем? Нам достался КОРОЛЬ ЛИР: бессмертное творенье.

Лик м-ра Беста, откликаясь на немой призыв, выразил согласие.

Выкусил, сэр, тот фунт, что он одолжил тебе, когда ты изнывал с голоду. Клянусь, мне нужно было. Вот тебе благородный метал. Ну-ну! Большую часть ты выметал в постель Джорджины Джонсон, дочки священника. Укусы cамоугрызений.

Но ты собираешься вернуть?

О, да.

Когда? Сейчас.

Ну... нет.

Когда же?

Я оплатил свой путь. Я оплатил свой путь.

Так держать. Он с того бока вод Бойна. Круче к северу. Ты должен.

Погоди. Пять месяцев. Молекулы все поменялись. Теперь я другой я. Не тот я, что брал этот фунт.

Ша. Ша.

Ведь я, энтелехия, форма форм, остаюсь я благодаря памяти, что под всеми непрестанно сменяющимися формами.

Я, который грешил, молился и постился. Дитя, которого Конми спас от порки.

Я, я и Я. Я.

А. Э. Я. О.